Последний дар любви - Арсеньева Елена (электронные книги без регистрации .txt) 📗
– Ваше Величество, бедная Давыдова (следует заметить, что бывшие смолянки – а Вава Шебеко, как и почти все фрейлины, закончила Смольный институт, – прочно усваивали эту привычку: называть друг друга только по фамилиям, даже в дружеских разговорах) любила наследника так же свято и бескорыстно, как любила Бога. Ах, когда он уезжал в свое путешествие по Европе, Давыдова будто предчувствовала, что эта разлука продлится вечно. Она простилась с ним, как прощаются в предсмертной агонии, благословляя его на новую жизнь, как благословляют тех, кого оставляют в мире, уходя в иной, лучший мир, и сказала ему, что она будет как святыню вспоминать его имя и молиться о его счастье.
Николай Павлович покашлял – челюсть свело от этой Вавиной мелодекламации! – и пожал плечами: насколько ему было известно, от любви еще никто не умирал. Вот и Давыдова переживет разлуку.
– По слухам, – продолжила Вава, – она собирается сделаться Христовой невестой.
Николай Павлович вздохнул. Ну-ну… давай, Офелия, ступай в монастырь! Саше предстоит так много сделать в своем путешествии, что не стоит ему даже и вспоминать о каких-то минувших влюбленностях – своих или чужих.
Ах, не зря горевала Сонечка Давыдова! Ее возлюбленный царевич уезжал на целый год. Он должен был посетить Германию, Швецию, Англию, Австрию, но не ради того, чтобы довершить в Европе свое культурное и политическое образование, посетить музеи и библиотеки, картинные галереи и замки владетельных особо, парламенты и фабрики. Он должен был подыскать себе невесту.
Сначала он провел три недели в Германии, потом три недели в Дании, затем отправился в Италию. Постоянно внушал себе, что пора забыть Ольгу Калиновскую, главное для наследника престола – не чувства, а долг. Но перед глазами у него всегда был пример отца и матери, которые поженились по нежной любви. И Александру ужасно не хотелось жениться на какой-нибудь мымре хорошего происхождения лишь потому, что это удачный брак с династической точки зрения. Мучайся с ней всю жизнь, восходи на брачное ложе с дрожью в коленках…
Вместе с тем Александр прекрасно понимал, что супружеским ложем плотские радости ограничены быть не могут. И все же хотелось жениться на хорошенькой… чтобы вздрагивало при прикосновении к ней сердце, радовалась плоть, ну и она достойно смотрелась бы во всех драгоценностях, которые полагалось носить великой княгине, чтобы блеск русских бриллиантов не затмевал ее невзрачность, а оттенял красоту.
Хорошеньких принцесс – ганноверских, штутгардских и разных прочих – на пути ему встречалось великое множество. Все они влюблялись в красивого принца и готовы были мчаться с ним под венец, покинув отца, мать, родимый замок и распростившись даже с верой своей страны, потому что переход в православие являлся необходимым условием будущего бракосочетания.
Словом, девицы по всей Европе были в восторге от русского принца. Беда, что принц был совершенно не в восторге от них…
Граф Иосиф Виельгорский, Александр Адельберг и Александр Паткуль, друзья детства и спутники, Кавелин, граф Орлов, Жуковский, сопровождавшие великого князя в этой поездке, сначала с интересом наблюдали каждую новую встречу принца с принцессами, а потом едва скрывали скуку при посещении очередного княжества-герцогства-царства-королевства, всех этих Липпе-Детмольд, Шаумбург-Липпе, Швардцбург-Рудольштадт, Саксен-Альтенбург… И, побывав в Италии, с радостью отправились домой через Австро-Венгрию.
Виельгорский остался в Риме лечить туберкулез. Он окажется неизлечимым, но об этом еще никто не говорил, даже врачи, и Александр оставил друга с легким сердцем, надеясь на скорую встречу.
В Вене задержались. Александр частенько бывал в доме канцлера Меттерниха, на которого поглядывал с любопытством. О Меттернихе много рассказывала принцу в свое время Дарья Христофоровна фон Ливен. По фривольным ноткам легко угадывалось, что отношения между княгиней и канцлером Австро-Венгерской империи тоже были весьма фривольными. Она называла Меттерниха запросто – Клеменс Лотер.
