Игра в метаморфозы - Миньер Бернар (книги онлайн полные версии TXT, FB2) 📗
– Опять постановочная мизансцена, – заметил Саломон.
– И опять два цвета: красный и зеленый, – прибавил Алехандро каким-то восторженно-молитвенным голосом.
– А почему «супружеская пара из Алькасара»? – поинтересовался криминолог. – Только потому, что они были женаты и их нашли в этом месте?
– Не только поэтому, – вмешался Улисс. – Изучив их телефоны и переписку в социальных сетях, полиция выяснила, что в каждую годовщину своей свадьбы они приезжали сюда, в то место, где в первый раз поцеловались – и где их наши мертвыми. В этом месте было много крови, и это говорит о том, что убили их именно здесь. Орудие убийства не нашли. И убийцу – или убийц – тоже не нашли, как и в первом случае. Однако свирепость, с которой в этих двоих вонзали оружие, заставляет думать об убийстве из ревности или по большой страсти…
– Вы говорили, что случаев было три, – заметил Саломон.
У него пересохло во рту. Где-то в коридоре, за пределами палатки, раздался звонкий женский смех.
– Третий был в Бенальмадене, на Коста-дель-Соль, прошлым летом, – отозвался Улисс. – Супружеская пара туристов была зарезана в собственной постели в доме на берегу моря, который они арендовали. Пара тоже бездетная. Англичане. Об этом писала прошлым летом одна из газет. Бо́льшую часть времени они проводили в бассейне, расположенном над городским пляжем. Это наводит на мысль о том, что за ними наблюдали с пляжа. И устроили им настоящую бойню: около шестидесяти ножевых ударов в грудь, в шею, в лицо и в область гениталий. Мужчина лежал на спине в распахнутой на груди рубашке, левая рука вытянута вдоль тела, согнутая правая лежала на груди. На ногах сандалии, тоже не по размеру ступни. Рубашка на нем была зеленая. Щиколотки обвивала толстая веревка. Но нельзя сказать, что ноги были связаны: веревка лежала свободно. Таз был обернут красной тканью. Женщина лежала возле него на боку, голая по пояс, в середину груди воткнут старинный кинжал, рука томно закинута за голову, ноги обвиты зеленой тканью.
По мере того как Улисс рассказывал, интерес Саломона возрастал в геометрической прогрессии.
– Восемьдесят девятый, пятнадцатый, восемнадцатый, – проговорил он. – Почему такая долгая пауза между первыми двумя преступлениями?
Докторанты переглянулись, Улисс пожал плечами.
– Возможно, преступник сидел в тюрьме.
– Или был за границей, – подсказал Алехандро, – и убивал уже там.
– Первую пару застрелили, вторую и третью зарезали. Кроме того, у первой пары был ребенок, у остальных детей не было. Что-то тут не вяжется… То есть в общей сложности у нас есть позы тел, сочетания цветов и то, что тела были обнажены?
– Не только, – с явным удовольствием произнес Улисс.
Саломон повернулся к нему. Глаза англичанина блестели.
– Что еще?
– Чтобы удержать тела в нужных позах, преступник пользовался клеем.
– Клеем?
– Да. Причем большим его количеством… Экстра-сильным клеем. Он смазывал спины, руки и прочие части тела своих жертв, чтобы те держали нужные ему позы.
– И что, никто, кроме ДИМАСа, не сопоставил эти детали?
Улисс расплылся в широкой улыбке.
– Всеми этими делами занимались разные ведомства. В контакт они не вступали, учитывая большие расстояния: место первого преступления находилось на севере страны, место второго – в центре, а место третьего – на юге. Если все это дело рук одного человека, то в последние несколько лет он много ездил. И потом, как ты заметил, с момента первого преступления прошло уже тридцать лет.
Саломон покачал головой. В испанской полиции и Гражданской гвардии хватало баз данных: интранет СИНДЕПОЛ для жалоб, ПЕРПОЛ для тех, кто уже имел неприятности с законом, ВИОГЕН для серьезных случаев насилия. Но прежде всего – СИГО, система, объединенная общим центром управления, несомненно, самая крупная база данных, о которой как-то один генерал сказал: «Того, что нет в СИГО, просто не существует». Но судебной полиции страны недоставало программы и базы данных, созданных специально для определения серийных преступлений и способных объединить их по признаку способа совершения и по подписи преступников, совершивших самые жестокие из них явно в навязчивом состоянии. Недоставало и их аналогов в других странах.
