История - Хониат Никита (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
16. На востоке Пруса, Никея, Лидия, Филомолп, Смирна, Эфес и все места, лежащие в этих границах, признавали над собою власть Феодора Ласкариса. Построив военные {411} корабли, Ласкарис подчинил себе также большую часть островов. Но по договору с Кайхозроем, султаном иконийским, он уступил часть своих владений в пользу тестя его, Мануила Маврозома; в эту часть вошли: отечественный город писателя настоящей истории, Никиты, — Хоны, пограничный с Хонами город — Лаодикия Фригийская, и вся местность по извилистому течению реки Меандра до самого впадения ее в море. Из детей Мануила, сына того самого Андроника, который так деспотически царствовал над римлянами, Давид владел Ираклией Понтийской и всею Пафлагонией, а Алексей в качестве особого государя правил областью, в состав которой входили города: Инэй, Синоп и самый Трапезунт. Атталия составляла также отдельное владение под управлением Алдебрандина, итальянца родом, но по воспитанию и по понятиям совершенного римлянина. Островом Родосом владел опять особый государь. И все они, вместо того, чтобы с общего согласия принять возможные меры и сделать что-нибудь для обороны еще не пострадавших частей отечества или для возвращения завоеванных уже городов, увлекаясь честолюбием и желая называться независимыми владетелями, вооружались друг против друга, своими распрями и взаимным несогласием подавая врагам римского народа отвагу, силу, — можно сказать, даже непобедимость и несомненный успех без всяких пожертвований, так что каждое из {412} многочисленных латинских племен, снаряжаясь на войну против римлян, могло с полнейшей самоуверенностью распевать словами священного писания: погонюсь, настигну, разделю добычу; насытится ими душа моя; обнажу меч мой, истребит их рука моя (Исх. 15, 9). Действительно, организовав какую-нибудь горсть войска и собрав крошечный отряд конницы, неприятели часто нападали на принадлежавшие римлянам острова, зная, что не встретят там ни малейшего сопротивления. Так между прочим какие-то генуэзские пираты, изверги и отребье человечества, негодяи в высшей степени во всех возможных отношениях, постоянные разбойники, злодеи, достав себе, откуда-то пять круглых купеческих кораблей и снарядив двадцать четыре триеры, пристали к Криту; сначала они выдали себя за купцов, а потом оказались неприятелями и без всякого труда захватили в свои руки весь остров. В это самое время султан иконийский Кайхозрой выступил в поход против Атталии, воображая, что город не в состоянии оказать ему достаточного сопротивления, и надеясь взять его без труда при одном своем появлении. Между тем владетель города Алдебрандин, узнав о замыслах Кайхозроя, по совету со своими помощниками в управлении заблаговременно послал в Кипр просить помощи и получил оттуда двести человек латинской пехоты. Когда началось сражение и персидское войско обступи-{413}ло город, латиняне, сомкнувшись в фалангу, неожиданно ударили на персов в помощь атталийцам. Таким образом варвары приведены были в смятение, войско их понесло большой урон убитыми, и Кайхрозрой принужден был отступить, простояв под Атталией лагерем не более шестнадцати дней. В то же время Феодор Ласкарис, собрав войско против Давида понтийского, занял Плусиаду и отклонил этот город, изобилующий опытными стрелками и привычными к военному ремеслу людьми, от покорности Давиду. По всей вероятности, Ласкарис взял бы потом и саму Ираклию и совершенно выгнал бы оттуда Давида, если бы не был поставлен в затруднение известием о нападении латинян, с которыми Давид заключил союз, в помощь Давиду, на город Никомидию. Отвага и желание сразиться с латинянами влекли его в одну сторону, вероятная надежда на полный успех начатого предприятия, — так как он рассчитывал овладеть Ираклией и прочно утвердиться в этом городе, — удерживала в другой. Наконец, после продолжительного и тяжелого колебания, он решил, что гораздо менее риска и гораздо полезнее будет идти на союзников Давида, и поэтому, оставив дорогу, по которой уже шел, поворотил на них. Со своей стороны латиняне, узнав об этом и вовсе не желая встретиться со своим противником лицом к лицу, ночью отступили от Никомидии и возвратились в Византию. {414} Таким образом, Давид недуманно и негаданно избавившись от опасности, которая была к нему так близко и почти уже висела у него на носу, опять крепко засел в Ираклии. В благодарность латинянам за их содействие он послал в Византию несколько кораблей с грузом хлебных припасов и ветчины и при этом, прося у них вторичного вспоможения, умолял их, чтобы в своих условиях и договорах с Ласкарисом они включали и его в число своих подданных, считая всю подвластную ему страну подвластною себе. Мало того, получив в ответ изъявление их согласия на его предложения и узнав, что Ласкарис из Никеи перебрался