Разбитое сердце Матильды Кшесинской - Арсеньева Елена (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
– Кшесинская, не морщите лоб, рано состаритесь!
Маля вздохнула:
– Да, Екатерина Оттовна.
– Ах боже мой! – воскликнула Екатерина Оттовна Вазем, преподавательница хореографии, балерина Императорских театров. – Вы вздыхаете, словно дряхлая старушка! Уж не устали ли вы заниматься, тезка?
Маля невольно улыбнулась. Ей нравилась госпожа Вазем, и она нравилась учительнице. Немногие знали, лишь в околобалетной среде, к которой принадлежал и Феликс Иванович Кшесинский, а значит, и его дети, что при рождении госпожа Вазем звалась Матильдой, но потом она приняла православную веру и была крещена Екатериной. Екатерина Оттовна сохранила немецкую фамилию, несмотря на то что дважды была замужем и могла поочередно зваться Гусевой и Насиловой. Балерины, как правило, оставляли девичью фамилию, если именно под ней познали вкус славы. А Вазем его познала!
По окончании училища она была принята в Санкт-Петербургскую балетную труппу Императорских театров и вскоре заняла место ведущей балерины.
Несколько партий специально для нее сочинил знаменитый Мариус Петипа, который уже при жизни считался классиком мирового балета. Постепенно Екатерина Вазем стала прима-балериной петербургской сцены. А потом получила официальные приглашения на балетные сцены Нью-Йорка и Филадельфии. Маля была еще совсем маленькой, но отлично помнила, как это обсуждалось дома. Ведь родители жили всеми событиями, которыми жил балет. Отец очень жалел, что дирекция Императорских театров не отпустила госпожу Вазем гастролировать в Америку. Однако пилюлю отказа позолотили: Екатерине Оттовне начали платить более шести тысяч рублей в год, в ту пору она считалась самой высокооплачиваемой балериной русского театра.
– Что и говорить, – помнила Маля слова отца, – техника танца у нее филигранная, но уж очень холодная, бесстрастная манера.
– Зато благородная, – спорила с ним жена.
– Благородная, как лед, – вздыхал отец, но тут же спохватывался. – Запомните, девочки, – обращался он к Мале и Юле, – если вам повезет учиться у Екатерины Оттовны, постарайтесь перенять эту необыкновенную технику.
Впрочем, когда шли эти разговоры, не было никакой надежды, что девочкам повезет: Екатерина Оттовна еще танцевала. Но в тридцать шесть она покинула сцену и начала преподавать в Санкт-Петербургском театральном училище. Юлия к тому времени его уже окончила, но Маля все же стала ученицей Вазем.
Собственно, первым педагогом Кшесинской-младшей был Лев Иванович Иванов. Строго говоря, именно с его благословения Маля и попала в училище. Как-то после репетиции Феликс Иванович Кшесинский пригласил его в гости, объяснив, что хочет показать ему свою меньшую дочку и посоветоваться, что с ней делать. «Сошла с ума по балету, – усмехался он, – в театр не брать – плачет, а возьмешь – не спит целую ночь и все время старается изображать балерину». У Кшесинских Иванов увидел одетую в балетный костюм семилетнюю девочку, которая с замечательной ловкостью и грацией выделывала всевозможные балетные па и принимала разнообразные, нередко весьма трудные позы. Удивившись такому детскому увлечению, Иванов всмотрелся в нее более пристально и тогда же решил, что это несомненное призвание. «Учить надо, – сказал Лев Иванович ее отцу, – и учить немедленно. Такая любовь к танцам – явление редкое, это несомненный талант, который необходимо развить. Ты увидишь, что она будет балериной и знаменитостью».
Слово Иванова в этом доме значило очень много. Как ни восхищались Кшесинские Мариусом Петипа, они все же помнили, что великолепный второй акт «Лебединого озера» и весь «Щелкунчик» Чайковского поставил именно Иванов. Из созданных им танцев всем особенно запомнился его «Чардаш» на музыку Листа. Дарованию Иванова не дано было полностью развиться, и он не создал всего того, что мог бы дать при иных условиях. Мешала отчасти его природная апатичность, а отчасти его положение подчиненного, при котором главный балетмейстер Петипа правил все и мог всегда взять его балет и по-своему слегка изменить, так что это считался потом балет Петипа. А Иванов обречен был вечно играть вторую скрипку.
