Личный лекарь Грозного царя - Сапаров Александр Юрьевич (библиотека электронных книг txt) 📗

Но за два дня он соорудил мне незамысловатую конструкцию из толстостенного стеклянного сосуда, в который была вертикально впаяна стеклянная трубка, а сбоку торчал стеклянный хвостовик для резиновой трубки, треть сосуда занимала ртуть.

Естественно, при нагнетании туда воздуха ртуть будет подниматься по трубке, и ее высота покажет давление в манжетке, обернутой вокруг руки больного. Была сделана шкала на триста миллиметров, эти миллиметры, в общем, мало отличались от настоящих. Но я собирался перемерить этим аппаратом давление всем моим ученикам, домочадцам, чтобы уточнить погрешность прибора.

Выпускной клапан Кузьме удалось сделать без проблем, а вот с клапанами для груши он застрял и в который раз уже их переделывал, потому что они не держали воздуха. Я не хотел мешать мастеру, но по вечерам меня тянуло в мастерскую как магнитом – очень хотелось наконец услышать, что все готово и работает.

Однако все же проблемы были решены, и я принес всю эту конструкцию, размещенную в деревянном ящичке, в класс и начал измерять артериальное давление своим ученикам.

Через два часа они все уже вполне умело работали с фонендоскопом и грушей и могли сообщить, какое давление намерили. Похоже, что с миллиметрами я практически не промахнулся, потому что практически у всех, в том числе и у меня, давление было в пределах нормы.

Увлеченный своими делами, я почти не следил за ходом переговоров с литовскими послами. Из слов бояр в Думе я знал, что подобные переговоры могут идти месяцами, будут подниматься старинные документы, споры могут идти даже из-за единого слова в титуловании. Но, видимо, государю в данном случае хотелось решить вопрос быстрее, и через неделю переговоров все было решено.

Иоанн Иоаннович принимал титул главы Великого княжества Литовского! Подробностей договора я не знал, но знал одно – что уже практически все идет не так, как в истории моей Родины в прежней жизни.

Уже с деревьев облетали желтые листья, на лужах по утрам появлялся тонкий ледок. Шел пятый год моей жизни в новом мире.

Почти седмица как отправились лодии в Корелу для поисков и начала разработок месторождения медной руды. Заканчивался ремонт в Сретенском монастыре, где в октябре должны были появиться первые студенты и начать свое обучение с изучения нового алфавита и счета.

А у меня в больнице появился новый пациент – Ян Ходкевич, и сейчас я пытался хотя бы немного улучшить его общее состояние перед операцией.

Он со времени моего осмотра еще больше сдал, но все же был настойчив в своем решении оперироваться.

Моя операционная за последние дни претерпела множество изменений. В ней были переделаны окна, и, пожалуй, во всей Москве, кроме царского дворца, таких окон больше не было. Сами стекла не очень велики, но они были собраны в большие оконные переплеты, и помещение казалось непривычно светлым. Над операционным столом висело мое изобретение – металлический круг, на котором стояло несколько керосиновых ламп с большим бронзовым отражателем над ними. По моим прикидкам, их заправки керосином хватит на четыре часа работы.

Кроме того, в операционной стоял легкий запах формалина.

С самого начала своей деятельности хирурга я был озабочен получением хоть какого-нибудь антисептика. По вечерам я пытался устраивать что-то вроде медитации, стараясь вспомнить все, что учил когда-то. И вот все-таки кое-что всплыло в моей памяти. Несложный эксперимент, когда пары метилового спирта, проходя через нагретую медную сетку, окисляются на ней кислородом воздуха в формальдегид. И в результате я получаю вещество, которое можно использовать для множества целей, в том числе и антисептических. А для больных артритами, радикулитом появится новое средство лечения – муравьиный спирт.

Осталось всего ничего – получить метиловый спирт. Пару вечеров я просидел над чертежами и затем пошел к Каркодинову. Тот долго непонимающе разглядывал мои рисунки, а потом вызвал мастера-литейщика, который, в отличие от главы приказа, соображал, что тут нарисовано. Мы обговорили с ним все вопросы, и мне за достаточно умеренную оплату был отлит чугунный котел. С чугуном мастера работали нечасто, с первой отливки у них ничего не получилось, но со второй или третьей попытки все было в порядке, и чугунный котел с плотно закрывающейся крышкой поехал в Заречье. Его сопровождал человек, которого я заставил просто заучить все, что нужно было делать с этим котлом.

