Чертово колесо - Гиголашвили Михаил (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗
То, что он вначале принял за зимний сад, оказалось магазином мрамора: пирамиды, шары, колонны и кубы, раскиданные среди кустов и листьев, продавались за тысячи. Значит, у кого-то есть такие сады для этого…
В магазине яхт у него вежливо поинтересовались, для судна какого водоизмещения он желает выбрать оборудование.
— Пока еще не знаю, — с достоинством ответил Нугзар и прогулялся по залам среди блеска ручек, поручней, плафонов, перил, люстр, рулей, якорей, барометров, иллюминаторов.
Осмотр ювелирных салонов и валютных будок он оставил на потом, один раз, впрочем, очень внимательно исследовав герметичную будочку, в которой коротко стриженный меняла в красном галстуке манипулировал с валютой.
Но что вообще делать?.. Скоро виза и бабки станут проблемой… Очевидно, надо вернуться в Союз, взять спрятанные цацки и деньги, сделать визы и уехать, уже надолго. «За деньги сейчас все возможно сделать» — вспомнил Нугзар слова Лялечки. Лишь бы не было розыска на них… Если ехать — только на поезде, из Ленинграда.
Они встретились с Сатаной, пообедали на улице, причем Сатана, поджимая ноги и давая проехать «порше» и «мерседесам», говорил с набитым ртом:
— Приятно, черт побери! Все вежливые! И газов нет совсем! И воды много, клянусь мамой! — и показывал Нугзару украденные в сувенирной лавке серебряные ложечки.
Нугзару это, как всегда, не понравилось:
— Можно влипнуть, для чего тебе это?
Но Сатана все равно несколько раз за день забегал в отель, чтобы опорожнить карманы от всякой мелочи, которую таскал всюду, удивляясь глупой доверчивости голландцев:
— Их глаза надо глазами поймать на секунду — и все, бери, что хочешь!
— Сюда еще не доехали наши сограждане, — усмехался Нугзар. — Как доедут — все, хана Голландии! Смотри, не попадись!
Но Сатана отмахивался, хлопал по спинам хлипких барыг и запанибрата здоровался со всеми полицейскими, которые чинно гуляли по двое с тюльпанами в петлицах или же медленно катили в открытых машинах, следя за тем, чтобы барыги не выползали за пределы своего Розового квартала, а рокеры не обижали педерастов.
Сатане очень не понравилось, что ночью во многих магазинах сновали туда-сюда, как привидения, здоровенные псы:
— И не залезешь!..
— Охрана! Это настоящая страна и настоящие собаки, не то, что наши двуногие! — усмехался Нугзар, зная, что Сатана боится собак (был покусан в детстве).
Пока Сатана воровал или трахался, Нугзар сидел где-нибудь на солнышке, думал о разном. Хорошо, что он не нашел в ту ночь Смоленское кладбище, хотя довольно долго петлял с Гитой по ночному Питеру. Вернее, не хотел найти. Она не понимала, в чем дело. А он искал кладбище, хотя был уверен, что не отыщет его… В конце концов отпустил ее, хотя внутри все кричало, что нельзя оставлять такую тайну в памяти проститутки. Безрассудно! Но он все равно отпустил, предупредив напоследок, что если она проболтается о гинекологе, ее ждет верная смерть. Дал телефон Тите, который еще раньше, в первые дни приезда, обещал пристроить девицу к хорошей кормушке. «Поживи, осмотрись. Поймаешь фирму, финна или бундеса — и лети!» — сказал Нугзар на прощание, дав ей денег и присовокупив к серьгам то кольцо, которое должен был отдать Сове. Гита шепнула ему в ухо: «Всегда твоя, когда хочешь, где хочешь, твоя, мой хозяин».
В другой раз в кафе, пристально разглядывая огни каналов, Нугзар попытался объяснить себе, что он испытывает тут. Он словно возвратился в детство, в сказку, которую потерял, а сейчас вдруг обрел. Английский, на котором приходилось разговаривать, тоже напоминал о детстве. И он мурлыкал какие-то английские побасенки, вылезающие из глубин памяти, и удивлялся, что может, оказывается, не только понимать этот язык и довольно сносно объясняться на нем, но и помнит многое, чему его учила когда-то полная одышливая Изольда Францевна.