Заниматься было довольно скучно. Лев Иванович сам аккомпанировал на скрипке и, как Мале иногда казалось, любил эту скрипку больше, чем своих воспитанниц. Во всяком случае, он заботливо заворачивал ее в фуляровый платок и зимой носил на груди, под шубой, чтобы скрипка не замерзла и не отсырела, однако не обращал никакого внимания, когда у девочек, еще непривычных к пуантам, сквозь тонкую ткань балетных туфель просачивалась кровь от стертых пальцев. А это очень часто случалось на уроках Иванова – ведь он преподавал начальные упражнения, своего рода азбуку балетного искусства. Впрочем, Лев Иванович часто повторял латинское выражение «per aspera ad astra» – через тернии к звездам. Окровавленные пальцы – это были те необходимые тернии, которые предстояло или преодолеть, или не прорваться к звездам.
На уроках Иванова Маля откровенно тосковала. Ведь она все это прошла уже дома, да и пальцы ног у нее окрепли во время упражнений под руководством отца, так что пуанты всегда оставались чистыми.
Мале иногда казалось, что Иванов диктует движения и делает замечания машинально, думая о чем-то постороннем. Ленивым голосом он твердил: «Плие, батман, коленки надо вывернуть», – но не останавливал, не исправлял, не задерживал класс из-за неправильного движения ученицы. Но девочка точно знала, что Лев Иванович любил не только скрипку: бывая в гостях у хлебосольного Кшесинского, Иванов с особым чувством разворачивал салфетку и говорил: «Покушаем!» Он, как и многие артисты, любил покушать!
В классе Льва Ивановича Иванова Маля занималась с восьми до одиннадцати лет, а потом перешла в класс Екатерины Оттовны Вазем, где изучали уже более сложные движения. Что и говорить, Екатерина Оттовна очень старалась обучить девочек своей великолепной технике. Проходили не только упражнения и следили не только за правильностью исполнения, но требовалась и грация. Урок начинался с экзерсисов у «палки», потом на середине исполняли адажио и аллегро. Па были не очень сложные – аттитюд, арабески, прыжки, заноски, движение на пальцах, па-де-бурре, перекидные со-де-баск – основные движения, которые вечны в балетном искусстве, как бы ни менялась техника. Екатерина Оттовна обращала внимание на правильную постановку ноги на пальцах, что имеет очень большое значение, и на выворотность стоп и колен. И все-таки это было еще не искусство – это были просто упражнения, как казалось Мале.
Класс госпожи Вазем был переходным к старшему, уже виртуозному танцу класса Иогансона. Впрочем, иногда Екатерина Оттовна заменяла немолодого болезненного шведа – как сейчас.
Маля очень любила Иогансона и скучала по нему. В его классе было вдохновение, он был не просто преподавателем, но и поэтом, вдохновенным артистом и творцом. Иогансон был мыслителем и наблюдателем, делал очень меткие замечания, которые помогали художественному развитию юных танцовщиц. Его искусство было благородно, потому что было просто, да и сам он был прост, потому что был искренен. Каждое движение педагога было полно смысла, выражало определенную мысль и настроение, и он старался передать их воспитанницам. И когда Екатерина Оттовна заменяла его, Маля не могла скрыть грусти и досады.
После урока госпожа Вазем остановила ее:
– Мадемуазель, у вас такое печальное лицо! Не случилось ли чего, господи помилуй, дома? Все ли здоровы?
– Все здоровы, – вздохнула Маля.
– А вы? Что это за синяки под глазами? Может быть, вы влюблены и не можете отыскать возможности для встречи с милым другом? Ах, эти стены терпеть не могут романов!
Серые холодноватые глаза Екатерины Оттовны искрились смехом. Маля тоже не могла сдержать улыбки. Они отлично понимали друг друга.
В самом деле, заводить романы в театральном училище было непросто. Мальчики и девочки, юноши и девушки содержались раздельно друг от друга. В бельэтаже помещались дортуары и классы воспитанниц и репетиционные залы, два больших и один маленький, откуда широкий коридор вел в школьный театр, находившийся в том же этаже. Оттуда шла небольшая лестница в верхний этаж, где были устроены дортуары и классы воспитанников, кабинет инспектора и репетиционные залы.