Сильные духом (Это было под Ровно) - Медведев Дмитрий Николаевич (лучшие книги TXT) 📗
Более спокойная Наташа сказала примирительно:
— Иной раз девушка больше сделает, а если у кого опыта пока нет, так ведь и Кузнецов не с первого дня научился…
— Ты себя, Наташа, с Кузнецовым не равняй, — заметил Николай не то из желания продолжать спор, не то обидевшись за Кузнецова, цену которому он-то хорошо знал.
— А ты что думаешь, — вступилась снова Дроздова, — Наташа не сделает? Да она рвется как, ты посмотри!
— И правда, — подтвердила сама Наташа. — Мне много успеть надо! Скоро уже конец, а я…
Это стремление «побольше успеть» радовало нас в Наташе Богуславской. Радовал и самый спор, подоплекой которого было желание каждого получить наиболее опасную и ответственную работу. «Ничего, — подумал я, — все вы, товарищи, еще очень пригодитесь, имейте терпение».
Что касается Наташи Богуславской и Жени Дроздовой, то они нужны были уже сейчас. Мы с Лукиным представляли себе дело следующим образом: шестерка разведчиков и радист Бурлак действуют во Львове, отряд Крутикова, расположенный недалеко от города, служит им базой. Женя же с Наташей будут работать связными. Разведчики разбиты на пары, каждая из этих пар действует обособленно, ничего не зная о других. Адрес Бурлака будет знать одна Женя, и связываться с радистом можно будет только через нее. Через нее же можно будет, если это понадобится, встретиться всем шестерым для совместных действий.
Понятно, при подборе людей мы учли то, что и разведчики, и Бурлак, и Женя Дроздова хорошо знали Львов. Когда-то они все там жили или, по крайней мере, бывали в этом городе, а Степан Пастухов, тот знал даже подземное хозяйство Львова — до войны он работал там инженером коммунального хозяйства.
Не знала города только Наташа Богуславская. Но у нее были другие преимущества: она знала порядки украинских националистов, у которых ей против ее воли пришлось побывать и от которых она, рискуя жизнью, бежала к нам. Эта скромная девушка зарекомендовала себя в отряде с самой лучшей стороны. Поражали рвение и тщательность, с которыми она выполняла поручаемые задания. Кто-то сказал, что нет ролей больших и малых, есть большие и маленькие артисты. Вот Наташа и была прекрасным исполнителем своей маленькой роли. Она как-то умела улавливать большой смысл в самой незначительной работе, находя ее связь с чем-то другим и третьим, с тем, что было сделано вчера и будет сделано завтра, отчетливо представляя себе во всей значимости совокупность всех этих маленьких дел. Вообще Наташа по праву слыла среди партизан умным и развитым человеком, а ее прошлое секретаря райкома комсомола еще выше поднимало ее в глазах товарищей.
Я знал, что Наташа тяжело переживает известное недоверие к ней с нашей стороны, неизбежное на первых порах после ее бегства от бандеровцев. Знал также и то, что, отлично исполняя маленькие роли, Наташа не могла не мечтать о больших. И вот ей вручалась большая, серьезная роль — связной между Крутиковым и Дроздовой, иначе говоря, между разведчиками и их тылом. Опасный путь из города и в город, неожиданности, которые могли здесь встретиться на каждом шагу, постоянная угроза провала, ответственность за общее дело — вот что предстояло отныне Наташе Богуславской. Я не мог не испытывать удовлетворения, когда услыхал ее слова о том, сколько ей еще надо успеть. Это было хорошее, честное, благородное желание. Создавалась полная уверенность, что доверие, которое оказано Наташе, она оправдает.
Попросив Наташу и Женю покинуть товарищей и побродить немного со мной, я поделился с ними своими соображениями о наступлении Красной Армии, постарался нарисовать им общую картину нашей работы в условиях отступления гитлеровцев, рассказал все, что знал сам, о положении во Львове. Конкретных вопросов мы не касались, я только поведал девушкам об одной образцовой конспиративной квартире в Ровно — квартире Вали Довгер. О Вале Довгер Женя уже слышала в отряде.
— Ну, значит, завтра? — спросила Женя, прощаясь.
— Завтра.
— И, значит, встретимся уже во Львове?
