Брусилов - Семанов Сергей Николаевич (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
К началу сентября тверские драгуны вновь были переброшены в состав главных сил. Брусилов, как и все его сотоварищи, с радостью покидали голые, выжженные солнцем скалы вокруг Игдыря. Теперь-то, надеялись они, предстоят настоящие бои с противником — настоящие в их представлении, то есть лихие конные атаки, обходы противника, прорывы в тыл. Но и здесь русская армия вела пока пассивную позиционную войну. Зато подходили резервы. Рядом с брусиловскими драгунами стала только что прибывшая из Москвы 1-я гренадерская дивизия. По всему чувствовалось — вот-вот начнется…
И верно, готовилось новое наступление. Командование осталось прежним, те же Лорис-Меликов, Гейман и прочие, но сил у них теперь стало больше, причем особенно прибавилось артиллерии — для осад крепостей, которыми так изобиловала кампания в Закавказье, это было очень важно. С наступлением следовало спешить, ибо турецкое командование, переоценивая тактический успех Мухтар-паши, намеревалось даже перебросить часть сил Анатолийской армии на Балканский театр боевых действий. Это было бы недопустимо, ибо как раз в конце августа начали разворачиваться решающие сражения под Плевной — твердыней Османской империи в Болгарии.
Большим преимуществом русской армии в ее войне с турецкой феодальной военщиной была, как уже говорилось, поддержка местного населения. Летом из грузин и армян, проживавших тогда на территориях, принадлежавших турецкому султану, были сформированы вспомогательные и даже боевые отряды. Многие армяне, жители так называемой турецкой Армении, служили в нашей армий переводчиками, проводниками, разведчиками. (Сорок лет спустя турецкая озверелая военщина устроит во время первой мировой войны страшную резню мирного армянского населения, будет уничтожено около двух миллионов человек — мужчин, женщин, стариков, детей, навсегда обезлюдеют цветущие города и села, так безжалостно отомстили османские феодалы армянскому народу за дружеские чувства к России.)
…Ночь на 20 сентября огласилась артиллерийским громом. В ночной тишине и темноте, усиленная горным эхом, канонада звучала особенно впечатляюще. Тверской драгунский полк, построенный по тревоге, замер в ожидании приказа о наступлении. Лошади нервничали, переступали ногами, трясли головами, испуганно похрапывали. Справа и слева уходили вперед пехотные колонны, молча, без криков и песен, тяжко ступая по каменистым дорогам, а драгуны все стояли. Наконец, когда вершины гор уже осветились ранними лучами, Брусилов услышал раскатистое:
— По-о-олк! Поэс-кадронно, ша-а-агом, ма-арш, ма-арш!
Первые дни турки отступали, не давая решительного сражения. Наконец к вечеру 2 сентября Тверской полк вышел к высокой горе Авлиар. Здесь-то и произошло знаменитое сражение, решившее исход военной кампании в Закавказье, впоследствии оно получило название Авлиар-Аладжинского.
С рассветом 3 сентября русские войска несколькими колоннами двинулись на штурм турецких позиций. Тверской полк шел в авангарде, получив задание прикрыть берег оврага, обеспечивая тем самым фланг атакующей пехоты. Брусилов по приказу командира полка первым должен был выйти на позицию, чтобы лучше выбрать место. Шли на рысях открытой местностью, под огнем. Внезапно лошадь Брусилова сделала отчаянный скачок и рухнула, сраженная насмерть. К счастью, сам поручик даже не ушибся. Он пересел на лошадь полкового трубача и вовремя прискакал на место. Полк вышел к оврагу, и был отдан приказ, который так не любят все кавалеристы: спешиться и залечь в цепь. Турки тем временем вышли на другую сторону оврага, завязалась перестрелка. Брусилову везло в тот день: пули то и дело ударяли по камням вокруг него, но он не получил даже царапины.
Драгуны надежно прикрыли фланг нашей атакующей пехоты. В середине дня гора Авлиар, ключ турецких позиций, была взята. Началось беспорядочное бегство противника. Армия Мухтар-паши потерпела полное поражение, сам он с малой толикой своих войск бежал вновь к Зивину. Но теперь у Анатолийской армии не было ни сил, ни резервов, чтобы сражаться в открытом поле. У турок оставалась одна надежда — крепости.