А делать нужно было все то же, чем у меня занималась там мануфактура во главе с Антоном, то есть перегонкой. Но на этот раз это была перегонка сухой древесины. Вернувшийся холоп с ухмылкой рассказывал, как его слушал Антон:

– Сергей Аникитович, он, кажись, подумал, что я ума лишился и не то говорю. Как, мол, из сухих дров что-то можно выгнать, деготь только, да и он в котле сгорит. А когда котел вмазали в печь, в него дров положили, крышку на глину тоже замазали, трубку толстую стеклянную в дырку в крышке вставили, печь растопили и когда из трубки чернота какая-то закапала – он в себя до вечера прийти не мог.

Но Антоха был парень соображалистый и быстро понял дальнейшие инструкции. Когда повторно перегнал получившуюся жидкость, он получил уже вполне приличный метиловый спирт. Очищал он его по уже сложившейся технологии, так что мне привезли в стеклянных бутылях литров десять прозрачного метилового спирта. Кстати, в моих инструкциях также было для него передано, что получившаяся жидкость смертельно ядовита и что ее надо держать под замком.

В приказе мы с Арентом собрали несложное устройство, в котором при нагревании пары метилового спирта проходили через разогретую медную сетку, сделанную Кузьмой, и капали уже после змеевика в стеклянную банку жидкостью с таким знакомым мне запахом.

Арент, как обычно в таких случаях, был возбужден. Очень интересовался, что за жидкость мы получили, для каких целей. Моими краткими пояснениями он был явно не удовлетворен, но что ему оставалось делать – только выполнять распоряжения главы приказа. Что он и сделал, перегнав почти весь спирт в формальдегид.

Я успокоил аптекаря тем, что сводил его в Сретенский монастырь на экскурсию – показать, где он будет преподавать студентам. Когда он увидел помещения химической лаборатории, не мог сказать ни слова. Еще бы! Вытяжные шкафы, алхимические печи, полки со стоящими на них колбами, ретортами и прочим стеклом, новые перегонные кубы. Он ходил, трогал все дрожащими руками. И, пожалуй, впервые в его взгляде на меня было видно настоящее уважение.

– Сергий Аникитович, я такого никогда и нигде не видел. Я что, действительно буду здесь работать?

– Классен, я же не могу разорваться, у меня и так будет очень много проблем. Конечно, одного я вас не оставлю, мы вместе будем проводить эксперименты, чтобы получать новые лекарства и улучшать старые.

Так что Арент остался доволен и был настроен продолжить составлять планы для учебы своих будущих подопечных. Он ушел, а мне пришлось еще остаться и удовлетворять любопытство архимандрита монастыря.

Отец Кирилл, как обычно, затащил меня к себе, где мне вновь пришлось продуть ему партию в шахматы. Хорошо играл архимандрит, мне с ним нечего было и равняться. Довольный победой, он с удовольствием продолжил беседу, а затем вдруг сказал:

– Сергий Аникитович, пойдем покажу я тебе одну вещь, стоит она у меня уже лет пятнадцать, надо мне с ней что-то сделать наконец.

Он привел меня в полуподвальное помещение, освещавшееся только тусклым светом из маленьких, забранных решетками оконцев, находившихся под потолком. Когда мы зажгли свечи на канделябре, стоявшем при входе, посреди зала я увидел странное сооружение из дерева и металла и вначале даже не мог понять, что это такое. «Пресс, что ли, какой? Что они тут им отжимают? Вроде виноград здесь не растет… – И тут до меня дошло. – Да это же печатный станок! Ничего себе, вот это вещь!»

Тут отец Кирилл заговорил:

– Видишь, Сергий Аникитович, началось это все, когда государь еще дьякона Николо-Гастунской церкви Ивана Друкаря поставил печатное дело начать. Он тогда святую книгу «Апостол» напечатал, зело мне она понравилась, и попросил я его мне в монастыре такой станок сделать. Начал он его делать, и уже вроде к концу дело подходило, а тут митрополит Макарий преставился, гонения начались – и сбежал Друкарь в Литву, а штука эта так и стоит с тех пор. Сколько денег на нее монастырь потратил, лучше не вспоминать. Так вот мыслю я, что много нужно будет книг для твоей школы, и знаю к тому же, что собрал ты у себя мастеров хороших. Выкупи ты у меня Христа ради эту штуку, доведешь до ума, и к делу она тебе придет.