Женщины в его жизни - Брэдфорд Барбара Тейлор (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
– Ты что так уставился на меня? – улыбнулась Камилла.
– Думаю, – сказал он. – Полагаю, что ты могла бы легко сойти за тридцатишестилетнюю. – Он наклонился над столом и приблизил к ней свои холодные серые глаза: – Так вот, знай! Ты подходишь для этой роли, нет, ты даже выглядишь для нее чересчур моложаво.
Она расхохоталась.
– Я это вполне серьезно. Честно тебе говорю.
– Замолчи. Лучше расскажи сюжет. Хорошая роль могла бы оказаться как раз тем, что мне требуется для излечения от моей хвори.
Позднее, лежа в прохладных простынях в своей постели, Камилла размышляла о фильме. Дэвид Мейнс заинтриговал ее. Пожалуй, надо позволить ему предложить ее кандидатуру продюсеру. Да, надо всем этим стоит подумать. Признавшись Дэвиду, что хорошая роль могла бы ее излечить, Камилла сказала правду.
Камилла Голленд любила свою работу, и актерская карьера всегда имела для нее первостепенное значение. Безусловно, от нее она получала наибольшее удовлетворение по сравнению со всем прочим в жизни. Оба ее мужа никогда не были способны это понять, что и привело к двум разводам. В ее карьере, славе и огромном успехе они видели для себя угрозу. Один Чарлз Маллингем понял, что для нее означало играть, осознал ее глубочайшую потребность жить в образе на театральной сцене или перед кинокамерой и дарить себя, просвещая или развлекая публику. Она встретила его в начале своей карьеры и была с ним обручена, когда он в сорок девять лет вдруг упал замертво от инфаркта сердца. Ей тогда было двадцать три. Но она никогда не замечала разницы в возрасте между ними и тяжело переживала его смерть. Крупный банкир, Чарлз был вдов и бездетен и оставил ей большое наследство, сделав ее очень богатой молодой женщиной.
Чарлз был единственным мужчиной, кого она любила в своей жизни, помимо Максимилиана Уэста. Когда она впервые встретила Максима в Париже в 1959 году, то сильно увлеклась им. Можно сказать, по уши влюбилась. Но он никогда даже не замечал ее, его глаза смотрели лишь на Анастасию. И она, будучи женщиной прагматичной, продолжала жить как жила, похоронив свое чувство к Максиму и успев дважды побывать замужем за другими мужчинами. Ее первым мужем после смерти Чарлза был Роланд Виккеро, английский актер; вторым – Питер Джарвис, театральный режиссер весьма скромного дарования. Камилла и Максим стали друзьями и оставались ими на протяжении многих лет; он время от времени помогал ей советами по части капиталовложений. Но, к ее немалому разочарованию, между ними никогда ничего не было. До сентября 1980 года, с которого минуло ровно десять месяцев, когда они невзначай встретились в Нью-Йорке.
Максим несколько раз приглашал ее поужинать, и однажды, к ее изумлению и радости, они вступили в связь. Она была в экстазе. Он был так мил и внимателен, обольстителен и очарователен, оказался таким пылким любовником, посылал ей цветы и книги и даже подарил дорогое ювелирное украшение. В декабре он прислал ей бриллиантовую брошь от Картье, как раз перед тем, как улететь в Лондон, где он должен был провести Рождество с Анастасией и детьми.
Когда он возвратился в январе в Нью-Йорк, он был холоден, не реагировал на нее, больше не проявлял к ней никакого интереса. Ни с того ни с сего с пугающей прямотой и резкостью он объяснился, заявив, что между ними все кончено. Когда же она спросила, что послужило причиной, он стал уклончив, холоден как лед и отказался от разговора. Она увидела в нем жесткость, которая убивала ее. И, несмотря на это открытие, ее чувства к нему остались неизменны. Однако у нее не было альтернативы, и она сдала позиции без борьбы и продолжала мирно жить дальше.
Спектакли в театре на Бродвее с Камиллой в главной роли шли до начала марта, а потом она улетела в Калифорнию на церемонию награждения в Американской Академии. Двумя месяцами позже, с гордостью неся свой «Оскар», она улетела из Лос-Анджелеса в Париж, где у нее была квартирка, выручавшая ее много лет.