Через пару дней Нугзар уже узнавал здания на улицах — они вставали перед ним внезапно, как люди, вышедшие погулять, или следовали за ним по пятам, чтобы вдруг забежать вперед и оказаться перед глазами. Порой ему казалось, что он в каком-то новом Ленинграде — светлом, очищенном и украшенном. Почему-то часто вспоминалась мать, рано умершая, никогда не узнавшая, что на свете есть много чего, кроме кухни, стирки, уборки. Он думал и о жене, которую вывезет сюда, едва появится возможность.
И горевал о том, что столько лет прошло даром — в темноте и тесноте, в грязи и гонке!.. Сумеет ли он врасти в эту новую жизнь? И что для этого надо сделать?! Нугзар чувствовал, что тут многое не так, как там, откуда он родом. Но главное — тут он мог быть самим собой. А там он должен быть тем, кем должен быть. Тут маска не нужна, а там следовало носить ее постоянно, да еще следить за тем, чтобы никто не содрал ее насильно. Прошлая жизнь казалась куцей и малой. Здесь был открытый новый мир. Конечно, чтобы жить в нем, нужны деньги. Но это уже другой вопрос.
Как-то Нугзар сидел в одном уютном баре, где под потолком был натянут невод, в котором трепыхались купюры разных стран. И понял, почему ему так хорошо — лица у людей вокруг, без исключения, спокойны, улыбчивы. «А кинуть бы вас в нашу мясорубку! Какие там у вас станут рожи!..» — с горечью вспоминал он тех, с кем общался в той, уже ставшей далекой жизни, похожей на сельский перрон, где унылые пассажиры с озабоченной тревогой ждут поезда, но никому неизвестно, когда он будет и будет ли вообще: кассир Вася сказал, что скоро, а мусорщик Федя думает, что не скоро…
И в зонах, и на свободе Нугзар лишь рычал и скалился. Ему надоело видеть вокруг одни разверстые пасти и дымящиеся клыки. Он хочет видеть лица, а не гримасы, улыбки, а не кровь. «Прожить остаток жизни надо тут, без грабежей и воровства!» — в который раз подумалось ему.
В один из своих одиночных походов по городу Нугзар провел два часа в музее мадам Тюссо. Особенно поразил его Наполеон, тщедушный, со щербатым лицом и безвольными ручками — настоящая мокрая мышь. «Если такая тварь могла повелевать миром, неужели я не смогу выжить тут, найти себе место и кусок хлеба?» — Мысль не показалась неожиданной. И когда Нугзар в задумчивости перешел в следующую комнатку, где на оттоманках лежали за кальянами восковые тираны, он уже знал, что выжить сможет, и не только выжить, но и жить по-человечески — надо лишь захотеть.
Неделя в Амстердаме истекала. Скоро надо собирать вещички. Копаясь у себя в сумке, Нугзар наткнулся на полупустую сигаретную пачку, где между фольгой и картоном была спрятана марка, взятая в столе у гинеколога.
«Чем черт не шутит?» — решил он проверить марку и наутро ушел из Розового квартала (откуда Сатану было не вытащить за уши), добрался до городского музея, где, по словам оливкового портье, обосновались филателисты.
Погуляв по свежим и чистым с утра улочкам, Нугзар нашел магазин марок. Осмотрел стеллажи с альбомами и книгами, плакаты. Афиша аукциона, расписание продаж и обменов. Это обилие говорило само за себя: раз столько шуму, значит, много людей занимаются марками, в которых он сам ничего не смыслил.
Нугзар вытряхнул свою невзрачную марку из сигаретной пачки на ладонь и стал дожидаться, пока болтливый старичок с лупой-моноклем на лбу закончит обстоятельно рассказывать двум подросткам, где можно купить серии всех Олимпиад. Отпустив парнишек, старичок обернулся к Нугзару:
— Чем могу служить господину?
Тот молча показал ему марку. Старичок взял ее пинцетом, не успел сдвинуть на глаз свой монокль, как моментально опять задрал его на лоб и воззрился на Нугзара:
— Откуда у вас это, смею спросить?
— От дедушки. Старичок, пробормотав:
— Ах, дедушка! Понятно… Ваш дедушка был очень мудрым человеком, — вновь опустил монокль на глаз и стал внимательно изучать марку, с благоговением переворачивая ее пинцетом.
Наконец он окончательно задрал монокль на лоб, снял с полки толстый каталог, порылся в нем, нашел какую-то фотографию и, уложив марку рядом с каталогом, начал сравнивать через лупу: вперялся в марку, водил над ней лицом, словно обнюхивая ее.
