Сопки Маньчжурии - Михайловский Александр (читать книги без сокращений txt) 📗

Александр Михайловский, Юлия Маркова

Сопки Маньчжурии

В оформлении обложки использован фрагмент картины художника Н.С. Самокиш «На сопке после штурма», написанной в качестве иллюстрации к книге «Война 1904-1905. Из дневника художника», вышедшей в печать в 1908 году.

05 декабря (22 ноября) 1904 год Р.Х., день первый, 05:35. окрестности Порт-Артура, гора Высокая (она же по-японски «высота 203»).

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Стоя на вершине «высоты 203» в полной темноте [1], я магическим зрением обозревал окрестности и мысленно матерился как последний извозчик. При нормальном подходе к делу эту ключевую, господствующую над местностью высоту можно было превратить в укрепленный район повышенной недоступности, у подножия которого грудами трупов легла бы вся японская армия при минимальных потерях обороняющихся. Если все делать «самым настоящим образом», то на этой высоте должны иметь место изломанные линии траншей и ходов сообщения, заглубленные в землю доты и дзоты, вооруженные пулеметами, простреливающими склоны фланкирующим огнем, сплошная путаница проволочных заграждений. При этом на самой вершине необходимо устроить надежные бункера с толстыми бетонными перекрытиями, вмещающие в себя командный пункт, лазарет и казарму, где гарнизон мог бы отсиживаться во время тяжелых артиллерийских обстрелов.

А что мы видим? Вместо траншей – стенку из камней, высотой едва ли не по пояс. Никакой защиты при артиллерийском или даже ружейно-пулеметном обстреле она не дает. Вместо дотов – вообще ничего. Вместо колючей проволоки (изобретенной, кстати, за четверть века до сего момента) – частокол и эскарп как во времена Батыева нашествия, а вместо бункера на вершине – открытый всем шрапнелям форт, с такой же открыто расположенной артиллерией, сейчас уже приведенной вражескими обстрелами в полную негодность. Собственные батареи противник прячет в складках местности, корректируя огонь с наблюдательных пунктов, и смеется над глупыми длинноносыми варварами, выставившими свои пушки на прямую наводку.

Едва я об этом подумал, как энергооболочка бога войны шепнула мне на ухо: «Автор проекта сухопутной крепости Порт-Артур – генерал-майор корпуса военных инженеров Константин Иванович Величко… Шо маемо, то маемо…»

Что касается вражеской пехоты, то она, в отличие от русских солдат, открытых всем обстрелам, сидит в глубоких траншеях полного профиля, буквально выдолбленных киркомотыгами в каменистом грунте. Поэтому и соотношение потерь при штурмах столь неприличное: японцы потеряли семь с половиной тысяч человек, а русские – целых четыре с половиной тысячи солдат. Причина японских потерь – крутые открытые склоны, вверх по которым надо упорно карабкаться под огнем противника, зачастую вставая на четвереньки. У русских же фактически отсутствуют реальные укрытия, из-за чего вражеский артиллерийский обстрел и ружейный огонь наносит защитникам высоты столь большой урон. Русские своих убитых уже вынесли и похоронили, из-за чего вершина горы кажется «чистенькой». То тут, то там лежат только отдельные японские солдаты, сумевшие вскарабкаться на эскарп к линии обороны и убитые уже здесь. Поначалу таких сбрасывали вниз, на бесполезные колья, и только потом, когда русских осталось мало, их стали оставлять там, где их и застала смерть. Остальные японцы погибли внизу: крутые склоны устилал сплошной ковер мертвых тел. Если бы не температура воздуха, которая на два-пять градусов скачет вокруг нуля, все вокруг уже давно благоухало бы отборным скотомогильником. Но Отец Небесный миловал. Вся японская мертвечина сохраняется в ожидании похорон как в холодильнике морга.

Но так жить нельзя; на всей высоте разведчики капитана Коломийцева нашли не более сотни русских солдат: две трети из них были ранены, многие тяжело. Так и лежали, кое-как перевязанные, на земле, сжимая в руках винтовки, в ожидании момента, когда рассветет и япошка пойдет в свою последнюю атаку. Тогда эти герои выпустят в наступающие цепи последние оставшиеся патроны и умрут с чувством исполненного перед страной долга.

