Государство и революции - Шамбаров Валерий Евгеньевич (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
Нередко можно встретить и упоминания о якобы традиционном "русском свинстве" и антисанитарии. Хотя все иностранцы, посещавшие нашу страну, считали своим долгом в качестве местной экзотики отметить многочисленные бани — и частные, и казенные, куда каждый русский, от царя до холопа, ходил регулярно, как минимум — один, а обычно два раза в неделю. В то время как их «культурные» европейские современники не мылись месяцами, и вши под париком вельможи или в кружевном белье высокопоставленной дамы считались обычным явлением. Скажем, при коронации английского короля Генриха IV крайнюю завшивленность его головы, подставленной под надеваемую корону, отметили в хрониках как "плохое предзнаменование". А в "Сборнике правил общежития", изданном в Париже в эпоху «короля-солнца» Людовика XIV объявлялось признаком дурного тона причесываться или поправлять волосы, будучи в гостях — чтобы не подарить другим приглашенным своих насекомых. И рекомендовалось ежедневно (!) мыть руки. Вся знаменитая французская парфюмерия развилась из стремления цивилизованных дам и кавалеров забить запахи грязного тела и пота, ручьями текущего на балах, а при строительстве Версаля во второй половине XVII в. там не было предусмотрено и оборудовано ни одной ванны — даже для короля. Впрочем, и ни одного туалета, так что для отправления нужд тысячам придворных, гостей и прислуги оставались кустики Версальского парка, благоухавшего совсем не романтично. Или горшки, разносимые лакеями и выплескивающиеся туда же. Ну да выплескивание нечистот на улицу прямо из дверей и окон было будничным делом в любом европейском городе. Кроме России, где в любом дворе уборная существовала. А что касается нынешнего англоамериканского культа гигиены и чистоты, то он только в XIX в. был перенят западной цивилизацией от китайцев — которых, кстати, культурные колонизаторы считали не иначе как "грязными дикарями".
Так что не сходится, насчет русского варварства-то. Больше даже смахивает на известную психологам закономерность, что один человек склонен винить и подозревать других в том, в чем сам грешен — или, как та же закономерность выражается не очень благозвучной русской пословицей, "свекровь б… — и невестку гулящей считает". Но, пожалуй, самое исчерпывающее объяснение предубежденности и настороженности, а то и антипатий западной цивилизации в отношении России и русских, и впрямь лежит не в рациональной, а в психологической области. И лучше всего такая специфика обосновывается исходя из теории Л. Н. Гумилева о «суперэтносах» «западноевропейском», «евразийском», «мусульманском» и т. п., то есть, больших надэтнических системах, объединяющих несколько народов по признакам близких стереотипов мышления, поведения, общим системам ценностей и схожести исторических путей. Системах; где схожих черт больше, чем национальных различий. Скажем, несмотря на бытовые особенности, француз в Италии или Англии чувствует себя почти "как дома", точно так же как араб в Турции или Пакистане. А вот наоборот, араб в Западной Европе или француз в мусульманской Азии, сразу окажутся «чужими» — и окружающий мир будет для них «чужим». Гумилев довольно четко и на многочисленных примерах показал, что как бы ни были велики противоречия внутри одного суперэтноса, они все равно чаще остаются менее значительными и сглаживаются намного легче, чем между народами разных суперэтносов — им просто внутренне легче понять друг друга и подойти друг к другу с собственной логикой, с точки зрения своего собственного менталитета.
Нет, я далек от того, чтобы безоговорочно превозносить евразийский (или российский) суперэтнос в противовес западному. Они не лучше и не хуже друг друга, они просто другие — о чем, кстати, тоже многократно писали различные мыслители и исследователи, начиная с Пушкина и Чаадаева. У каждого из них своя специфика менталитета, свои особенности национального (или наднационального, суперэтнического) характера, свои достоинства и недостатки. Причем наши, русские недостатки и уязвимые стороны, наверное, даже нет необходимости перечислять — их сам народ неоднократно вышучивал в анекдотах и других жанрах фольклора (и, кстати, такую способность к самовышучиванию и самоиронии тоже можно считать одной из специфических черт российского мышления).
