Колесницы судьбы - Литвиновы Анна и Сергей (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT, .FB2) 📗
– Вы чем занимаетесь, используя документы оперативного сотрудника?
– Выполняю задания капитана Петренко.
– А еще?
– Работаю в фирме прикрытия «Ритм-21».
– И только?
Петренко незаметно сделал ей знак: мол, признавайся.
Варя выдохнула:
– Пытаюсь расследовать смерть своих родителей. Они погибли в автокатастрофе в августе девяносто третьего года.
– Кто вам поручил заниматься этим?
– Никто. Это моя собственная инициатива.
– Официально в каком состоянии находится дело об их гибели?
– Оно приостановлено производством в главной военной прокуратуре.
– У вас появились новые данные, которые дали бы основания для возобновления производства?
– Никак нет.
– Ну так и чего вы лезете, Варвара, как вас, Игоревна? – начал возвышать голос и краснеть лицом Козел Винторогий. – Что нос суете в совершенно не относящиеся к вам материи?! Почему вы, без году неделя в комиссии, сразу начинаете с того, что злоупотребляете своим служебным положением?! Почему не сидите на попе ровно? Я строго запрещаю вам в дальнейшем касаться этого дела, поняли меня?!
«А когда я, почти в слезах, выскочила из его кабинета и мы с Петренко шли по коридору назад в отдел – он тоже выглядел смущенным, я это заметила, – он сказал мне: «Придется, Варя, все бросить».
– Даже странно, – сказал тогда Петренко, – откуда Марголин узнал о твоем интересе и почему его это так взбесило. Но ничего не поделаешь, приказ начальника – закон для подчиненного. Придется нам дело о гибели твоих родителей оставить. Если он вдруг узнает, что ты им все равно занимаешься, последствия могут быть самыми плачевными, вплоть до увольнения из рядов с позором.
«Вот так я и бросила тогда заниматься смертью мамочки и папочки. А потом меня послали на юг, в Абрикосовку и Суджук, расследовать дело о нападении гигантских ос, я уехала, там закрутилась. А потом другое, третье… Да не только в том дело! Марголин в комиссии оставался и почти все время являлся нашим с Петренко начальником, и я никак не могла поперек него пойти».
– Сейчас ты свободный человек, – сказал Данилов – сегодня, в июле двадцать второго года. – И никто, никакой Марголин, не сможет тебе помешать.
– Так ведь сколько времени с тех пор прошло, почти тридцать лет, – вздохнула Кононова.
– Как пелось в советской песне из моего детства: «Ничто на земле не проходит бесследно» [4]. Я верю в тебя, Варвара Игоревна! И знаешь, по-моему, пора рассмотреть тебе семейный архив, старые фотки, записи.
– Думаешь?
– Я уверен. И побывать на месте происшествия. А также там, где твои мама с отцом служили. И на дачу вашу старую наконец проехаться – вдруг там какие-то заметки остались.
– Гениально, Ватсон, – пробормотала Варя. – Тем более что все три точки в одних краях: и бывшая работа родителей, и дача, и место ДТП. Они ведь в тот день, когда разбились, со службы ехали к нам с бабушкой в дачный домик. А мы их ждали – да так и не дождались.
На глазах у Вари выступили слезы. Алеша подошел к ней и нежно обнял.
Они немедленно собрались и отправились в гараж за машиной. Тем более что давно собирались навестить старую родительскую дачу. А два других места – и то, где отец с мамой работали, и то, где погибли, – находились по пути, если небольшой крюк сделать.
Мать с отцом служили в Первушино. Это название постоянно в их разговорах возникало. И бабушка тоже подхватывала, и маленькая Варя.
«Мы едем в Первушино».
«Из Первушино – сразу на дачу».
«В Первушино я завтра не поеду, есть дела в Москве…»
Отец всегда мотался сам за рулем. Хотя по штату ему (Варя, когда выросла, задним числом стала понимать) полагалась «Волга» персональная, с личным шофером. Но отец манкировал.
Может, когда б не держал фасон, не рулил самостоятельно, а ездил, как все начальники, с водителем – живой бы остался?
Хотя если его хотели погубить – а Варе почему-то казалось, что это так, – подобрались бы иным манером.