— Да.
— Ох, — спохватилась она вдруг, — мне же еще постирать нужно. Всего, товарищ командир! Пошли, Наталка!..
…В радиовзводе снова не оказалось никаких сведений о самолетах. Марина Ких, которую я за сегодняшний день навещал уже раз десять и все по этому поводу, не дожидаясь вопроса, только развела руками. Что могло случиться? Погода нелетная? Конечно же, все дело в погоде!
Я предвидел, что, узнав о посылке группы Крутикова, Марина начнет просить, чтобы отправили и ее, как это она обычно делала. Оказывается, до меня к ней заходил Стехов, просил написать письма во Львов, где у нашей радистки жили сестра и другие знакомые. Видимо, отчаявшись уговорить непреклонного замполита, Марина принялась за меня.
— Письма я, конечно, напишу, — сказала она. — Сестра там и приютить сможет, и помочь, и все… Но только вы скажите, товарищ командир… Во Львове я выросла, город знаю лучше других, кому же, как не мне, идти? Кто больше пригодится на такой работе — местный человек или чужой? Скажите прямо — кто? — настаивала она, не сомневаясь, что я скажу «местный» и она поведет наступление дальше, то есть станет доказывать, что здесь, в отряде, есть кому ее заменить.
— Смотря какой местный, — ответил я. — И, уж конечно, не тот, которого слишком хорошо там знают.
Довод был веский, но его, как видно, приводил и Стехов, потому что у Марины уже был готов ответ. Она сказала, что изменит прическу, что жить станет не у сестры, что ни разу к сестре и не зайдет, что вообще никому в голову не придет искать ее сейчас во Львове… Все это звучало по-своему убедительно, но посылать Марину во Львов, рисковать ее жизнью я не мог.
Я предупредил ее, что письма нужны к утру, а сам пошел к Стехову. Вместе с начальником разведки тот сидел в штабном чуме, где, кроме них, находилось еще семь человек — шестеро разведчиков и радист Бурлак. Лукин их инструктировал, или, вернее сказать, предупреждал о бесполезности всяких инструкций. Задача была одна: нанести врагу наибольший урон, а в остальном все зависело от их дерзости. Разведчики молча слушали и вопросов не задавали. Под конец только Пастухов спросил, будет ли действовать во Львове кто-нибудь помимо них. Александр Александрович сухо ответил, что это вполне возможно.
— Я к чему, — объяснил Пастухов, как бы извиняясь за неуместный вопрос, — если надо будет организовать что-нибудь покрупнее, тут, может, всем вместе, понимаете…
Он не договорил, поняв, что вопрос опять-таки упирается в то, что заранее всего не предусмотришь.
— Кстати, товарищи, не нужно делать никаких попыток связаться с местным подпольем! — предупредил Стехов, прощаясь с разведчиками. — Соблюдайте максимум конспирации и вообще берегите себя, — добавил он, пожимая всем руки…
Остаток ночи мы провели за картой. Все-таки удалось наметить для Крутикова маршрут, хотя и весьма приблизительный.
Утром Крутиков выстроил группу, отвел ее в сторону от лагеря и там прочел перед строем:
— «Маршрут: Ровно — Дубно — Почаев — Броды — Злочев — Перемышляны — Гановический лес». На сборы дается час, — добавил он и, считая, что сказал все, разрешил разойтись.
Сборы были недолгие, а вот прощание… Прощались со всеми, с каждым в отдельности и не раз. Возвращались, что-то еще досказывали и дослушивали и снова обнимали друг друга, а потом заглядывали в чумы, но в чумах никого, конечно, не оказывалось — все население лагеря высыпало на проводы и тоже участвовало, словами ли, делом ли, в отправке группы.
Когда группа снова построилась, мы с замполитом сказали напутственные слова. Крутиков ответил: «До встречи на свободной земле!» — и скомандовал: «Шагом марш!» Люди тронулись в путь. Впереди шли разведчики, которым было дано задание сопровождать группу до железной дороги, помочь перейти полотно и вернуться обратно.
Я стоял вместе со всеми и следил глазами за уходившими, пока их фигуры были еще различимы между деревьями. Я стоял и думал о великом родстве, каким спаяло нас всех общее дело.
