Золотая рыбка. Часть 1 - Фэйбл Вэвиан (книги txt) 📗
Тренер не дает ни малейших поблажек, мы все взмыленные и измотанные, а он свеженький как огурчик и выжимает из нас последние соки. Правда, к чести его сказать, подчас он не только нас, но и себя загоняет до седьмого пота, а это вам не шутка, ведь за день через его «мясорубку» проходит четыре-пять групп.
Хмурый в спортзале не оправдывает своего прозвища, напротив, настроение у него отменное. Конечно, и ему приходится попотеть, однако эта чертова карусель каким-то непостижимым образом доставляет ему удовольствие. Обычно я тоже бываю не прочь поразмять мускулы, но сейчас предпочла бы отлежаться в постели. К тому моменту, когда мечта занять горизонтальное положение становится навязчивой идеей, тренировка заканчивается. Короткая серия расслабляющих упражнений, и можно нырять под душ.
Даниэль ждет меня в коридоре. И… улыбается!
Я изумленно смотрю на него — сегодня он дважды доставил мне приятный сюрприз: сначала чуть ли не целую речь выдал, а сейчас вот даже зубы скалит. Такое событие не оставишь без комментариев.
— Наркотиков, что ли, наглотался? Чудной ты сегодня… Прямо как все нормальные люди. Самому-то не странно?
— Скажи лучше, как там Мартин?
— Немного полегчало. Врач надеется, что скоро будет в состоянии говорить. Где мне найти тебя, если узнаю что-нибудь новенькое?
— Сегодня он вряд ли поможет нам размотать это дело, а завтра с утра я буду на работе. Какие у тебя планы?
— Буду как штык спозаранку, начальник!
Прежде чем расстаться, я успеваю заметить, что Даниэль побрился. Вот вам и третий сюрприз! Хмурый садится в машину и отбывает.
Дома я совершаю обход территории Мартина.
За уборку не стоит даже приниматься, иначе опять спать будет некогда. Чисто машинально я подбираю с пола раскиданную одежду и запихиваю в телефонную будку — самую настоящую, с застекленной дверцей; открываешь дверь — внутри вспыхивает свет. Приладив стеклянные полки, Мартин превратил телефонную будку в платяной шкаф. Оригинально, ничего не скажешь, вот только братец тщательно скрывает, каким образом ему удалось разжиться такой классной мебелью. Но я не очень-то допытываюсь, подозревая противоправный характер действий.
Заглянув на кухню, я как ошпаренная выскакиваю обратно: зрелище не для слабонервных даже с точки зрения человека, привыкшего к беспорядку. Ретируюсь к себе, в свой обжитой уголок, и заваливаюсь на боковую. Едва успеваю опустить голову на подушку, как тотчас проваливаюсь в крепкий сон. Ничто меня не тревожит: ни тебе телефонных звонков, ни звонков в дверь, тишина и покой; похоже, весь окружающий мир решил передвигаться на цыпочках. Господи, какое блаженство!
Однако иллюзии только для того и существуют, чтобы рассеиваться. Я забыла запереть входную дверь, а Круз отнесся к своему обещанию всерьез. Непонятно почему, но, когда, внезапно разбуженная, я выясняю, что Круз уже пристроился ко мне под бочок, я, точно катапультированная, вылетаю из постели с противоположной стороны. Судорожно шарю по стене, нащупывая выключатель, и раздраженно щурюсь от яркого света.
Круз садится в постели и тянет ко мне свои грабли.
— Я тебя напугал?
— Сущие пустяки. Подумаешь: со страху чуть удар не хватил и волосы встали дыбом! Если устал, располагайся со всеми удобствами. Я уже выспалась.
Круз с улыбкой качает головой, и я приглядываюсь к нему, словно впервые вижу. Интересный мужчина, можно сказать даже красивый, но что-то он меня последнее время раздражает.
— Иди сюда, — вкрадчиво мурлычет он.
— Отвези куда-нибудь поужинать! — внезапно осеняет меня спасительная мысль, и я хватаюсь за нее, как утопающий за соломинку.
— Прямо сейчас? — С губ Круза не сползает улыбочка.
Я прижимаю ладонь к желудку.
— Чем дольше будешь тянуть, тем дороже тебе обойдется. В данный момент я готова слопать половину перечисленного в меню, а что будет через час — страшно подумать!
— Ах ты моя бедняжка! — вздыхает он и выбирается из постели.