Александр невольно улыбался, вспоминая, как княгиня пересказывала его слова:
«Если мне становится известно что-либо такое, что может заинтересовать мое правительство, то я информирую его об этом; если не узнаю ничего нового, то новость выдумаю сам, а в следующей почте опровергну. Таким образом, у меня никогда не бывает недостатка в темах для корреспонденций».
Глава 11
Любовно-патриотическая ссора
Все-таки она была поразительная женщина! Ну кто еще поссорится с возлюбленным из-за… Греции? Эту историю, по словам Жуковского, который тоже слышал ее от Дарьи Христофоровны, можно было вполне вставлять в учебники для дипломатов, если бы такие существовали!
А заключалась она в следующем.
Эта пара впервые встретилась в 1818 году, на Ахенском конгрессе. В ту пору Клеменсу Лотеру Венцелю Меттерниху было сорок пять, и вот уже пятнадцать лет он не только соперничал в остроте ума и политической реактивности с Наполеоном Бонапартом (обретающемся на острове Святой Елены), но и соревновался в обольстительности с великим женолюбом Александром Первым, которого считала холодным и пресным только его жена, несчастная Елизавета Алексеевна. Остальные дамы, начиная с доступной польки Марии Нарышкиной и заканчивая сексуально-мистической софисткой Юлианой Крюденер, насилу успевали переводить дух при вспышках его темперамента.
Меттерниха же никто и никогда не считал холодным и пресным. Даже канцлер Австрийской империи Кауниц отзывался о нем как о красивом и приятном молодом человеке и отличном кавалере. Благодаря браку с графиней Элеонорой Кауниц, внучкой любезного канцлера, в 1795 году Меттерних вошел в элиту габсбургской империи.
Когда началась война Франции с Россией, Меттерних приложил максимум усилий, чтобы держать Австрию в стороне от боевых действий. Шедевром дипломатии стал его союзный договор с Наполеоном. Он защитил Австрию со всех сторон, но не помешал ей обратиться в противницу Франции, как только союзные войска перешли русскую границу и стали бить Наполеона. При этом Австрия умудрилась захватить и политическое, и военное руководство в антифранцузской коалиции. В этом была прежде всего заслуга Меттерниха.
Александр и ненавидел его, и восхищался им. Может, русского царя и называли русским Диоклетианом, однако именно Меттерниха считали «кучером Европы» за умение всегда и везде навязывать именно свое решение и свою позицию. А уж хитер был – ну чисто бес!
Хорошо знакомый с положением при европейских дворах Меттерних использовал в своей политике как собственные наблюдения, так и донесения многочисленных официальных и тайных агентов. «Во мне вы видите главного министра европейской полиции. Я слежу за всем. Мои связи таковы, что ничто не ускользает от меня», – с гордостью говорил он.
И это была правда. Агентов своих он вербовал всеми доступными и недоступными способами. Например, среди любовниц русского императора, которых тот менял как перчатки еще на Венском конгрессе в 1814 году. Так, Александр гордился тем, что вдова знаменитого героя генерала Багратиона предпочла его Меттерниху. На самом деле Клеменс Лотер Венцель просто переуступил русскому царю свою верную любовницу, по-дружески попросив ее переспать с государем императором, а потом вернуться в постель австрийского канцлера и принести ему в клювике ценную дипломатическую добычу. Ту же роль сыграли графиня Эстергази, герцогиня Саган, сестры София и Юлия Зичи. Следует упомянуть, что пристрастие Меттерниха к представительницам этой фамилии носило почти маниакальный характер. Похоронив первую жену, Элеонору Кауниц, а затем и вторую, Антуанетту Лейкам, умершую от родов, Меттерних уже в 1831 году женился на двацатишестилетней графине Мелании Зичи-Феррарис, младшей сестре Юлии и Софии. Она боготворила супруга, разделила с ним падение, изгнание, старость…
Однако во время Ахенского конгресса в 1818 году до старости, падения и брака с третьей женой Меттерниху было еще далеко. Его волновали, заботили и злили прожекты русского царя по окончательному закабалению Польши, ибо распространение влияния России в Европе на запад могло угрожать Австрии. Меттерних знал, что поддержки своим антипольским планам Александр искал где угодно, особенно в Англии, с которой у него сейчас были почти идиллические отношения. Меттерниху необходим был человек, державший бы его в курсе всех дипломатических шагов на острие этой оси: Петербург – Варшава – Лондон. Он начал присматриваться к русским дипломатам, оказавшимся в Ахене, – и вдруг увидел Дарью фон Ливен.
