Свидание на Аламуте - Резун Игорь (книги полностью бесплатно TXT) 📗
– Да…
– Ну вот, на нем меня везли в Союз. Уцелел… Конвой-то разбомбили. Оставаться мне в Мурманске, но Юнгвальда-Войцеховского снова послали обратно, в Англию. Потом на пароходе «Виктория» мои приемные родители отплыли в Индию – Войцеховский решал вопросы выполнения решений Тегеранской конференции. Они поселились в Лахоре, это такой хороший городишко в нынешнем Пакистане. Там одно время жил Тарик Али, известный арабский писатель-диссидент… В общем, после войны Войцеховского отозвали. В сорок девятом, кажется. Тогда многих отзывали. Приглашали в кадры МИДа и брали прямо там, у кабинета.
– Его арестовали?!
– Нет, – со странным равнодушием бросил полковник, выжимая из сигары последние клубы дыма. – Повезло ему. Урки его зарезали в Филипповском переулке. Вычислили на вокзале по кашемировому пальто и чемодану. Одним словом, попал в анналы, как герой. Мать осталась в Индии. Потом мы перебрались в Мадрас… Мать работала секретаршей у лорда Диллингтона, главы британской миссии, была любимицей… поэтому ее никто не тронул. В Индии я познакомился с казаками, потомками купца Афанасия Никитина…
– С кем?!
– Там живет община тех русских казаков, которые еще с Никитиным «за три моря» ходили. В пятнадцатом веке. Между прочим, купчик-то Никитин был агентом тайной московской разведки. Конечно, все переженились на дочках раджей, черные все, русский почти не помнят. Но родину-то не забыли. Там я переболел малярией, два раза был укушен коброй… Они мне и дали новое имя, новую фамилию. Заратустров, понимаешь. Как после второго рождения.
Полковник встал, отбросил в камни окурок и начал распаковывать рюкзак. Он вынимал оттуда трубки и какие-то цилиндры; присев на корточки, ловко снаряжал что-то из них, как из детского конструктора.
– …в пятьдесят шестом, уже при Хруще, я вернулся. Мать вызвал какой-то родственник отца. Да и то: шикарная квартира пропадала, и он надеялся ее распилить надвое. Но мать скончалась, не доехав до Москвы. В Херсоне. В Москву приехал только я. Квартира огромная, мне восемнадцать, образование блестящее. Знаю английский, французский, немецкий, испанский, урду, хинди, фарси… Пустил в квартиру каких-то погорельцев, ночами бродил по Москве. Познакомился с одним мужиком. Посидели в «Арагви», выпили по пол-литре. Он говорит: пьешь ты, однако, красиво… языки знаешь. С такими задатками – и на свободе. Короче, давай к нам. Так я стал курсантом школы КГБ. А потом как-то раз иду домой, вижу – у нашего подъезда в Филипповском сидит женщина. Нищенка. Совершенно седая, в рванье. Босая… ноги коричневые. И я прохожу, а она меня будто внутренним голосом: «Сашенька…» Меня как подбросило…
Заратустров на мгновение умолк, прилаживая красный цилиндр к ножке получившейся конструкции, потом добавил рассеянно:
– Она там, в лагерях, ослепла совсем. Ее по последней амнистии выпустили. Вот стали мы с родной мамой вместе жить. Да недолго только – в шестидесятом она уже померла. Ну, а потом… потом много что было. Опять Индия, Чехословакия в шестьдесят восьмом, Сомали, Ангола, Чад. Всего не перескажешь. Вот после ее смерти я фамилию и сменил в паспорте. Чтоб, понимаешь, просто все начать с нуля. Да, так-то вот…
Он задумчиво смотрел на нависавший над ними скальный карниз. Потер переносицу усталым жестом и без всякого перехода проговорил:
– Махаб аль-Талир – крепкий орешек. Пока всем заправлял Вуаве, он сидел спокойно, ничем не выделялся. Вот мы его и проморгали. И команда у него – шведы. Северный орден Истребителей магов, отборная гвардия Старца.
– Почему шведы?
– Да вот, такие они… Некто Ларс фон Гюгвальд, варяг, из этих, которые на Русь княжить пришли, за каким-то чертом в начале одиннадцатого века затесался в крестовый поход. Награбил себе, сколько мог, и уехал обратно в Швецию. Видимо, ассасины с ним хорошо поработали. После краха ордена в Сирии скандинавы тихо развивались… У них тоже работа была. Помните убийство Улофа Пальме? До сих пор не раскрыто. А этой, женщины, шведской премьерши?! Маньяк-фанатик… Махаб аль-Талир сделал на них ставку, там у него наверху – человек двадцать этих белокурых бестий. А ведь он… Я не хотел вам, Андрей Юрьевич, говорить, но Лунь Ву убил он. Она получила сообщение, проникла в грузовой терминал и наткнулась на него. Он бросил на нее паутину молний, Shock Web… У нее даже ступни обуглились.
