Миротворец - Величко Андрей Феликсович (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Ничего, подумал я, глядя, как шипящую и отбивающуюся Светлую вытаскивают из-под дивана. Скоро сюда Рекс с Рыжиком прибудут! Вот они вам, собаки страшные, и покажут, что такое приличное поведение.
Когда животину уволокли, я выслушал доклады о ходе подготовки переезда части величеств, утвердил график и наконец смог заняться бумагами, относящимися к моим американским вложениям. Именно к моим, так как деньги в совместные с Фордом предприятия вкладывала не Российская империя, а один ее подданный, некто Георгий Найденов. И сейчас, как всякая уважающая себя акула капитала, он был обеспокоен возможными финансовыми потерями в связи с грядущей войной. То есть меня волновало, а не слишком ли они будут малы, особенно после Машиных коррекций, уменьшивших итоговую сумму почти в три раза.
Понятно, что после начала войны собственность вражеских подданных будет конфискована, причем как у нас, так и у них. Так что еще месяц назад министр финансов Коковцев был вызван к их величествам и озадачен созданием специального органа, который заранее должен был составить списки подлежащих конфискации счетов и фирм и очередность работы по ним. Судя по всему, министр собирался поначалу что-то вякнуть про то, что такое больше подходит финансовому департаменту ее величества, но глянул на Машу и заткнулся на полуслове. Попыток же свалить хоть часть работы на мои службы он даже и не предпринимал, потому как я тоже присутствовал – в мундире, зеркальных очках и со значительным выражением на лице. Так что вскоре была создана Особая комиссия при министерстве финансов, а так как насчет режима секретности там было еще не очень, то к настоящему моменту о ее существовании и назначении знали все заинтересованные лица. Вообще-то именно так оно и было задумано, потому что дело о разглашении гостайны расследуется гораздо проще, когда заранее известно, что, когда, кому и кто собирается разглашать. Так что материалы на болтунов у меня уже были, и вскоре предстояло, согласовав с величеством – кого на Вилюй, кого под конфискацию, а кого и простить при условии крупного пожертвования, – озадачивать специалистов написанием сценариев судебных заседаний. Ну не импровизировать же, в самом деле, в первый-второй день войны!
Затем предстоял второй этап этой же самой операции – отлов уже не болтунов, а замешанных во взятках. Здесь меня интересовали не столько те, что будут брать, их в принципе можно будет прищучить и по любому другому поводу. Нет, наибольший интерес представляли собой именно потенциальные даватели, причем не исполнители, а ключевые лица. Потому что американскую долю завода «Зингер», например, мы все равно конфискуем, но если в процессе удастся еще и поймать на взятке кого-нибудь из американцев побогаче, он ведь вряд ли откажется компенсировать свое нехорошее поведение. Жизнь-то всего одна, да и ученики господ Ли уже почти вышли на уровень своих педагогов…
А в Штатах некто Альперович тоже озаботился подобной проблемой и сейчас усиленно спонсировал создание сенатской комиссии с аналогичными задачами. Получалось неплохо: судя по всему, его ставленниками там будут как минимум две трети. Поэтому денег мне было не жалко – за Мосей не пропадет, уже были случаи в этом убедиться. Ну и имелось еще одно соображеньице…
Сценарии развития событий у нас имелись самые разные, от предельно пессимистических до с точностью до наоборот. И в самом оптимистическом из них предусматривалось мое выступление перед американцами примерно с такой речью:
«Господа, в начале войны ваша страна позволила себе нагло зажилить целых пять долларов из моих личных средств. И где, я вас спрашиваю, мои пять миллиардов компенсации?»
Я встал и собрался было пройтись по кабинету, но глянул на диван, превозмог желание посмотреть, что под ним, а вместо этого убрал бумаги в сейф. Нет, пожалуй, Светлая все-таки права – что-то я последнее время многовато документов оставляю на столе, это не дело. Надо будет сказать, чтобы ей дали что-нибудь вкусненькое. Мисочку черной икры, например. А потом просто так, без бумаг, подумать, что все-таки делать с Георгиевской киностудией.