Важнейшей из них по стратегическому положению и сильнейшей в военном отношении была крепость Карс. Протяженность линий укреплений составляла 20 километров. На фортах стояло 300 орудий, гарнизон насчитывал 25 тысяч человек. Запасов продовольствия и боеприпасов, подготовленных заблаговременно, хватило бы на несколько месяцев боев. Стоял уже октябрь, приближалась зима — очень суровая и снежная в этих горных местах. А ведь осаждающим негде укрыться — кругом голые скалы, обдуваемые ветрами, да редкие сожженные селения.
Французский генерал де Курси, находившийся в ту пору при штабе Кавказской армии, осмотрев Карс, пророчествовал русским генералам:
— Я видел карские форты, и одно, что я могу посоветовать, — это не штурмовать их: на это нет никаких человеческих сил! Ваши войска так хороши, что они пойдут на эти неприступные скалы, но вы положите их всех до единого и не возьмете ни одного форта!
Есть и еще одно свидетельство, которое для нас куда как важнее. В 1829 году, посетив крепость, только что взятую русскими войсками, один путешественник кратко заметил: «Осматривая укрепления и цитадель, выстроенную на неприступной скале, я не понимал, каким образом мы могли овладеть Карсом». Это был Пушкин. И вот полвека спустя неприступную крепость надлежало взять снова.
Уже к 10 октября, преследуя деморализованного поражением противника, русские войска обложили Карс. Тверские драгуны заняли позицию с западной стороны крепости. Брусилов, как и другие офицеры полка, получил небольшую брошюру: то был напечатанный типографским способом план карских укреплении. Русская военная разведка заблаговременно и на этот раз удачно позаботилась о войсках: все форты и батареи сильнейшей оттоманской крепости были аккуратно изображены каждый на отдельной страничке. Для Брусилова обстоятельная эта разведывательная карта свидетельствовала прежде всего о том, что их полк поставлен против самого опасного участка… Так оно и было: путь к крепости преграждала небольшая, но очень бурная река, а за ней возвышались горы; горы же венчались окопами и батареями. Утром Брусилов сопровождал командира полка на рекогносцировку — впечатление от турецких укреплений осталось внушительным.
Началась муравьиная работа пехоты: копание траншей и укрытий, медленное продвижение вперед к стенам крепости, еще на сто шагов, на двести, на тысячу… Турки тоже не дремали и пытались внезапными вылазками помешать осаждающим. Тогда пехотинцы вызывали на помощь кавалерию. На западной стороне в таких случаях поднимался Тверской драгунский полк. На рысях драгуны двигались через мелководную реку навстречу туркам, но те всякий раз уклонялись от боя. Брусилов, непременный участник всех этих контратак, почувствовал, что противник теперь не так упорен, как год назад. «Турки — уже не те вояки, что прежде», — заметил он, сравнивая весеннюю осаду Карса с нынешней.
Штурм крепости готовился обстоятельно и целенаправленно. К счастью для дела, фактическим руководителем наступления стал генерал Лазарев — способный и решительный военачальник, полная противоположность Лорис-Меликову, номинальному командующему. Штурм решено было проводить ночью, учитывая, что турецкие войска хуже переносят нервную сумятицу ночного боя, поддаются панике, их командиры легко теряют управление.
В вечерних сумерках 5 ноября полки были построены перед атакой. Было холодно, в низинах уже белел снег, с гор дул ледяной ветер. Брусилов, кутаясь в бурку, закрывая лицо башлыком, выслушал приказ: полк должен не допустить прорыва противника из крепости по Эрзерумской дороге. Хрипловатым, простуженным голосом командир полка закончил:
— …Помните, что наша борьба с турками за избавление болгар-христиан от турецкого насилия — дело святое, а поэтому забудьте все мирское и направьте все ваши помыслы и усилия только к уничтожению врага.
В русской армии было давнее обыкновение, как надлежит всякому воину готовиться к предстоящей кровавой сече. Надевали чистую рубаху, исповедовались и причащались у полкового священника, оставляли письма родным, давали наказ товарищам, кому что отдать после смерти: тому-то кинжал в серебряной оправе, тому — образок святого Георгия — покровителя православных воинов — на серебряной цепке, а тому вот — новые, ненадеванные сапоги. К возможной кончине тут готовились деловито и спокойно.