Камилла беспокойно повернулась на другой бок. Сон по-прежнему не шел к ней. Из головы не выходил сценарий, который писал Дэвид, и она говорила себе: да, хочу играть в нем, и к дьяволу Максима Уэста. При мысли о Максиме к глазам подступили слезы. Она заплакала в подушку; и острая боль в душе вдруг утихла. В глубине сознания она понимала, почему он прервал их отношения. Он все еще любил Анастасию. Она это знала, даже когда их роман был в разгаре. Он всегда будет любить Анастасию, и только ее.
Нетерпеливо сбросив простыню, она пошла в ванную, взяла из коробочки бумажную салфетку, промокнула глаза, высморкалась, плеснула на лицо холодной воды.
Любить равнодушного мужчину – попусту тратить время. Она так никогда и не пришла в себя после проявленного к ней безразличия тогда, в январе, когда Максим возвратился из Лондона. Ну его к дьяволу, прошептала она, твердо решив дать согласие сниматься в фильме. Завтра она скажет об этом Дэвиду, когда он приедет, чтобы перевезти ее к себе на виллу.
Работа сгладит мои муки, сказала она себе, гася свет в ванной и возвращаясь в постель.
51
Трудно было объяснить таксисту, куда она хотела попасть. Эта большая белая вилла на горе до сих пор оставалась безымянной. Она расплатилась с шофером и толкнула створку железных ворот. Звякнул колокольчик, она кивнула привратнику, высунувшемуся на звук из своей сторожки. Старик низко поклонился, коснувшись рукой своей темно-красной фески. Камилла улыбнулась, еще раз кивнула и стала быстро подниматься по пандусу, гравий шуршал у нее под ногами.
Вилла стояла на склоне холма, ее беломраморные колонны словно лоснились в лучах полуденного солнца. Травка газона, опрыснутая из спринклеров, установленных Дэвидом, ярко зеленела под цветущими кустами и деревьями. Цветы, яркие, сочные, буйные, радовали глаз. Она жила на вилле уже три недели, но все еще не свыклась с красотой дома и видом вокруг. В доме было полно книг и картин и прочих бесценных трофеев, собранных Дэвидом за годы писательских скитаний по белу свету.
Камилла обернулась, подойдя к ступеням, ведущим к наружной двери, и по ее лицу, как обычно, пробежала довольная улыбка. От виллы по склону круто сбегали ярко-зеленые лужайки, обсаженные эвкалиптами и апельсиновыми деревьями, а далеко за каменной стеной едва виднелись крыши Танжера. Дальше тянулись белесые песчаные пляжи и аквамариновое Средиземное море.
Когда она вошла внутрь, в помещениях царила тишина.
В холле она кинула свертки на инкрустированный перламутром столик и прошла в гостиную. Жалюзи были опущены, дабы солнце не накаляло помещение, и она часто заморгала, привыкая к прохладным потемкам после яркого света улицы.
С первого дня, как переехала сюда, Камилла дала этой комнате название «комната мятного чая» за приятные зеленые тона шелковых штор на белых стенах. На белом мраморном полу лежали коврики более густого зеленого цвета; шелковые подушки различных оттенков зеленого были в беспорядке разбросаны на белых мягких диванах и креслах в стиле Людовика V, также обтянутых тяжелой белой декоративной тканью. Огромные фикусы и какие-то тропические растения с мясистыми темно-зелеными листьями стояли в медных кадках у всех окон. Яркими цветными пятнами в этой прохладной комнате были картины, полки с книгами, белые керамические вазы с множеством цветов, собранных на небольшой лужайке за домом.
Она порадовалась и посмеялась про себя, когда взгляд ее упал на низенький марокканский столик со старинным серебряным чайником и стаканами в серебряных подстаканниках филигранной работы.
«Ты назвала ее комнатой мятного чая, и отныне она станет ею навсегда», – сказал Дэвид пару недель назад, и с тех пор Фатьма либо Меноубах ежедневно сервировали здесь к концу дня чай. Это был новый ритуал, который надлежало соблюдать, однако она и Дэвид не всегда ему следовали.
Прикрыв дверь гостиной, Камилла направилась в библиотеку Дэвида, откуда доносился стук пишущей машинки: он вбивал новые слова в свой сценарий. Дэвид по старинке писал на древней электрической машинке, никаких новомодных электронных средств, диктофонов и компьютеров этот кузнец слова не признавал.