Медный вздрогнул. Казалось, скалы услышали крик, вырвавшийся у него изнутри, и ответили эхом. Полковник покачал головой, не глядя на Медного.
– А вот Мари Валисджанс убила подручная Вуаве, та самая Мириам. Которая играла роль «мистера Лукаса». Когда она прикатила за вами и цыганками с детьми, то в багажнике ее «тойоты» уже лежал черный мешок… там – голова Валисджанс. Черт, не хотел говорить, но… но лучше, если вы узнаете это сейчас!
Медный раскачивался, как от зубной боли, обхватив руками подбородок. Все… все они мертвы. У него не осталось никого… Никого, кроме… Олеси?! А она где? И кто она, самое главное? Может, все-таки, ему удастся вырвать ее из этого ассасинского дурмана?
Заратустров между тем закончил работу. Полюбовался на творение своих рук, собранное из пары рюкзаков – его и Медного. На камнях стояли два сооружения, похожие на инвалидные кресла без колесиков, – блестящие, никелированные, обвешанные баллонами.
– Это что?! – с ужасом спросил Медный.
– Это? Стул-ракета… Ну, или УРВП-ОРД-7889-И, «устройство реактивного вертикального передвижения ограниченного радиуса действия, индивидуальное».
– Бог ты мой! Мы что, на нем будем… Откуда это?
– Да ерунда. Что, «бондиану» не смотрели? Там такое показывают! А это – примитивная штука. Вот смотрите: садитесь, рвете чеку… вот тут… этот джойстик на правом подлокотнике…
– Им крутить нужно?
– Экий вы молодой да горячий! – проворчал полковник. – Крутить сильно не надо! Понятно? Запас вертикального хода у него – метров восемьсот. Вертикаль стоит на автопилоте, горизонталь можете джойстиком регулировать, но только очень аккуратно. Шлем, очки – все в комплекте.
Медный рванул было к креслу, но Заратустров его остановил. Цокнул языком, достал из кармана желтый батончик жевательной резинки. Выковырял белую замазку и отеческим жестом залепил ее сначала в одно ухо Медного, потом в другое. И подвел к креслу.
Медный не слышал, как наверху гулко ухнуло, но ощутил, как содрогнулась земля под ногами. Где-то далеко, над ними, сорвался с кручи каменный поток, но прогрохотал по другой стороне скалы. Полковник снова посмотрел на часы, потом пошевелил губами; в его ушах была такая же замазка. Задрав голову, он смотрел, как вершина Аламута затягивается шлейфом черного, непроницаемого дыма, будто невидимый фокусник закрывал этот каменный цилиндр покрывалом. Видимо, чтобы эффектно достать оттуда привычного кролика.
Ощущение сначала было такое, что все звуки этого мира выключили или забили ушной канал ватой до самого дна. Но потом эти звуки начали проступать, фоном: свист нарастающего ветра, шуршание еще катящихся камней. И их прорезал голос Заратустрова, сохраняющий свои интонации, но звучащий каким-то чужим. Голос этот говорил, как догадался Медный, в подсознании. Это была чистой воды телепатия. Только «замазка» делала ее доступной для сознания, дешифровала импульсы в понятные слова. Оттенки речи сохранялись, терялось самое малое – выражение, тембр. Все говорилось словно бы ровным, равнодушным голосом.
И вдруг раздалось:
– «Цезарь», докладывает «Танк»… Завеса поднята! Входы обнаружены, приступаем к проникновению…
– С Богом, ребята… Готовность один!
Медный вертелся в кресле. Наконец он нащупал металлическое кольцо и услышал:
– ЧЕКА!
Он рванул ее. Было сложно описать, что произошло. Под ним все взорвалось ревом, свистом; его голову внезапно вдавило в желудок чудовищным ускорением; на секунду стали литыми, неподъемными веки; прокололо иголочной болью внутри черепа… и вот он уже закачался в воздухе.
Кресло, выбрасывая вниз фонтаны ревущего, белого пламени, поднималось. Оно покачивалось, ходя влево-вправо по незримой оси, но не болталось вокруг нее. Под Медным клубилось теплое облако, обдавая жаром ноги, будто он сидел на банной полке у каменки, которую щедро оплескали водой. Но это было терпимым ощущением. Серые, изломанные контуры скалы плыли перед ним и дрожали в потоках разогретого воздуха. Внезапно впереди, на фоне камней, он заметил фигуру в черном.
