Тебя убьют первым - Литвиновы Анна и Сергей (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
– Что там в итоге с самолетом Бабчук случилось? – продолжала расспрашивать Елена.
– Расследование идет, – пожал плечами Денис, – и о результатах я пока ничего не знаю… Но вернемся к нашим баранам, то есть к нашему «Коршуну». После того первого (и единственного) полета и ракета «Родина», и боевой слетавший пристыкованный к ней «Коршун» хранились именно здесь, вот в этом монтажно-испытательном корпусе. Однажды на кровле казахская фирма стала проводить работы – крыша начала течь. Завезли рубероид, складировали по ошибке все в одном месте. К тому же в ту весну шли дожди – а при постройке этого корпуса в нарушение технологии на крыше использовали керамзит. Он пропитался водой, в итоге, с учетом складированного рубероида, нагрузка на крышу превысила допустимую, и она попросту рухнула – прямо на «Родину» с «Коршуном». Восемь рабочих погибли. А в довершение всего топливные баки «Родины» были заполнены газом (таковы условия хранения), и когда их повредили осколки крыши, они взорвались. В результате погибла и ракета, и ракетно-космический самолет.
– И где они сейчас? – вопросила любознательная Елена.
– Порезали, вывезли на металлолом… А крыша МИКа, как вы видите, так и не восстановлена.
На моих дедов было жалко смотреть. Оба совсем сдулись.
Конечно, они слышали эту историю. Не могли не слышать. Но одно дело – ведать о ней абстрактно, и совсем иное – увидеть воочию.
Даже ярчайшее и припекающее совсем по-весеннему солнце, даже яснейшее синее небо не могли поддержать нам настроение, не делали менее резкой боль от разрухи. Прибитые и разочарованные, мы залезли обратно в микроавтобус.
Денис сказал:
– Давайте теперь вернемся в город. Поселим наконец наших новых гостей в отель, и вы все немного отдохнете. А потом встретимся на ужине.
На обратном пути усталость – а может, переживания – взяли свое. И Радий, и Владик заснули прямо в креслах.
Задремала и сидящая между ними Елена. При этом она трогательно преклонила головку на плечо Радия.
Зная, что женщины обычно ничего не совершают случайно, даже во сне, я подумала, что она, возможно, сделала свой выбор.
Ужин назначили на семь, в кафе на местном Арбате.
Я подновила укладку, растрепанную под байконурским ветром. Сделала вечерний макияж и вдумчиво подобрала кофточку – чтобы и стильно, и не вызывающе. Надела теплую куртку, чтобы не мерзнуть по пути. И все равно еще оставалось время. Мне не хотелось ничьего общества – ни Сеньки, ни тем более дедов, и я решила пройтись одна.
Смеркалось. Слева огромную площадь, где стояла гостиница, замыкало державное здание с колоннами. Я сверилась с картой (мне ее выдал при поселении Денис): это Дом офицеров. Видимо, именно на его сцене блистал в былые времена Радий. Я обошла его кругом. Дом офицеров тоже оказался заброшенным и разрушенным, как слишком многое здесь, на Байконуре. Крыша провалена, окна заколочены. На цоколе кто-то отчаянно написал зеленой краской: «В ее глазах я видел все, кроме любви».
С оборотной стороны Дома офицеров начинался парк. Судя по карте, он спускался к Сыр-Дарье. К каждому дереву была подведена водопроводная труба – полив. Я такое видела только в жарких странах, типа Израиля. По пустынным аллеям я дошла до летнего кинотеатра. Он тоже выглядел покинутым.
Как ни странно, несмотря на полное одиночество и сумерки, гулять здесь было совершенно не страшно. Но время поджимало, и я вернулась на местный Арбат.
Кафе почему-то называлось «Кальяри» – где, спрашивается, Сардиния и где Байконур. Буква «Я» в названии потухла, и получилось «Каль-ри». Столики расставили на открытой веранде, хотя апрель, и температура вечером уверенно стремилась к отрицательным отметкам. Здесь сидела молодежь, покуривала кальяны да и просто сигаретки и попивала пивасик.
В заведении и официанты, и бармен, и мэтр – все оказались казахами. Они проводили меня за столик. В обычном стиле русских – наша тургруппа составила вместе три стола. К нам присоединились еще две пары, очень молодые, даже в сравнении со мной, Стас и Настя из Бишкека и Катя с Лешей из Екатеринбурга. Жаль, для Сенечки моего никакого подходящего кадра даже теоретически на горизонте не появилось.