Но в данном случае важно отметить, что во взаимоотношениях Запада с Россией серьезную роль сыграла, да и сейчас продолжает играть, такая особенность, типичная именно для западной цивилизации, как ее «прозелитизм» — неприятие никаких форм и путей развития, кроме собственных, и попытки распространить свои штампы и стереотипы на другие народы, как единственно верные. В качестве курьеза тут можно вспомнить настойчивые попытки европейских культуртрегеров заставить африканцев носить брюки и сюртуки, поскольку только это признавалось «приличным» и нормальным. В качестве более серьезного примера — тот факт, что древнейшая китайская, японская или индийская культуры в течение веков вообще не воспринимались европейцами как «культура», поскольку отличались от западной. И вплоть до второй половины XX в. китайцы с индусами оставались для любого представителя Европы и Америки просто темными "дикарями".
Можно, кстати, отметить, что для русского менталитета было не характерно такое предвзятое отношение и неприятие чужого. В отличие от английских или французских колонизаторов, русские поселенцы умели налаживать взаимовыгодный и взаимоуважительный симбиоз и с мордвой, и с казахами, и с якутами, вовсе не пытаясь подогнать их под свои стереотипы, и наоборот, подстраиваясь под местные условия. И уже в нашем веке на Западе было отмечено, что из русских эмигрантов получаются лучшие колониальные чиновники. Из-за их способности понять нужды местного населения и находить с ним общий язык — в отличие от европейцев, которые даже при самых прогрессивных антирасистских взглядах и честной службе все равно обозначали подсознательную дистанцию между собой и «дикарями». Но данный сравнительный анализ непосредственно к нашей теме не относится, поэтому интересующегося читателя можно отослать к работам Гумилева или Кожинова, рассматривающих эту тему достаточно подробно.
А традиционный прозелитизм Запада имеет очень глубокие корни. Ведь современная западная цивилизация считает себя, а в ряде отношений действительно является наследницей и правопреемницей римско-эллинской культуры, для которой как раз и было характерно вершиной развития почитать только себя, а все непохожее и отличающееся скопом относить к «варварам» (и, похоже, по причине данного наследства подверглась таким однобоким искажениям вся история Древнего Мира, о чем я уже писал в своей работе "Русь: дорога из глубин тысячелетий"). Ну а в Средние Века сюда же наложился прозелитизм религиозный, рассматривавший в качестве единственно верных не только само католичество, но и сформировавшиеся в его условиях системы ценностей и общественные формы — и соответственно, стремившийся распространить их на все доступные регионы.
А в результате вырабатывалось стойкое противопоставление своего, «хорошего», чужому, «плохому», демократии — авторитаризму, культа закона «произволу», «свободы» — «тирании». Хотя если опять обратиться к строгим фактам, то видна полнейшая бездоказательность этих противопоставлений. Потому что окажется, что еще никогда и нигде демократии, обычно сотрясаемые внутренними дрязгами и интригами, не продемонстрировали никаких фактических преимуществ для граждан или большей жизнеспособности по сравнению с монархиями. Да взять хоть классические Афины, где "серая масса" по наветам и подкупам демагогов отправляла на смерть или изгоняла лучших своих мыслителей, полководцев, государственных деятелей — фактически любого, возвышающегося над средним уровнем. И если США кичатся двухсотлетием своей демократии, то ведь с исторической точки зрения это совершенно ничтожный срок по сравнению с веками процветания и благоденствия России под монархической властью Рюриковичей и Романовых. А в фазу процветания и благоденствия Америка вступила всего-то сорок лет назад. Привожу эти примеры не в качестве обратного противопоставления, преимуществ монархии перед демократией, а только для того, чтобы показать необходимость более объективного подхода к оценкам данных явлений. Показать, что сама по себе «форма» отнюдь не является однозначным качественным критерием, если брать ее в отрыве от конкретного "содержания".
