»Две жизни» (ч.III, т.1-2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗

И Франциск показал нам несколько изумительных работ, образцы которых я видел уже на книжке брата Николая, в руках И. и Али и имел сам. Рыцарская вежливость Франциска, который старался не показать нам, что замечает, как мы сконфужены нашим глупым мальчишеским поведением, помогла нам овладеть собой, и я сказал ему:

— Просить у вас прощения, когда мы уже прощены вами, дорогой Франциск, язык не поворачивается. Я думаю, что правильно выражу свои и Станислава чувства, если поблагодарю вас за снисходительность к нашему мальчишеству. Мы были счастливы мчаться за вами, предвкушая удовольствие увезти вас с собой к И. в Общину.

Каждый из нас мечтал, что именно его мехари будет иметь счастье нести вас на себе.

— Спасибо, дорогие мои. Ваши мехари пригодятся сегодня очень и очень, но только не мне, а двум несчастным людям. Как нельзя более кстати прислал вас сюда И. Подождите меня в моей комнате несколько минут. Я успокою моих малюток, отдам распоряжение о ваших мехари и моих путниках и вернусь к вам.

Мы прошли в комнату Франциска теперь уже так сдержанно, как будто мы ступали по священной и зеркальной земле.

— Экий я невоздержанный человек, — с досадой сказал Бронский. — Мои нервы, точно старые клавиши, пляшут от легчайшего прикосновения.

— Ваши хоть с клавишами могу быть сравнимы, Станислав. Я же хуже старой гитары.

Тронь одну струну — все загудят, не разберешь и строя.

Каждому из нас захотелось помолчать. Мы сели на маленькие креслица Франциска и через несколько мгновений какую же тишину, легкую, благодатную, особую тишину его комнаты, мы ощутили! Мне казалось, что в этой комнате все говорит: "Любите, и благо вам будет".

— Левушка, все в этой комнате мне говорит: "Ищите, ищите, трудитесь любя — и придете к знанию, что все благо", — раздался вдруг голос Бронского.

Я не успел ему ответить — в дверях стоял Франциск, улыбаясь нам. Пристально посмотрел он на Бронского и сказал ему:

— Да, да, друг. Для вас не одна эта, но еще несколько жизней пройдут все в исканиях. И все ваши искания — все будет Любовь, которую вы понесете людям в искусстве. Ищите не только приспособлений, как вынести людям новые методы понять и передать гениальные произведения великих творцов. Но ищите как расширить сердца толпы, увлечь в такую гармонию, чтобы каждый своим сердцем проникал в то слово, что вы говорите, в те действия, что вы творите. Пусть двери вашего сердца откроются так широко в каждой встрече, как я сейчас открываю вам двери моего сердца.

Франциск подошел к Бронскому, обнял его, подвел его к своему красному столу и поднял крышку. Как и в первый раз, я увидел на нем полукругом стоящие высокие чаши, среди которых возвышалась красная чаша с горящим в ней огней. Взяв в руки эту чашу, Франциск опустил ее на голову преклонившего колени Бронского.

— Много раз лилась слеза твоя, сын мой. Много раз приходилось тебе приносить черные жемчужины в ожерелье Матери Жизни. Но не смущайся духом. И розовая и черная жемчужина — все единая Жизнь, единая Радость. Сейчас перед тобой новая жизнь. Много труда, здоровья и усердия вложил ты в течение своих жизней, чтобы нести и выносить в толпу зерна благородства и помочь человеку искать искусство в себе, а не себя в искусстве. Твое искусство пробило во многих людях новые борозды знания, помогло им, ища искусство в себе, найти Бога в себе. Путь твой да будет отныне освещен и моей помощью. Поедешь в дальние Общины, чтобы увидеть бездну человеческого горя, бездну человеческой слепоты. Там поймешь, что можно ходить у Света, искавши его всю жизнь, прийти к черте его — и все же не достичь освобождения от предрассудков, и не иметь силы видеть там, где много ниже стоящий по достоинствам и знаниям не только видит, но входит и действует.