Несмотря на мое опоздание, еще шла рассадка, и я после некоторых организационных телодвижений заполучила место рядом с Денисом. По другую руку от меня расположился мой единокровный дед Влад, рядом с ним, естественно, Елена, а подле нее – Радий. Старички, да и петербуржская дама выспались, приоделись и выглядели даже импозантно.
Расселись, сделали заказ. Сенька попросил местного казахского коньяку, я ограничилась пивом. Несмотря на то что Денис очутился рядом, ни интимного диалога, ни какого бы то ни было еще у меня с ним не получалось. Его все дергали вновь прибывшие туристы, расспрашивали, что к чему и что будем смотреть. А то он официантами руководил, распоряжался, как и что подавать, или с Элоизой своей шептался по части организации завтрашнего дня.
Я невольно прислушивалась к разговору дедов.
– Скажите, Радий Ефремович… – начала Елена.
– Просто Радий.
– Да, хорошо. Вот вы жили здесь, на Байконуре, в шестидесятые. И каким он вам тогда казался, этот город?
– Прекрасным! Всюду новостройки – но такой размах! И полет. Представляете, тридцатую школу (ну, она была первая в городке, просто ее для конспирации тридцатой наименовали) построили за одно лето! В три смены солдатики пахали. Но я мало в городке тогда бывал. Все больше на площадке. А здесь только на праздники и в редкие выходные. На танцверанду офицеры приезжали. Знаете, как тогда говорили? Вы меня извините за гусарскую прямоту, но иначе не звучит. Здесь, на полигоне, считали так: на одну даму приходится десять метров шланга и ведро яиц.
– А вы тут себе жену нашли?
– А где ж еще! Эльвирка поварихой была, в буржуйке.
– В буржуйке?
– На площадке четыре столовые были: солдатская, офицерская, для специалистов и для начальства. Для буржуев, значит. Мы поженились – нам квартиру сразу здесь, в городке, дали. Денег на Байконур государство не жалело. К семидесятому году кинотеатр «Сатурн» построили – огромный, широкоэкранный, на тысячу сто мест, бассейн. Деревья подросли. А снабжение! В советские времена – важнейшая вещь! А у нас, говорили, снабжение лучше, чем в Москве. Или, скажем, в городке Звездном. Копченая колбаса с черной икрой в магазинах лежала! Квартиру нам довольно быстро дали. Мария – вон, мать его, – Радий кивнул на сидящего напротив Сеньку, – у нас подрастала.
– А что ж вы уехали?
– Климат. Климат ужасный, конечно. Да и потом, Подмосковье, пусть и дальнее, по-любому лучше пустыни.
– Вот и я тоже так решила.
– Вы здешняя?!
– Да, выросла здесь. В той самой тридцатой школе училась.
– А я распинаюсь!
– Но я в семнадцатилетнем возрасте, сразу после выпускного, отсюда уехала. С тех пор пару раз приезжала на каникулы. А в конце восьмидесятых родителей в Питер перетащила – и уже с концами.
– Вы, значит, тоже на родное пепелище пожаловали?
– Вроде того.
Этот диалог рядом с собой я слушала вполуха. Сама пыталась наладить контакт с Денисом. Но он был какой-то дерганый. На мои реплики отвечал односложно. И особого внимания ко мне – напряженного, мужского, как вчера вечером или сегодня с утра, – не проявлял. Я не то чтобы обиделась, но задумалась: что это с ним? И, может, это я совершила какую оплошность?
А потом, как бывает в любом застолье, народ решил сделать перерывчик. Стали выходить, кто прическу поправить, кто покурить. Тут-то и произошла встреча, которая, как я сейчас понимаю, стала точкой невозврата для нашего путешествия. И которая мирный туристический-ностальгический вояж превратила в нечто совсем-совсем иное. А тогда я не придала случившемуся особого значения.
Дед Радий, возвращавшийся из туалета, столкнулся лицом к лицу с пожилым красивым казахом: тонкие правильные черты, смуглая кожа, красивые кисти и длинные пальцы рук. Тот изу-мленно раскрыл свои раскосые очи:
