Стрелок - Михеев Михаил Александрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без txt) 📗
– К сорок первому году. Кстати, что вы о нем знаете?
– Ну… Двадцать второго июня сорок первого года немецкие войска напали на СССР. Сожгли на аэродромах всю нашу авиацию, после чего принялись за сухопутные войска. Часть танков разбомбили, остальные оказались практически бесполезны против немецких, более современных. Управление войсками было потеряно, всюду были окружения, Сталин массово расстреливал несправившихся командиров…
– Довольно, я понял, – "профессор" поднял руки, то ли собираясь сдаваться в плен, то ли, напротив, начинать размахивать кулаками. – Ваши представления о той войне можно описать курсом средней школы и пары тройки фильмов откровенно подрывного характера. Могу вас поздравить, процесс дебилизации страны идет полным ходом.
– А вы знаете другую историю? – чуть обиделся Александр.
– Знаю. Многое было не так. Да, удар немцев по аэродромам был сильным, но смертельным он не был – воздушные бои с переменным успехом шли долго, и если почитать записи немецких офицеров, там сплошь и рядом написано: "противник господствует в воздухе". Немцы передавили нас тогда за счет лучшей тактики, большего опыта… За счет того, что наступление на земле развивалось быстро, и бывало, что возвращающийся после боя летчик видел на своем аэродроме вражеские танки… А наши танки, кстати, даже несколько устаревшие БТ, дрались с немцами на равных, и потери были, как правило, один к одному. Некоторые из этих танков, что интересно, дослужили до сорок пятого года и еще японцев погонять успели. Немцы просто грамотнее строили тактику – резали коммуникации, оставляя танки без горючего, и их приходилось подрывать экипажам. И командование не везде допускало ошибки и котлы. Это там, где во главе армии были молодые да ранние, стоял бардак, а старики, вроде Буденного с Ворошиловым, которых принято ругать, воевали на самом деле грамотно. Звезд с неба не хватали, конечно, но ни одного серьезного котла на их участках фронта не было. А Павлов, к примеру, по некоторым данным вообще был предателем.
– И зачем же тогда нам рассказывают всякую чушь? – с интересом спросил Александр, уже догадываясь, впрочем, какой будет ответ.
– А чтобы списать свои ошибки. Выбрали Сталина козлом отпущения, благо покойник возразить не может, и стали собственную вину на него перекладывать. Все как всегда. Ну а потом писаная история стала преобладать над тем, что помнили люди, тем более что живых свидетелей осталось не так и много – участники первого периода войны были выбиты… Впрочем, чего уж там, скоро вы сами увидите все это.
– Именно так. Давайте не будем терять время – у нас еще много работы, – вмешался "военный". – Ну что, Александр свет Викторович, раз уж ты теперь в команде – готовься. Кстати, на вот тебе сувенир.
На стол лег очень знакомый чехол. Александр открыл – ну да, его винтовка, недавно утопленная в болоте, вычищенная и смазанная. Стараясь не делать лишних движений, он повернулся к "военному" и вопросительно поднял брови.
– Мы решили, что со знакомым оружием тебе будет проще, – ответил тот на невысказанный вопрос. – Привыкать к новому времени особо нет – операция начинается послезавтра. Так что сегодня же получишь экипировку и начинай осваиваться. Ладно, иди. Тебя проводят.
Аудиенция, похоже, была окончена. Александр взял винтовку, встал и вышел из комнаты, где его уже ждал знакомый мордоворот…
Конец этого дня и весь следующий слились в одну сплошную беготню. И дело было даже не в экипировке, которую молчаливый завскладом выдал быстро и четко, и не в том, что в ней надо было еще разобраться. Куда хуже было, что требовалось в кратчайшие сроки освоиться с аппаратурой, которую предстояло тащить в другой мир. А то вдруг напарника убьют или ранят. Дело, в любом случае, должно было быть сделано – все же, несмотря на то, что предполагалось кого-то там ограбить, первичными оставались научные изыскания. Это убедило Александра в том, что с родной конторой руководство фирмы и впрямь не порвало, а стало быть, надо быть с ними вдвойне осторожнее.
За все это время его не выпустили из помещения, так что Александр представления не имел, где же он все-таки находится. Единственное, радовало, что командировка ожидалась недолгой. Хотя – тут уж как пойдет, сейчас же требовалось поспешить.
А спешили, похоже, и впрямь очень-очень – время явно поджимало. Иначе наверняка было бы спокойнее, обстоятельнее… Да Александр, готовясь к своей работе, в разы больше времени только на планирование тратил, притом что ни с какими параллельными мирами связан тогда не был. Бардак, в общем. И это притом, что он в жизни не работал с напарником, а своего нынешнего увидел буквально за два часа до отправки. Увидел, перевел взгляд на стоящих тут же "профессора" и "военного", и сказал, что никуда отправляться не собирается. На их удивленный вопрос, с чего это вдруг такие загибы, Александр ответил – жить хочется, а с этим придурком (слово было употреблено более сочное, но в тот момент никто на него внимания не обратил) они доберутся, в лучшем случае, до первого патруля. И причину скепсиса тут же объяснил, просто похлопав напарника по плечу.
Плечо как плечо – широкое, мощное, накачанное, его хозяин явно к спорту относился положительно. Затянуто плечо было в выцветшую гимнастерку. Гимнастерка, галифе, все без знаков различия… В таком прикиде человека в начале войны можно было принять и за окруженца, и за дезертира, в общем, из общей картины слегка выбивались только яловые сапоги. На вид яловые – внутри какой-то хитрый материал, не пропускающий воду и не дающий потеть ноге. Насколько знал Александр, в тот момент далеко не все таскали сапоги, у большинства были жуткого вида ботинки с обмотками, ну да он мог и ошибаться. Не ошибался он в другом – если его собственная гимнастерка была выгоревшей равномерно, то у напарника на плечах были темные полоски. Совсем немного отличающиеся по цвету, но все же отличающиеся, и наблюдательный человек в два счета определит – их владелец носил погоны. Какие погоны у Красной армии в сорок первом, если первую половину войны все, от рядового до маршала, носили всякие треугольники, кубари да ромбы со звездами? И, что характерно, отнюдь не на плечах…
Как побелел "военный" надо было видеть. А уж как побелел начальник склада… В общем, ошибка была исправлена моментально, и все равно, взгляд отца-командира не предвещал проштрафившемуся завхозу ничего хорошего. Тот, понимая это, активно ежился и потел, а Александр, глядя на сценку, гадал, то ли кто-то сразу после отправки группы получит хороших трендюлей, то ли это была ему, Александру, проверка. Впрочем, это вряд ли – судя по тому, как психовал напарник, он был или блестящим артистом, или, напротив, живо представил себе, чем для него кончилась бы "легкая прогулка" по примитивному миру. То есть, как минимум, был не в курсе проблемы, а значит, скорее всего, накладка была случайностью, возникшей из-за спешки, помноженной на извечное отечественное раздолбайство. Да и к чему такие проверки, если вдуматься? Хотя, конечно, у начальства бывают свои резоны, простым смертным неведомые.
Пока вышеупомянутое начальство молчаливо, но от того не менее зловеще рассматривало совершивших ошибку подчиненных, явно намекая, что будет расследование на предмет диверсии, Александр успел познакомиться с наперником. Молодой парнишка, ровесник – всего на полгода старше его самого. Аспирант – профессор и впрямь оказался профессором, безо всяких кавычек. Правда, своего руководителя он тоже называл Николаем Михайловичем – видимо, какую-то разъяснительную работу с ним провели. В экспедиции участвовал по предложению профессора, надеясь совместить в одном флаконе работу над диссертацией, щекочущее нервы приключение и заработок. Смотрел он на все как на какую-то игру – нормальная реакция домашнего мальчика, которого никогда и никто всерьез не бил. Пообещали ребенку бочку варенья и корзину печенья – он и побежал, радостно повизгивая. Ладно, ничего страшного, чего он стоит на самом деле там, на другом конце перехода, живо станет ясно. На худой конец, его нанимателей интересует сделанная работа, а не то, чтобы исполнители остались целыми и невредимыми. Свои мысли Александр, правда, оставил при себе – пусть его. Для него самого все это роли, в общем-то, не играло.