Данилов тоже любил водить. Сели в машину, построили маршрут. Выходило неподалеку друг от друга: сперва, километрах в пятнадцати от Кольцевой – Первушино. Потом – Варя вспомнила по протоколам – место, где папа с мамой погибли: еще километров двадцать вглубь области. И наконец, самая дальняя точка: дача, где они лет пять не бывали.
По понедельникам Данилов, как он любил говорить, перезаряжал батарейки. Пронестись на машине в понятие «перезарядка» входило. Вдобавок в первый день недели движение всегда свободнее: народ опасается за руль садиться после пьяных выходных.
Они быстро домчали до Первушино.
Варя хорошо помнила из детства, как выглядел «объект»: надо свернуть с шоссе на асфальтовую дорогу через лес, и километров через пять уткнешься в бетонный забор и проходную. А там, за оградой, виднеется корпус института. Внутрь ее никогда не брали. Но к проходной они подъезжали – мама, бывало, за рулем, подвозила на «Волге» отца, а потом они с Варей ехали по своим делам.
И вот теперь, в две тысячи двадцать втором году, они с Даниловым несутся по той дороге-аппендиксу, отходящей от основной трассы, и Варя радуется, какое полотно ровное да свежая разметочка. А потом упираются – нет, не в бетонный забор и проходную, охраняемую солдатиками. Да – забор имеется, есть и КПП. Только совсем иное все, не военное, никакого отношения к Министерству обороны не имеющее.
Ограда новая, металлическая. Резные ворота настежь распахнуты. За ними – шлагбаум, а дальше виднеется ряд разнокалиберных домов – особняки, двух-, трехэтажные – и участки, на которых, в соответствии с планами ландшафтных дизайнеров, произрастают туи, сосны да карликовые березы. А по верху кованых ворот – кованая щегольская надпись с вензелями: «Коттеджный поселок Первушино».
Они припарковались на площадке у ворот, вышли размять ноги.
– Все переменилось до неузнаваемости… – пробормотала Варя.
– Может, в том и цель была? – предположил Данилов. – Погубить твоего отца, директора, чтобы институт, беззащитный без него, прикрыть. А затем землю под ним прихватизировать, коттеджей настроить?
Кононова отрицательно помотала головой.
– Я приезжала сюда, когда в универе училась. В конце девяностых, лет через семь после папиной гибели… Здесь полное запустение царило. Заброшенный корпус, все ободрано, даже рамы с окон поснимали, двери утащили, косяки отодрали. Разбитая плитка, и ни единого следа, чем институт занимался: ни колбочки, ни пробирочки, ни какого-нибудь документика. С приватизацией земли подсуетились сильно позже.
– Поедем дальше.
Данилов распахнул перед ней пассажирскую дверцу.
Минут через двадцать навигатор привел их к точке, где закончился земной путь Вариных родителей. Она никогда на этом месте не бывала и теперь нашла его только потому, что благодаря Данилову вспомнила давешний протокол и описание, где случилось ДТП.
Остановились на обочине. Несомненно, то самое место. Дорога делает крутой поворот направо. Теперь обочина ограждена металлическим барьером, по нему тянутся отражающие катафоты и красные значки, обозначающие крутой поворот. Неизвестно, то ли после катастрофы облагородили трассу, то ли дошел до нее черед по программе улучшения автодорог.
Поле вдоль трассы заросло беспорядочным подлеском. Сосны, стоявшие за ним, равнодушно-печально помахивали ветвями. Варе показалось, что на одной из них она даже видит следы когда-то врезавшегося в нее автомобиля. Глаза ее наполнились слезами.
– Ах, Варька, что ж ты душу себе бередишь! – воскликнул Алеша, почувствовавший ее настроение. Он ласково обнял ее и потрепал по плечу.
– Поехали дальше, – сказала она сквозь комок в горле и утерла слезы.
Данилов усадил ее, устроился за рулем. Резко нажал на газ, сорвался от обочины.
– Скажи, – спросил он деловитым тоном, стараясь отвлечь подругу от печальных размышлений, – тогда, в две тысячи первом году, тебе запретили вести расследование о смерти родителей вышестоящие начальники, правильно?
