Рожденная для славы - Холт Виктория (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
Однако памфлет Филиппа Сидни, сочиненный в защиту дяди, не вызвал ни у кого интереса. В нем в отличие от «Зеленого плаща» не было пикантных деталей, а людей во все времена порок интересовал куда больше, чем добродетель.
Мой приказ о запрете пасквиля полностью выполнен не был. Всегда находились желающие немного подзаработать, распространяя запретную литературу. Со временем с «Зеленым плащом отца Парсона» ознакомились все мои подданные.
Еще меньше мне понравилось то, что памфлет почти сразу же появился в иностранных переводах. Наибольшую прыть проявили французы, издав сочинение Парсона под названием «Преступная жизнь, злодеяния и козни милорда де Лестера». По неудачному стечению обстоятельств моим посланником при французском дворе был сэр Эдуард Стаффорд, новый муж Дугласс Шеффилд.
Бедный Стаффорд оказался в весьма затруднительном положении. Он написал Уолсингэму и Берли, испрашивая инструкций. Как он, английский посол, должен реагировать на издание во Франции книжонки, оскорбляющей королеву и одного из главных сановников королевства? Оставлять подобный выпад без последствий нельзя, к тому же в этом пасквиле затрагивается честь жены самого посланника. Стаффорд писал, что Дугласс после издания книги впала в глубокую меланхолию, слегла и чуть ли не при смерти. Если раздуть эту историю, то скандал разрастется еще шире, писал далее посланник и просил незамедлительного ответа.
Когда мне принесли эти письма, я прониклась к бедной Дугласс жалостью. В пасквиле ее, как и меня, объявляли соучастницей убийства. У меня, благодарение Господу, нервы крепкие, но Дугласс силой характера никогда не отличалась. Представляю, как она раскаивалась в своем легкомысленном поведении. Должно быть, проклинала тот день, когда увидела Роберта и дала волю своим чувствам в ущерб добродетели. Однако следовало решить, какому образу действий отдать предпочтение.
Берли сказал, что Стаффорд сам подсказывает верную линию поведения: лучше сделать вид, что ничего особенного не произошло, пусть никто не думает, что мы придаем обвинениям Парсона хоть какое-то значение.
Я кивнула:
— Да, Стаффорд прав. Если мы оставим этот факт без внимания, никто не подумает, что эта клевета нас задела. Если же мы начнем протестовать, создастся впечатление, будто нам и в самом деле есть чего бояться.
— Итак, этот памфлет для нас — бред фанатика, — заключил Берли.
Так оно, собственно, и было, но история «Зеленого плаща» на этом не закончилась. В течение долгих лет злосчастный памфлет многократно переиздавался и тайно перевозился в Англию. Впрочем, Роберт был не из слабонервных, за свою репутацию он никогда особенно не беспокоился, к тому же граф Лестер стал фигурой настолько могущественной, что вряд ли кто-нибудь отважился бы сказать ему оскорбительное слово.
События в Нидерландах достигли кульминации, и Берли дал мне понять, что вскоре, увы, придется принимать по этому вопросу кардинальное решение.
Как мы и предвидели, в Англию прибыли голландские депутаты, предложив мне корону Нидерландов. Они были уверены, что я не смогу отказаться от столь щедрого подношения. Эти люди не понимали, что я всем своим существом ненавижу войну и хочу во что бы то ни стало сохранить в своем королевстве мир. Если бы не вечная угроза, исходившая от Испании, я ни за что не вмешалась бы в дела иностранного государства. Но мои министры были правы, когда говорили, что мы не можем отдавать испанцам страну, расположенную в непосредственной близости от наших берегов.
Итак, я приняла решение помочь голландцам не только деньгами, но и солдатами. Правда, с депутации было взято обещание выплатить Англии все затраты до последнего фартинга, когда война закончится. В качестве залога Нидерланды передают Англии во временное владение по одному городу в каждой провинции.
Согласно договоренности, мы должны были отправить в Голландию четыреста всадников, четыре тысячи пехотинцев и еще семьсот солдат для размещения по гарнизонам. Вскоре стало ясно, что этих войск недостаточно, и я пообещала голландцам дополнительно шестьсот конников и тысячу пехотинцев.