в Прусу, он, слепо полагаясь на союзное войско, которое ему снова выслано было теперь из Византии, и подвергая как это войско, так и себя самого, новым испытаниям и искушениям, в свою очередь выступил из Ираклии сам в поход и, перейдя реку Сангарий, начал опустошать подвластные Ласкарису пригороды. Через несколько времени Давид воротился, однако, отсюда назад, взяв из Плусиады заложников и заключив несколько человек из жителей этого города в узы за их преданность Ласкарису. Напротив итальянцы, в числе около трехсот человек, решились идти далее и из равнин вступили в горы. Но здесь, близ никомидийских горных трущоб, неожиданно настиг их Андроник {415} Гид*. Произошло сражение. Много раз победа попеременно склонялась то в ту, то в другую сторону. Наконец латиняне были разбиты наголову и частью даже взяты в плен, попав на римский отряд, защищавший горы, и на устроенные этим отрядом засады; так что из всех их не осталось почти ни одного человека, чтобы отнести Давиду известие о таком несчастии. Вдобавок ко всем этим неурядицам Петр де Плашес, о котором мы упоминали выше и который при своем удивительном росте отличался не менее изумительной храбростью, также домогался овладеть городом Пигами. Утверждая, что он имеет будто бы право на этот город, так как владел им прежде, когда латиняне вели на востоке войну против римлян, он пробовал взять его и открытой силой, однако жители, оставаясь верными Ласкарису, отразили его. Тогда он по-видимому отказался от своих притязаний, но на самом деле решился тайными путями достигнуть того, чего не мог взять явным насилием. Перехватив и лишив жизни нескольких человек из враждебных себе жителей города, он тайно и небольшими партиями ввел в Пиги своих сподвижников при помощи одного славянина Варина и его соумышленников, а затем и сам, выждав удобный случай, также незаметно пробрался в город. Немедленно после того он напал {416} ночью на своих противников, прогнал их без всякого труда и овладел всем городом.
Пока здесь шли таким образом все эти дела, латиняне, прибывши в Адрианополь, расположились сначала подле него лагерем, так что для их потребностей устроился и рынок вне города. Потом, утвердив военный союз с римлянами, они обошли несколько городов, пострадавших от нашествия скифов, восстановили их, сколько позволяло время, и, простираясь постепенно далее и далее, проникли в пределы гор родопских**. Не встречая нигде никакого сопротивления и даже совершенно не видя неприятелей, они вступили в крепость Стенимах, освободили оттуда своих соплеменников, которые составляли остаток гарнизона, занимавшего прежде город Филиппополь, и затем пришли опять в Орестиаду. Наконец, поручив Феодору Вране отряд своего войска, латиняне оставили его здесь главнокомандующим, а сами возвратились в Византию и провозгласили своим императором Генриха — родного брата Балдуина, первого константинопольского императора из рода латинян. Таким образом целый год и четыре месяца {417} они оставались в своем общественном управлении без царя и не прежде согласились вручить царскую власть кому-либо другому из своих соплеменников, как получив точное удостоверение о смерти Балдуина. Пусть послушают это римляне, которые каждую минуту готовы возвесть на престол нового царя и при самом возведении обдумывают уже, каким бы образом его низвергнуть, справедливо слывя за это у всех народов матереубийственными ехиднами, людьми, потерявшими всякий смысл, чадами проклятия и сынами беззакония, вооружающимися против самих же себя! Смерть Балдуина произошла следующим образом. Быв взят, как выше сказано, во время сражения со скифами в плен и закован в цепи, он довольно долго содержался в заключении в Тернове. Наконец, когда поднял знамя восстания Аспиет, то это жестоко раздражило Иоанна против латинян, так что, распаляясь в своей злобе постоянно более и более, он дошел, наконец, почти до бешенства. В таком состоянии он приказал вывести Балдуина из темницы, отсечь ему топором ноги по колена и руки от кистей по самые плечи и потом бросить его головою в мусорную яму на съедение птицам, где уже на третий день несчастный мучительно расстался с жизнью. Впрочем, не его только одного Иоанн так бесчеловечно лишил жизни. С такой же немилосердной жестокостью он истребил всех пленников римских, не внимая {418} ни жалобам, ни мольбам их. В том числе погиб и дромологофет Константин Торникий. После взятия Константинополя латинянами Торникий почти по неволе поступил на службу к императору Балдуину и, убежав из плена, в который взят был на войне со скифами, прибыл потом к Иоанну. Он надеялся найти у Иоанна покровительство и даже получить большое значение, так как в былое время часто приезжал к нему послом от римского государства, но встретил такой ласковый прием, что, быв весь изрублен мечами, не сподобился даже и погребения после своей злосчастной смерти.