До этого дня. Потому что теперь у них был ДИМАС. А ДИМАС превосходил все другие системы.
– Если придерживаться гипотезы, что речь идет об одном и том же убийце, – сказал Улисс, – то нанесение ножевых ранений или огнестрел – это способы совершения преступлений, которые, как известно, могут со временем изменяться по необходимости. А вот красный и зеленый цвета, супружеские пары в качестве жертв и мизансцены тел – это как бы подпись убийцы, которая, по твоим словам, не меняется.
– А клей?
– А клей – и то и другое сразу, – ответил Алехандро. – Он – и часть способа совершения, поскольку удерживает тела в нужном положении, и в то же время часть подписи, поскольку положение тел и есть мизансцена…
Особенно спешить с выводами они не стали. Когда криминалист снова заговорил, он тщательно подбирал слова:
– То, что вы мне только что рассказали, означает, что ДИМАС и в самом деле обнаружил убийцу, возобновившего свои преступления через тридцать лет. Этот убийца изворотлив и, как и прежде, выстраивает из своих жертв некую картинку. На тридцать лет он полностью исчез из поля зрения, а затем взялся за старое, и последний удар нанес меньше года тому назад, так?
Оба студента переглянулись. Саломон внимательно на них смотрел.
– Браво, – произнес он наконец, и голос его чуть-чуть дрожал. – Это невероятно! Мы наконец чего-то добились… Вы что-нибудь рассказывали об этом?
– Пока нет, – ответил Улисс.
– Пойдите, найдите ребят. Надо, чтобы все знали. И выпейте за это как следует нынче вечером: ваша работа того стоит!
9
Понедельник, вечер
Вечером туман стал еще гуще, и свет уличных фонарей смотрелся как продолжение размытых гало желтых лун, выстроившихся вдоль улиц. Ночь в Саламанке дышала древностью многих веков. Фонари, сиявшие, как драгоценные камни в витринах антикваров, мало чем отличались от тех, что освещали пассажи времен Альфонса IX Леонского в 1218 году. Зябко кутаясь в пальто, Саломон думал о тех профессорах, что ходили раньше по этим улицам, а теперь населяли кладбища. В такт своим шагам он мурлыкал вполголоса:
«Yesterday, all my troubles seemed to far away, now it looks as they’re here to stay…» [13]
На улицах было людно. Главным образом полно молодежи. Главным образом, студентов, причем студентов в сильном подпитии. Если и существовал диплом, который Саламанка охотно выдавала, так это был диплом гуляки. Здесь учеба и праздник всегда хорошо ладили между собой. В свое время Саломон тоже попьянствовал вволю.
Но это время теперь было далеко. В каждом молодом существе сидит спящий старик, подумал он. А вот наоборот бывает не очень-то часто.
Он подошел к своему дому 62/64 на улице Замора. Старинное трехэтажное здание с барочным фасадом, лепными карнизами, эркерами и затейливыми балконами выглядело таким же перегруженным, как и все городские памятники. На первом этаже располагались обувной магазин и парикмахерская. На фасаде красовалась надпись «DANIA PALACE»; Саломон понятия не имел, зачем она нужна. Рядом располагалось кафе под названием «Колониальное» (кофе-закуски-ликеры). В это кафе он любил заходить по утрам, к открытию, хотя и имел некоторые сомнения по поводу происхождения его названия.
Саломон жил на последнем этаже. Свою квартиру в триста квадратных метров он приобрел в те времена, когда недвижимость еще не стала всеобщим безумием. Предыдущий владелец повесился на люстре через два дня после того, как его супругу в почтенном возрасте ста трех лет унес в мир иной рак. Однако Саломон рассудил, что это хорошее предзнаменование: повесившийся старик и сам дожил до девяноста семи лет, а потому вполне резонно решил, что хватит, зажился он на этом свете. С другой стороны, криминолог, штудирующий древнеримских и греческих философов, усмотрел в этом поступке то, что он назвал «философским самоубийством».