Сейчас она представляла собой натуральный гадючник – вроде Голливуда, Мосфильма или даже ЦТ в том мире. А находилась, между прочим, в режимном городе. Специальная комплексная группа от Танечки и Алафузова только тем и занималась, что ограждала тамошних инженеров и ученых от домогательства всяких звездушек. Причем, несмотря на то что я проводил твердую линию: не может киноартист получать больше, скажем, летчика. Да, среди них теоретически могут быть гении, ну и что? Полозов сейчас со всеми надбавками имел оклад около пяти тысяч в месяц, вот это и было установлено в качестве абсолютного потолка для творческих личностей. Создание же частных киностудий не приветствовалось. Нет, не думайте, никаких запретов, но нашу аппаратуру они могли купить только с дикой наценкой, а импортную – с трехсотпроцентной пошлиной. Опять же рискнуть создать такое предприятие мог далеко не всякий, а только от рождения кристально чистый перед законом человек. Потому как уж чем-чем, а его биографией органы обязательно поинтересуются, причем очень вдумчиво. Может, когда-нибудь в отдаленном светлом будущем такой порядок и отомрет, но пока я не собирался выпускать из рук государства столь мощное средство воздействия на массовое сознание, как кинематограф.
Однако, несмотря на свой не такой уж высокий социальный статус (а может, и благодаря ему), звезды, звездочки и просто примазавшиеся к кино девицы так и норовили окрутить кого-нибудь из занятых серьезным делом людей. Поэтому в ближайшее время киношников, занятых в производстве художественных лент, ждал переезд в Москву, а в Георгиевске должна была остаться только студия учебных и документальных фильмов. Но тут я вспомнил, что вроде Танечка недавно что-то такое говорила и даже дала письменное изложение своего мнения. Немного порывшись в сейфе, я действительно нашел искомую бумажку. И в ней говорилось, что в последнее время матримониальные планы актрисулек и ассистенток начали потихоньку сами собой сворачивать в более конструктивное русло. То есть дамы быстро поняли, что пытаться охмурить летчика, инженера или даже рабочего с оборонного предприятия – это чревато. Русского рабочего и инженера, уточняла Татьяна. Потому как в Георгиевске было еще и довольно много иностранцев. И не только немцев, но и американцев, ибо наши с Фордом обменные операции строились по следующей схеме: я ему – лицензии, опытные образцы и поставки тех деталей, производство которых еще не было налажено в Америке, он мне – станки и квалифицированных рабочих. Причем они не только трудились сами, но параллельно и учили наших, так как за это весьма весомо доплачивалось. Но скоро начнется война, и мы получим кучу подданных враждебного государства в самом центре своей оборонки… Так что американцы потихоньку переселялись в Екатеринбург и Иркутск. Вот Татьяна и предлагала киностудию разделить на две части и отправить туда же, чтобы штатовцам было не так тоскливо ждать конца войны во глубине сибирских руд. Опять же, имея подруг, а то и жен с сильно повышенными запросами, они и работать станут лучше.
Вот тут я был полностью согласен с Танечкой – ну не будет толку от квалифицированного рабочего, делающего что-то из-под палки. Мне, конечно, могут возразить: а как же чехи, например, во время гитлеровской оккупации? Ведь их же заставили работать на своих поработителей! Но на самом деле этот пример показывает только то, что немцы смогли-таки создать достаточные стимулы для того, чтобы люди работали не из-под палки. Ну и национальный, так сказать, характер тут тоже сыграл не последнюю роль… Потому что действительно квалифицированный рабочий трудится вдохновенно! Убери вдохновение – и получится обычная халтура. А высочайшее качество чешских пушек и танков отмечалось неоднократно, то есть делали их явно с душой.
В общем, мне оставалось надеяться, что национальный характер американцев не будет так уж отличаться от чешского. Ну а работницы искусства в этом помогут, тут Танечка права.
