Разные дни войны (Дневник писателя) - Симонов Константин Михайлович (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
Когда появился Николаев, полковник, подобрав живот, вытянулся и, почему-то - я только потом понял почему - задыхаясь и волнуясь, доложил Николаеву то же самое, что недавно докладывал Савинов: что на Арабатской Стрелке все в порядке что он отправляет сейчас туда две роты и сам едет туда же.
- А правда ли, что туда вчера переправились немцы? - спросил Николаев.
Полковник сказал, что нет, что там все укреплено, что это неправда.
- А зачем вы тогда переправляете туда еще две роты и едете сами?
- А я еду, - отвечал полковник, - для того, чтобы все было обеспечено.
- Так у вас же там и так все обеспечено, - сказал Николаев.
- Да, но я еще хочу обеспечить.
Николаев усмехнулся сердито и недоверчиво и потребовал, чтобы ему дали моторку, он поедет на тот берег сам. Мы оставили машину и влезли в моторку в сопровождении полковника. Минут через сорок мы высадились на другом, таком же пологом, как и этот, берегу.
У переправы грелись на солнышке минометчики. Тут же, чуть поодаль, отдыхал еще какой-то взвод. Обстановка была совершенно мирная. Еще более мирный вид придавали ей рыбаки, перевозившие нас сюда. Здоровые, молодые ребята с закатанными по колено мокрыми штанами. По их разговору, повадкам, обращению казалось, что все это происходит на рыбалке, и трудно было, глядя на них, поверить, что эти люди всего три дня назад угнали свои лодки от немцев, неожиданно ворвавшихся в Геническ, ушли из родного города, оставив там жен и детей.
В этом месте Арабатская Стрелка представляет собою длинную узкую косу шириной где в полтора, а где в два километра, с большим выступом, километров на семь-восемь, к западу, по направлению к Чонгарскому полуострову. На этот выступ мы и переправились. Теперь, если бы мы хотели добраться до конца Стрелки, до места переправы на Геническ, нам предстояло бы сделать километров двенадцать - четырнадцать. Сначала мы пошли пешком, но километра через два появился грузовик, и мы сели на него. Этот грузовик вела чуть но раздавившая нас, выскочив нам навстречу и затормозив перед самым нашим носом, девчонка в голубом выцветшем платье и белой косынке.
Было еще довольно рано, но день выдался жаркий, сухой, сильно палило солнце. На Арабатской Стрелке стояла тишина. Ни одного выстрела. Вообще ни одного звука. Места пустынные. По дороге встретился всего один хуторок из трех глинобитных домиков. Говорили, что где-то вправо есть еще деревни, но я их не видел.
Километров через пять, там, где выступ переходил в саму косу, мы обнаружили командный пункт батальона. Здесь и началась та неожиданная катавасия, которая заставила меня, наверно, на всю жизнь запомнить этот день.
Во-первых, выяснилось, к большому удивлению Николаева, да и к моему тоже, что прекрасно зарывшийся в землю штаб батальона, защищавшего Арабатскую Стрелку, расположился в девяти километрах от своей передней роты и в четырех километрах позади позиций тяжелой морской артиллерии. Во-вторых, в штабе творилась какая-то несусветица, и, когда Николаев потребовал к себе командира батальона, его не оказалось. Николаев спросил, где же командир батальона. Ему ответили, что командир батальона впереди.
- Что значит впереди? Где впереди? Дайте его к телефону.
Ему сказали, что связи с командиром батальона нет.
- Когда же он ушел вперед?
- Вчера вечером.
- И с тех пор нет связи?
- Да. То есть нет.
В общем, в конце концов выяснилось, что командир батальона пропал без вести, причем об этом боялись доложить.
- Где же он пропал?
Дальше, несмотря на весь трагизм ситуации, все происходило в точности по песенке "Все хорошо, прекрасная маркиза". Выяснилось, что командир батальона пропал без вести потому, что он пошел вперед, в роту. А в роту он пошел потому, что там ночью открылась стрельба. А стрельбу открыли немцы, которые высадились на косе, и говорят, что со всей первой ротой после этого случилось что-то неладное.
- А что сейчас?
- А сейчас неизвестно что.
Старший лейтенант, исполнявший обязанности начальника штаба батальона, только пожимал плечами: он оставлен здесь ждать, и он ждет. Он говорил все это с видом человека, которого оставили посторожить квартиру, пока не вернутся хозяева.
Николаев вдруг побледнел и спросил:
- А почему вы выбрали место для командного пункта батальона здесь? Сами выбирали?
Старший лейтенант сказал, что нет, он выбирал это место с командиром полка.
- А почему здесь? - спросил Николаев у Киладзе.
Тот, заикаясь, сказал, что он выбрал это место здесь потому, что отсюда есть видимость, все хорошо видно и вообще это самая ближайшая горка.
- Вот я поеду сейчас вперед, - сказал Николаев, - а когда вернусь и увижу, что ваш штаб батальона по-прежнему находится на этой ближайшей горке, то я вас расстреляю. Понимаете? - Это он сказал старшему лейтенанту. - А вы, - обратился он к Киладзе, - доложите мне, что у вас тут происходило вчера вечером, сегодня ночью и сегодня утром и почему вы до сих пор не сообщили мне о том, что происходит. Вы сами там были?
Киладзе ответил, что он как раз туда собирается. А не сообщил потому, что рассчитывал ликвидировать это своими силами.
- Что ликвидировать? - вдруг закричал Николаев. - Вы даже там не были! Вы даже не знаете, что там ликвидировать! Есть ли там немцы, нет ли, сколько их, живы ли у вас там люди или не живы, ничего не знаете!
Пытаясь сохранить остатки достоинства, Киладзе сказал, что раз есть приказ не пустить врага на крымскую землю, то он этот приказ выполнит и, какие бы там немцы ни оказались впереди, он пойдет и выгонит их.
Николаев смерил его взглядом и, помолчав, сказал:
- Хорошо, потом поговорим. Поедете со мной.
Этот разговор запомнился мне во всех подробностях, показав, что среди командиров, к несчастью, существуют люди, которые боятся начальства больше, чем противника, и совершенно лишены чувства гражданского мужества.
Как потом выяснилось, Савинов знал, что на Арабатской Стрелке не все в порядке, и еще ночью потребовал, чтобы Киладзе к утру исправил там положение. Его волновало, что Николаев может завтра утром поехать туда и узнать об этом.
Киладзе тоже готов был сейчас говорить что угодно, только бы не сказать тяжелой правды, которой, кстати, во всей ее наготе он и сам не знал. Так получилась цепочка, та самая, из-за которой иногда, приезжая в штаб какой-нибудь части, начальство получает ложную информацию и продолжает считать, что все в порядке, когда на самом деле уже случилась беда, вполне поправимая час назад и уже непоправимая часом позже.