Перенеси в себе не муки и радости героев, что изображаешь на сцене, чтобы их высочайшим благородством побуждать людей к новым достижениям в красоте. Но любя вне пределов формы и времени, неси огонь своего Бога и разрывай условное в человеке. Пусть рождается скорбь от свиданий с тобою людей. То только их форма, их путь, ибо иначе разорвать своего условного они не могут. Форма же твоего пути — не земля, не ее законы, а Беспредельное, где труд не условность, но путь веков, и в нем звук-слово не знак внешнего призыва, что ты даешь людям, но действие сердца, огонь которого я беру в свою чашу, и переливаю тебе в сердце мой огонь.

Я услышал как бы стон Станислава, упавшего к ногам Франциска, точно его сразила пуля. Но через минуту, поднятый сильной рукой Франциска, он коснулся губами красной чаши, которую держал в руках Франциск.

Бог мой, что за лицо было у Бронского! Я вторично видел Бога в простом человеке, как видел Его недавно в лице Беаты. Не сознавая, что я делаю, я подошел к Бронскому и поклонился ему до земли.

Я точно провалился куда-то, увидел на мгновение Флорентийца, ощутил его мощное объятие — и очнулся на руках Бронского, укладывавшего меня на диван.

— Это ничего, вы напрасно встревожились, это вовсе не припадок, — услышал я голос Франциска, — это его награда за самоотверженную любовь к вам, за преклонение перед вашим страданием и вашими трудами веков. Вот он уже и глаза открыл, смотрит весело, как не могут смотреть больные.

Я понимал, что Франциск видел все, что со мной произошло, но так как он не сказал об этом ничего Бронскому, я понял, что и мне надо сохранить в тайне все сейчас пережитое.

— Теперь мы зайдем к детям в трапезную, немного поговорим с ними и только тогда пойдем к И. Вы не беспокойтесь, мои дорогие, мы будем вовремя и никого не заставим ждать, — прибавил он, подметив в Бронском некоторое беспокойство о нашем промедлении. — Вас беспокоит, что И. послал вас сюда на мехари, и вы думаете, что быстроходные животные предназначались именно для того, чтобы скорее доставить меня в Общину. Вас беспокоит, Станислав, что вы неточно выполняете приказ И. - снова обратился Франциск к артисту. — Сосредоточьтесь, думайте об И., и, когда мы пойдем в Общину, по дороге я постараюсь помочь вам разобраться в ваших мыслях, которые к тому времени накопятся в вас обоих, и найти правильное решение беспокоящего вас сейчас вопроса.

Мы вошли в трапезную, где дети и карлики пили молоко со сладким хлебом.

Неожиданное появление всеобщего любимца вызвало восторг не только детворы и карликов, но и всех сестер и братьев Общины, несших свое дневное дежурство.

Где бы и когда бы ни появлялся неожиданно Франциск, никакая дисциплина не могла удержать маленьких людей — они мгновенно бросали все, кидались к нему, и через минуту он буквально исчезал под грудой виснувших на нем тел. Много раз я видел эту картину неудержимого влечения людей к Франциску, испытывал его сам, трепетал, что больное тело его не выдержит натиска лилипутов, и всегда развязка бывала одна и та же: приникнув к своему другу, маленькие люди складывали в умилении ручонки, становились полукругом вокруг него и ждали в полной тишине, когда он заговорит. И на этот раз повторилась та же сцена, но сегодня она на меня подействовала особенно сильно.

Глядя на умиленные личики детей и на не менее умиленных карликов, из которых некоторые встали на колени, что-то про себя бормоча, иные, раскрыв свои уродливые рты, тяжело дышали, точно бежали десяток верст, третьи, вытянув моляще руки, старались обратить на себя внимание Франциска, я подумал: какое это было бы ужасное зрелище, если бы можно было рассматривать его как одно внешнее явление! Толпа прелестных детей, перемешанных с самыми уродливыми карликами, которым ум едва соглашался приписать человеческие имена! Каким же духовным великаном должен был быть этот человек, чтобы, не употребляя никакой власти, побеждая одной любовью, овладевать той крошечной искрой Божества, что тлела в этих несчастных, более чем полуживотных существах, и увлекать их в красоту, слов о которой они не слыхали за всю свою несчастную жизнь.

Я старался вникнуть в самую глубь этой встречи Титана Любви с лилипутами. И красота, величие героического подвига этого человека, отдавшего всю свою жизнь, не только душу, на помощь и просветление этих духовно немощных, поражала меня как совершенно невозможный и невообразимый для меня феномен героизма.