Мне хотелось сделать Роберту и лорду Берли приятное, поэтому я назначила Филиппа Сидни губернатором города Флашинга, а Томаса Сесила, старшего сына моего Святого, губернатором города Бриля.
И Роберт, и Берли не упускали случая продвинуть по службе тех, кому они покровительствовали. Даже мой главный советник, никогда не страдавший болезненным честолюбием, был в этом отношении не безгрешен: он не давал ходу братьям Бэкон, весьма способным молодым людям, страшась, что они затмят его собственных детей — не столько старшего, Томаса, сколько горбатого Роберта. Младшего сына Берли опекал особенно, и я не раз имела возможность убедиться в выдающихся способностях этого несчастного молодого человека. Должно быть, физический изъян отточил его ум.
Следовало решить, кто возглавит экспедицию. Я знала, что этой должности добивается Роберт, но мне не хотелось отпускать его от себя, да и мысль о том, что он будет подвергаться опасности, приводила в ужас.
Увы, все окружающие наперебой уверяли, что лучшей кандидатуры не сыскать. Не следовало забывать и о пасквиле Парсона, все еще будоражившем умы моих подданных. Было бы совсем неплохо, если бы граф Лестер на время покинул страну.
Берли и Уолсингэм в один голос говорили, что граф Лестер — самый именитый вельможа в стране, и если мы пошлем его в Нидерланды, то всему миру станет ясно, какое значение Англия придает голландскому вопросу. Роберт же мечтал о славе и даже был готов вложить собственные средства в снаряжение экспедиции. Правда, он не был полководцем, но его должны были сопровождать опытные военачальники.
В конце концов решение о назначении Роберта главнокомандующим было принято.
Я вызвала Роберта и держала его при себе, пока не наступил день отъезда, объясняя это тем, что нам, мол, многое нужно обсудить в связи с предстоящим походом. Даже в последнюю ночь перед отплытием я не позволила Роберту вернуться к себе домой, где его наверняка с нетерпением ожидала Леттис.
Я проводила Роберта до самого Харвича, и моя армия покинула английские берега на пятидесяти кораблях.
В Роттердаме английскому флоту оказали самый радушный прием. Вдоль берега выстроились горожане, приветственно крича и размахивая знаменами.
Бедные голландцы! Они очень боялись фанатичных испанцев, ибо хорошо знали жестокость короля Филиппа. Что же до Роберта, то ему такой поистине королевский прием наверняка пришелся по вкусу, ведь в глубине души он всегда мечтал стать монархом.
Зато я после его отъезда была сама не своя, жестоко раскаиваясь в опрометчивости решения. Вдруг Роберт погибнет в бою? Как великолепно он смотрелся во главе кавалькады! Когда я сказала ему, что страшусь за его жизнь, Роберт с всегдашней беспечностью ответил, что охотно пожертвовал бы ради меня не одной, а тысячью жизней.
От волнения у меня вновь начались мигрени. Ах, если бы не все возрастающая мощь Испании, голландцы и сами решили бы свои проблемы! Слава Богу, у меня на службе состояли превосходные мореходы вроде сэра Фрэнсиса Дрейка, наносившего испанскому флоту ощутимый урон. Будь таких капитанов побольше, я сумела бы очистить моря от испанцев. Почему эта нация не оставляет другие страны в покое, откуда у них столь фанатичное желание навязать свою власть и свою религию соседям?
Это из-за испанцев мой Роберт вынужден был отправиться на войну!
Однако вскоре мое настроение переменилось. Мне доложили, что голландцы, считавшие Роберта спасителем Нидерландов, предложили ему стать генерал-губернатором Соединенных провинций, то есть, по сути дела, сделаться правителем страны, от чего отказались сначала Генрих III, а за ним и я. Роберт же не задумываясь принял эту высокую честь — даже не посоветовавшись со мной. От ярости я забыла обо всех тревогах. Беспокоиться о Роберте? С какой стати? Он отправился в Нидерланды не для того, чтобы умирать, а для того, чтобы стать монархом!