Поди догадайся, отчего меня бросает в дрожь, когда слышу из уст мужчины это сюсюкающее «моя бедняжка». Я спешно хватаю сигарету — еще одна гениальная идея.
Круз, собиравшийся было заключить меня в объятия, мигом сникает. Табачного дыма он не переносит. Несколько секунд подозрительно изучает меня, затем изрекает:
— С тобой творится неладное, Дениза. Вот уже месяц ты угрем вертишься, лишь бы ускользнуть от меня. Верно?
— Верно.
— Почему?
— Скажу, когда самой будет ясно.
— Нашла кого-то другого?
Я задумываюсь. Нашла, конечно… парочку сластолюбцев-сатиров, насильника «с ножичком», полуживого Мартина, — вот и все мои находки. В конце концов вместо ответа я пожимаю плечами.
— Не хочешь говорить?
— Просто не знаю, что сказать, — искренне признаюсь я.
Следует отметить, что Круз — к его чести — больше не настаивает на выяснении отношений, однако всю оставшуюся часть вечера упорно думает о чем-то своем; лицо замкнуто, брови насуплены, — словом, не лучший партнер для прожигания жизни.
Покончив с ужином, я поднимаю бокал под звуки какой-то слащавой мелодии.
— Что с тобой, Круз? Не управился в срок с очередным репортажем?
— Отчего же? Управился. — Круз залпом опрокидывает свой бокал. — Возможно, я вообще останусь без работы.
— Ты — краса и гордость пишущей братии?! Не вешай лапшу на уши!
— Ван Эрдман продает свою газету, а новый издатель вряд ли пожелает иметь со мной дело.
Круз Гвард поставляет материал для светской хроники и, справедливости ради отмечу, при этом не переступает границ хорошего тона. Он не из тех бульварных писак, что с лупой ползают по чужим простыням, выискивая грязь. Круз человек утонченный, порой даже чересчур. Раза два я сопровождала его на светские приемы, но на третий зареклась туда нос совать. Впрочем, Круз больше и не настаивал. Рауты, которые я осчастливила своим присутствием, навеки запечатлелись в памяти нескольких изысканных джентльменов. В то время как они каждым словом и жестом подтверждали свою принадлежность к сливкам общества, я из кожи вон лезла, стараясь доказать, что попала сюда из гущи народной. Сама-то я тогда повеселилась на славу. Если смех сквозь стиснутые зубы можно назвать большим весельем.
Круз приглашает меня танцевать. Обняв его за шею, я кладу голову ему на плечо, но не позволяю прижиматься слишком тесно. Случается иногда странное раздвоение сознания: находишься рядом с одним человеком, а представляешь себе на его месте совсем другого. Нечто подобное сейчас происходит и со мной. Пожалуй, эту прихоть фантазии не следует считать симптомом болезни. Я прикрываю глаза, и воображение уносит меня далеко-далеко… В такие моменты даже приторно-слащавое пиликанье ресторанного оркестра может показаться чарующей музыкой. Я чуть не вздрагиваю от неожиданности, когда Круз, прервав танец, резко останавливается.
— Извини, я себя неважно чувствую, — говорит он. — Едем домой.
— Предупреждала ведь тебя, чтобы не объедался устрицами. Вчера ночью в нашем участке были зарегистрированы четыре случая смертельного отравления. Все жертвы — мужчины. Оказалось, что шеф-повар вступил в преступный сговор с их женами и начинил моллюсков мышьяком.
— Тебе бы все дурачиться… После вздумаешь говорить всерьез, но уж никто не поверит. — Круз и раньше выглядел бледным, а сейчас лицо у него и вовсе посерело.
Что ж, повеселились, и хватит. Продолжу с того, на чем меня прервали. Буду отсыпаться! Чем не благодать?
— Ты слушаешь меня, Дениза? — спрашивает Круз на обратном пути.
Я вздрагиваю от неожиданности, поскольку, конечно же, не слушала. Отвлеклась. Засмотрелась в окно: вечерние улицы ярко освещены, люди спешат по каким-то делам, мимо проносятся машины… Круз между тем говорил что-то свое, но у меня такая черта: если речь собеседника не увлекает, я мигом отключаюсь, причем с такой сноровкой, что сама не успеваю уловить этот момент. Подобного рода отключка вовсе не сродни скудомыслию или органической неспособности сосредоточиться, хотя многие именно так и считают.
