Мираж - Рынкевич Владимир Петрович (электронная книга .TXT) 📗
— Вот пусть Великий князь его и берёт, — сказал Шатилов.
1924
1
«Распоряжение
генерала Врангеля
№14
г. Сремски Карловцы 21 марта 1924 года
1. Генерал от инфантерии Кутепов освобождается от должности моего помощника и начальника Галлиполийской группы в Болгарии.
2. В течение долгих страдных дней Генерал Кутепов был моим неизменным соратником. В памятные дни тяжёлого отхода Добровольческой армии зимой 1919 года, в незабвенные месяцы борьбы в Крыму летом и осенью 1920года войска Генерала Кутепова вписали бессмертные страницы в историю нашей борьбы. Огромная воспитательная работа в Галлиполи дала возможность сохранить армию в изгнании.
Ныне русские люди за рубежом объединились вокруг имени Того, в Кого вложены упования сотен тысяч русских людей. Его именем осенена работа национальных русских сил. К этой работе привлекается и Генерал Кутепов. В сознании огромной важности предстоящего Генералу Кутепову дела я расстаюсь с ним как непосредственным моим помощником.
Дорогой Александр Павлович! Ныне общее руководство национальным делом ведётся уже не мною. Ты выходишь из моего непосредственного подчинения и не будешь уже руководить теми, кого неизменно водил в бой и закаливал в Галлиполи, но верю, что Сердце Твоё останется с нами и когда протрубит сбор. Ты снова будешь среди нас.
Генерал Врангель,
Генерал Абрамов».
2
В агентстве Дымникова появилась ещё одна табличка на двери комнаты, соседней с кабинетом директора: «Главный бухгалтер Воронцов М.П.».
Леонтий и Мохов сидели над картой Парижа.
— Сведения совершенно точные, — говорил Мохов. — Кутепов занял квартиру на улице Русселе, 26.
— Если так, то сразу слежку: когда выходит, с кем ездит, куда, с кем встречается, где бывает, где прогуливается. В общем, всё. Ты, Коля, будешь руководить, а наши французы — исполнять... Они уже знают, что мы хотим, и поймут смысл слежки. Когда узнаем всё о передвижениях генерала, придумаем план. Впрочем, я уже над ним думаю. Сюда генерала не повезём. Сниму дом под Парижем. И хочу привлечь Воронцова, а то нас мало.
В кабинет постучали, и вошёл Воронцов.
— Вот и он. А где твои бухгалтерские книги? Как в этом месяце?
— Пока идём с прибылью. Без книг я, Леонтий, потому что хочу с тобой очень серьёзно поговорить.
— Держу пари, что я хочу с тобой поговорить ещё более серьёзно. Оставь нас, Коля, мы будем выяснять, у кого дело серьёзнее.
Оставшись вдвоём, несколько замешкались, с какого же самого серьёзного вопроса начинать.
— У меня вопрос жизни и смерти, — сказал Воронцов.
— Странно, однако у меня тоже.
— Тогда, Леонтий, начинай ты, как директор.
— Я давно решил убить Кутепова, — сказал Дымников и замолчал, наблюдая за реакцией собеседника. Но тот был спокоен.
— Продолжай, — сказал он. — Я слушаю.
— Я предполагал, что ты мог отвергнуть саму идею убийства.
— Мы с тобой столько убили людей, наверное, многие из них были лучше генерала Кутепова. А он сейчас очень вреден и опасен. Пытается вызвать диверсионную войну против России. Не могу понять, почему люди, окружающие его, не объяснят ему, что в этой войне нет победы. Будут только трупы наших лучших офицеров, согласившихся выполнять задание Кутепова, будут погибшие люди в России. Он не свергнет советскую власть, а лишь вызовет ненависть всей России к нам.
— Максим, я хочу, чтобы ты участвовал с нами в этой акции. Не палачом, конечно. Нас мало, и требуется помощь в наблюдении, в охране.
— В этом смысле я не щепетилен. Вполне могу всадить пулю в этого любителя убивать. У вас уже есть план?
— Плана нет — он же только что переехал в Париж. У меня пока есть идея. Я хочу, чтобы это было не просто убийство из-за угла, а нечто вроде процесса с заранее известным приговором. Хочу выслушать его и понять. Поэтому спланируем похищение, отвезём в тайное место. Вот так. А теперь давай вычислять, чьё дело более серьёзное.
— В этой комнате мы только что говорили об убийстве, и я не могу здесь же открывать тайны своей души, говорить совсем о другом, о человеческом.