Я же от таких зрелищ местной русской действительности начинаю сатанеть… Наверное, в эти минуты Фок, Стессель и другие деятели местного артурского бомонда беспокойно заворочались в своих мягких постелях, чувствуя сквозь сон, как к заднице на толщину трусов приближается осиновый кол. Но этот гнев – дело вторичное, никуда эта публика от меня не уйдет; сейчас надо исправлять положение и готовиться с рассветом отбивать японскую атаку. Для начала необходимо собрать всех русских раненых, кто еще жив, и отправить их в наш госпиталь в Тридесятом царстве. Я ощущаю этих людей как «своих» – а значит, они должны жить. После необходимо ввести на эту гору уже побывавший в похожем деле 1-й пехотный легион милейшего Велизария. Но прежде необходимо правильно оборудовать позиции, а не то мои люди начнут гибнуть с той же дурацкой скоростью, как и подчиненные генерала Фока. А это не есть хорошо.

Но для того чтобы отрыть в скалистом грунте траншеи и построить блиндажи обычным способом, потребуется месяц работы механизированного саперного батальона. Этого месяца у нас нет, как и саперных частей соответствующей численности и оснащенности. Остается Магия Земли, которую мы уже применяли, укрепляясь на вершине Сапун-горы в мире Крымской войны. И как раз на этот случай в составе передового отряда, помимо меня самого, присутствует вся наша магическая пятерка. Сейчас, безлунной ночью, это совсем безопасно, даже для женщин и детей. В полной тьме в это время никто не воюет, только откуда-то с северо-восточного направления глухо бухают беспокоящим огнем осадные одиннадцатидюймовые «осакские» гаубицы. Но этими «малышками» с весом качающейся части в двадцать пять тонн мы займемся позже – сюда, на «высоту 203» их снаряды все равно не долетают.

Коллегам по магической пятерке мне не надо ничего объяснять. И Кобра, и Анастасия, и Колдун, и даже Птица – все чувствуют то же, что и я. Вот капитан Коломийцев сообщает, что все раненые вынесены через портал в Тридесятое Царство, а немногочисленные здоровые отправлены на территории редута на вершине высоты, где я ничего не планирую менять. Пусть в ходе боя японская артиллерия лупит в него по старой привычке, тратит снаряды и думает, что делает важное дело. Собравшиеся там два десятка русских солдат ничего не понимают, но люди, что хозяйничают на вершине высоты, разговаривают по-русски, а у самого старшего из них на плечах погоны штабс-капитана. Для рядового солдата местной русской армии, по службе обычно общающегося исключительно с унтерами и фельдфебелями, это большое начальство.

Наша «пятерка» мысленно берется за руки, после чего цепь замыкается. Моя энергооболочка бога войны чертит зигзагообразные линии траншей и ходов сообщения, намечает места для пулеметных гнезд и дотов литого камня. Новый УР «высоты 203» не совпадает с тем, что тут напланировал небезызвестный капитан Лиллье. На обратном скате главного гребня «высоты 203» намечены орудийные дворики для шести 120-мм минометов, и углом к ним на внутреннем склоне юго-западного отрога запланированы глубокие капониры для шести самоходных гаубиц и машины управления одной артиллерийской батареи, которая должна работать в основном в северо-восточном направлении. Еще две батареи дивизиона пока в резерве. И самое главное – сравнять этот дурацкий эскарп. Ни к чему нам мертвые зоны при ружейно-пулеметном обстреле. И заодно необходимо защемить, сделать непроходимыми японские зигзагообразные осадные траншеи, ведущие наверх, прямо к русским укреплениям. Надо заставить вражеских солдат как можно дольше бежать под нашим огнем вверх по склону по открытой местности. К тому же вражеские стрелки, укрепившиеся в двухстах метрах от наших траншей, будут представлять серьезную угрозу для наших пехотинцев, которые отнюдь не бессмертны. Чем ближе расположены наблюдатели противника, тем хуже работает заклинание маскировки.