Тайная история - Тартт Донна (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
— Папа! — прогремел за моей спиной чей-то голос.
Я испуганно оглянулся. Мимо торопливо прошел, почти пробежал Хью. «Па», — снова позвал он, догнав отца и положив руку на его поникшее плечо. Тот не отреагировал. Процессия уже подошла к катафалку (Генри было не различить среди темных спин), и гроб плавно скользнул внутрь.
— Пап, ну послушай, — не унимался Хью. — Всего одну секунду.
Дверцы катафалка захлопнулись. Мистер Коркоран медленно развернулся. На руках у него сидел малыш, которого семейство называло Чемп, но сегодня присутствие ребенка не приносило ему утешения. На широком помятом лице читалась почти нечеловеческая скорбь. Его усталый, казалось, неузнающий взгляд остановился на сыне.
— Пап, знаешь, кого я сейчас видел? Знаешь, кто приехал? Мистер Вандерфеллер, — торжественно объявил Хью, взяв отца за локоть.
Упоминание этого прославленного имени, которое Коркораны произносили с не меньшим пиететом, чем имя Господа Всемогущего, произвело на отца Хью чудодейственный целительный эффект.
— Вандерфеллер?! Где, где? — воскликнул он, оглядываясь.
Эта августейшая особа, гигантской тенью маячившая в коллективном бессознательном Коркоранов, возглавляла благотворительное учреждение (основанное еще более августейшим дедушкой), которое владело контрольным пакетом акций банка мистера Коркорана. Деловые встречи и эпизодические частные визиты предоставили в распоряжение семейства неистощимый запас «очаровательных» историй о Поле Вандерфеллере, его европейском шарме и неподражаемом остроумии. Остроты, пересказываемые при каждом удобном и неудобном случае, казались мне довольно убогими (охранники в Хэмпдене и те шутили лучше), но Коркораны всякий раз отвечали на них великосветским и, очевидно, искренним смехом. Банни любил начинать разговор как бы нечаянной присказкой: «Когда отец на днях обедал с Полом Вандерфеллером…»
И вот это воплощение величия предстало перед нами в лучах своей ослепительной славы. Я взглянул туда, куда указывал Хью, и увидел совершенно обычного человека, привыкшего, судя по добродушным, снисходительным складкам губ, к тому, что ему беспрестанно угождают. Под пятьдесят, элегантно одетый, ничего особенно «европейского», кроме разве что уродливых очков в роговой оправе и роста, подпадавшего под определение «значительно ниже среднего».
Лицо мистера Коркорана засветилось чем-то очень похожим на нежность. Молча сунув ребенка Хью, он припустил трусцой по лужайке.
Может, из-за ирландского происхождения, а может, из-за того, что мистер Коркоран родился в Бостоне, все семейство ощущало загадочную связь с Кеннеди. Сходство с ними они старательно культивировали (особенно миссис Коркоран с ее прическами и темными очками а-ля Жаклин), но оно имело под собой и некоторую физическую основу: в лошадином овале загорелых физиономий Брейди и Патрика было что-то от Бобби Кеннеди, а остальные братья, включая Банни, были сколочены по образцу Теда — поплотнее, с мелкими округлыми чертами лица, стянутыми к центру. Их нетрудно было принять за каких-нибудь второстепенных членов клана. Фрэнсис рассказывал мне, что они с Банни однажды зашли в один из фешенебельных бостонских ресторанов. Там уже стояла целая очередь желающих, и официант спросил фамилию. «Кеннеди», — бросил Банни, беспечно раскачиваясь с пятки на носок, и в следующую секунду половина обслуги уже металась, пытаясь освободить столик.
И может, дело было именно в этих оживших старых ассоциациях, а может, в том, что раньше я видел похороны только по телевизору и это были исключительно похороны государственных деятелей, но, так или иначе, процессия — длинные, черные, блестящие от дождя машины, «бентли» мистера Вандерфеллера в их числе, — показалась мне смутно связанной с другой траурной церемонией, с другим, известным всему миру, автомобильным кортежем. Мы медленно продвигались вперед. Полные цветов машины с открытым верхом, словно платформы на инфернальном Параде роз, ползли за непроницаемым катафалком. Гладиолусы, пальмовые ветви, пронзительно синие хризантемы. Порывы ветра взметали разноцветные лепестки, и те, словно конфетти, прилипали к мокрым стеклам.
Кладбище находилось рядом с шоссе — ровное и безликое, открытое всем ветрам. Мы выбрались из «мустанга» на замусоренную полосу кармана шоссе и стояли, озираясь по сторонам. Ряды могильных камней напоминали типовые жилые кварталы. В трех метрах от нас по асфальту неслись автомобили.
Облаченный в форму водитель «линкольна» из похоронного бюро обошел машину, чтобы открыть дверцу, и из салона вышла миссис Коркоран, неприступная в своих темных очках. Она, не знаю почему, несла маленький букет нераскрывшихся роз. Патрик предложил ей руку. Спокойная, как невеста, она положила обтянутую перчаткой ладонь на сгиб его локтя.
Гроб выскользнул из катафалка и поплыл, словно лодочка, по волнующемуся морю травы. Желтые ленты на крышке гроба весело трепетали на ветру под беспредельным враждебным небом, гости в молчании тянулись следом. Мы миновали могилу ребенка, с которой ухмылялась выцветшая пластиковая тыква-фонарик.
Над могилой Банни был натянут зеленый полосатый тент, вроде тех, под которыми устраивают вечеринки в саду. Что-то тупое и бессмысленное слышалось в хлопанье брезента на этой равнине мертвых, что-то пустое, вульгарное, животное. Мы остановились, сбившись в неловкие группы. Почему-то я думал, что все будет как-то серьезней. Траву устилал пережеванный газонокосилками сор: клочки бумаги, окурки, одинокая обертка «Твикса».
«Глупость какая-то, — подумал я, охваченный внезапной паникой. — Как это все могло случиться?»
Невдалеке по-прежнему шумела автострада.
При виде слепой глинистой дыры, вокруг которой стояли шаткие складные стулья и высилась груда сырой земли, меня охватил неописуемый ужас. Эта была варварская, бесчеловечная штука… Боже мой. Подлинная суть происходящего приоткрылась мне с мучительной ясностью. К чему все это — гроб, ленты, навес, — если мы просто бросим его в яму, закидаем грязью и уйдем домой? Неужели в этом весь смысл? Избавиться от него, как от мусорного мешка?
«Прости меня, Бан, прости, — подумал я. — Мне так жаль…»
Священник вел службу быстро и деловито. Тент бросал на его бесстрастное лицо зеленоватую тень. Я заметил Джулиана — теперь это точно был он, и он смотрел в нашу сторону. Сначала Фрэнсис, потом Чарльз и Камилла переместились к нему, но я не сдвинулся с места, мне было все равно. Сложив руки на коленях, Коркораны чинно сидели на краю могилы. «Да как они могут? — пронеслось в голове. — Как они могут сидеть рядом с этой жуткой ямой и спокойно смотреть на нее?» Сегодня среда. В десять утра по средам у нас были занятия по композиции — вот где мы должны были быть сейчас. Гроб застыл на краю могилы. Я знал, что открывать его не будут, но мне страшно хотелось, чтобы открыли. Только сейчас я начал понимать, что больше не увижу Банни никогда в жизни.
Словно хор в греческой трагедии, за гробом выстроились черные фигуры. Младше всех в их ряду был Генри. Он стоял, скрестив руки — крупные, бледные руки интеллигента, ухоженные и сильные. Руки, которые уверенно ощупали шею Банни в поисках пульса и шевельнули его голову, словно соцветие на надломленном стебле, в то время как мы, столпившись наверху, следили не дыша. Даже издалека мы хорошо различали скособоченную голову, вывернутую лодыжку, струйки крови из носа и рта. Приподняв большим пальцем веко, он наклонился поближе, стараясь не коснуться очков, сбившихся на макушку. Нога дернулась в последней судороге, забилась мелкой дрожью, замерла. У часов Камиллы была секундная стрелка. Они посовещались, но слов мы не слышали. Опираясь рукой о колено, он, вслед за ней, одолел последние метры, вытер руки о штанины и на наш взволнованный шепот — «Мертв? Точно?» — ответил сухим кивком опытного врача.
«… Господи, сокрушаясь об уходе из жизни нашего возлюбленного брата Эдмунда Грэйдена Коркорана, раба Твоего, мы помним, что и сами скоро последуем за ним. Молим Тебя, ниспошли нам силы подготовиться к этому часу, обереги нac от неожиданной и непредвиденной смерти…»