— Время — вечер. Имеем право отдыхать.
Они шли сквозь лиловые парижские сумерки, местами уже пробитые весёлым светом фонарей. Вокруг смеялись, целовались, пели, пили вино и кофе. Высоко над головами вознёсся плакат: «Голосуйте за левый блок Эррио!»
— Что ж, начинай, Максим.
— Только не надо шутить. Мы с Зиной решили обвенчаться.
— Да. Над этим шутить нельзя. И я вообще ничего не скажу по этому поводу. Не буду ни отговаривать, ни поддерживать. Такие серьёзные жизненные проблемы человек решает сам.
— Я этого и не жду от тебя. Я хочу попросить, чтобы ты своим авторитетом в агентстве как-нибудь повлиял на Мохова, Шигарина, других. Я всё о ней знаю. Мы много говорили с ней. Она понимает, что брак — это её долг перед Богом и людьми. Хочет идти со мной под венец и быть матерью моих детей. Но мать помешала любящим соединиться, то и здесь могут всё разрушить разговорами.
— Всё сделаю, Максим. Будет настоящая хорошая свадьба.
На другой день Леонтий, улучив момент, от души поздравил Зину, но всё же позволил себе спросить:
— Ты собираешься рожать? Почему же раньше не рожала?
— Если б, будет кончать с каждым клиентом, то ей надо бросать работу, а в Париже вообще рожают только по заказу. Европейская техника.
3
Каждое утро в 9 часов к его дому подъезжало такси. Всегда разные машины, разные шофёры, но всегда шофёры — бывшие офицеры-галлиполийцы.
Он ехал в свою канцелярию на Рю де Карм, где в скромном доме на 2 этаже все уже были на местах: начальник канцелярии князь Трубецкой, помощник по секретной работе полковник Зайцов и секретарь поручик Кривский. В кабинете на столе все необходимые бумаги, в отдельной папке срочные, а секретные приносил Зайцов.
На календаре чёрным карандашом: 12.00. И обведено многозначительным кружком.
— Сегодня особый день, — сказал Кутепов, приветствуя Зайцова. — И солнце светит ярче и веселее.
— Чем же этот день особый, Александр Павлович?
— Неужели вы забыли, Арсений Александрович? По сути, вы сегодня главное действующее лицо. Мы же впервые отправляем отсюда своего проходника в Россию. Он придёт в двенадцать ноль-ноль.
— Конечно, я об этом не забыл. Даже обдумывал, не сделать ли это как-то более конспиративно. Может быть, в другом месте, чтобы только мы с вами знали?
— Нет, Арсений Александрович. Нас в нашей канцелярии, в нашей воинской части четверо, и каждый верит в каждого. Излишняя секретность среди своих иногда оскорбляет и даже может спровоцировать человека перейти в другой лагерь.
До 12 Кутепов смотрел почту. Секретное письмо из Москвы:
«Дорогой дядя! Мы расширяем свою деятельность и круг доверенных лиц. Недавно удачно провели экспроприацию районного отделения Госбанка. Поэтому у нас сейчас есть деньги на расходы по поездкам. Главная работа — мой почтовый ящик для связи. Несмотря на все мои доводы, Фёдоров против террора. Считает, что после смерти Ленина главное — это подготовка к перевороту. Собирается в Париж к Великому князю для разработки конкретного плана. Поедем вместе с военным руководителем «Треста» генералом Потаповым Николаем Михайловичем. Постарайтесь встретиться с ними. Мы получили новые документы: Я — Березовская, Георгий Николаевич — Карпов. Мы официально обвенчались. На свадьбе присутствовал ваш проходник Мукалов, Фёдоров был посаженным отцом. Ждём новых инструкций. Хорошо бы взяться за оружие.
Мария, Георгий».
Большой пакет от Врангеля — проект Положения о «Русском общевоинском союзе» с четырьмя территориальными отделениями — западноевропейским, среднеевропейским, прибалтийским и балканским. Здесь же и проект бюджета Союза. Спешит барон — спешит уцепиться хоть за что-то, пока не исчезла фактически уже несуществующая армия, перешедшая на трудовое положение. Конечно, он метит в председатели нового Союза. Где-нибудь, но обязательно первым, главным. Пусть тешит баронское самолюбие. Все его затеи — не работа на новую Россию, а политиканство. Генерал Кутепов как сражался с 17-го года, так и сегодня борется за возрождение России.
