Белая береза - Бубеннов Михаил Семенович (лучшие бесплатные книги txt) 📗
Весь батальон уже знал о боевом приказе. Перед выходом на передовую не только командиры и политруки, но и многие коммунисты провели с солдатами беседы о предстоящем бое. Солдаты хорошо понимали его значение в огромном сражении на подступах к Москве. Это подняло у всех чувство воинского долга.
Но минуты перед боем — особые минуты… Все солдаты разговаривали только при крайней необходимости, а больше молчали, вслушивались в себя и были очень недовольны, если что-либо мешало этой важной и нужной человеческой потребности. Многие с трудом сдерживали и скрывали от товарищей озноб, боясь, что его сочтут за выражение страха, но делали это напрасно: это был не страх, а то особое солдатское волнение перед боем, когда из-за недостатка времени враз обдумывается и решается многое из того, что должно бы обдумываться и решаться в течение всей жизни. Особенно волновало всех то обстоятельство, что батальону впервые приходилось вести большой наступательный бой.
Вместе с пехотинцами в лесу стояли и танки из батюковской бригады. Из открытого люка "КВ" выглянул танкист и крикнул в сторону озеровцев:
— Эй, пехота, гляди не подводи!
— Мы-то не подведем! — ответили ему из ближней группы.
— А гвардия никогда не подведет!
— Занозистый парень! — сказал Умрихин о танкисте. — Вот тебе и мал золотник! Видите, как идет в бой? Это же вчерашний маляр Кривцов, или по голосу не узнали?
Этот разговор немного оживил солдат. Среди озеровцев, отдыхавших после марша кто как мог, в лесной тишине послышались более звучные, чем прежде, голоса.
— И гвардия, братцы, в бой идет!
— Эти на радостях дадут им жизни!
— Да, многонько народу подвалило.
— Скажи на милость: нас бьют, а нас все больше!
— И откуда столько берется?
— Известно, солдат солдата рожает…
— Мы их даванем сегодня так, что взвоют!
— Сегодня многие из них последний раз завтракают!
— Вот насчет завтрака — это верные слова… — сказал Умрихин, выходя из-за кустов, и все поняли, что он ослышался. — Позавтракать перед боем надо бы, да только где же кухня? Не попахивает дымком?
Некоторые солдаты неохотно захохотали.
— А чего тут смешного? — сказал Умрихин. — Пора бы ей и подойти. Еще в той деревне, откуда ушли, я видел, как повар разжигал огонь. Сегодня гороховый суп с мясными консервами, это я точно знаю: сам старшина говорил. Стой, братцы, а это не она? Вон, у деревни! Она! Спорю! Кто желает? На пайку хлеба, а?
В самом деле, показалась кухня.
Она остановилась на опушке леса.
…Когда помкомвзвода Дубровка выстраивал взвод, лейтенант Юргин окликнул подбегавшего к строю Андрея:
— Сержант Лопухов, ко мне!
Проводив взвод, Юргин сказал:
— Слушай, Андрей, так и быть: познакомь!
— А далеко они?
— Да сейчас тоже будут у кухни. — Юргин посмотрел в сторону деревушки, откуда вдруг долетел собачий лай. — Вон они, уже идут! Только смотри, как-нибудь… осторожнее… — Он даже вздохнул от смущения и досады. — И до этого ли сейчас, подумай-ка, а что сделаешь? Один раз взглянул — и вот, видишь, какая напасть! Ты только, смотри, как-нибудь незаметно… Тьфу, начисто одурел, честное слово!
— Ничего, все обойдется как надо!
Получив от Дубровки котелок горохового супа на себя и на командира взвода, Андрей привел Юргина к тропе, по которой только что прошли девушки к кухне. Поставив на пень котелок, Андрей стал ломать еловые ветки. Смеясь, сказал:
— Здесь будет засада.
В ответ Юргин только махнул рукой: дескать, делай что хочешь, я в твоей власти…
Незаметно, но быстро посветлело. Тихий фронтовой лес, как оказалось, был полон жизни. Повсюду, прячась под черными, в снежных узорах, шатрами елей, на кучах свежих веток завтракали и отдыхали солдаты; повсюду на нижних сучьях деревьев висело снаряжение и оружие. Из деревушки в лес, к передовой линии, и обратно быстро пробегали связные. Кое-где над сугробами едва заметно тянулись, не поднимаясь выше подлеска, слабенькие дымки: с наступлением утра во фронтовых землянках угасали очаги. Как всегда перед боем, на передней линии с каждой минутой крепла особая, чуткая и тревожная тишина. За шоссе быстро и густо розовело высокое, заснеженное чернолесье: всходило солнце.
— Восемь ноль две минуты, — сказал Юргин, взглянув на часы с тем особым чувством, с каким посматривали на них десятки командиров в это утро.
— Еще полтора часа, — отозвался Андрей.
На тропе показались девушки.
Заметив Андрея, Лена Малышева задержалась и радостно воскликнула:
— А-а, и вы здесь?
Андрей поднялся с ветвей.
— Доброе утро! Как Найда?
Чтобы не задерживать подруг, Лена сошла с тропы.
— Ничего, спасибо, только мои неприветливы.
— Обижают Найду?
— Обижают.
— А вы знаете, что надо сделать?
— Нет, не знаю, а что?
Увидев, что проходит последняя подруга с котелком, Лена сказала ей:
— Вера, передай Машеньке, что я сейчас!
— Ты недолго, а то суп остынет, — строго сказала высокая, худощавая Вера, бросив на Лену осуждающий взгляд: ей не нравилось, что Лена, не успев прибыть на фронт, уже завела знакомых; ей казалось невероятно странным такое легкомыслие девушки, носящей звание бойца.
— Скажи, что я сейчас же! — заверила Лена.
Навстречу Лене поднялся Юргик.
— Знакомьтесь, — сказал Андрей, немного припрятывая глаза, — это командир нашего взвода.
— Очень приятно, — сказала Лена гораздо тише, чем только что говорила, и у нее густо зарделось лицо; она второпях не могла решить, как должна держаться при этом неожиданном знакомстве.
Юргин подал ей руку и назвал свое имя.
— Лена Малышева… — почти прошептала в ответ Лена, не в силах побороть свое смущение. — Право, как здесь все странно. — Она взглянула на восток. — Я еще никогда не знакомилась на восходе солнца.
— Только при заходе? — пошутил Юргин.
— Ой, ну что вы говорите, товарищ лейтенант! Какие вы все здесь шутники, честное слово!
Юргин указал на пень.
— А вы поставьте-ка сюда котелок.
Лена молча выполнила совет.
— Садитесь, посидите с нами.
Лена молча села на ветки.
— Ложка есть?
— Есть.
— А хлеб?
— И хлеб есть.
— Так начинайте, кушайте!
Лена сказала на все это одно слово:
— Удивительно!
Юргин и Андрей поставили свой котелок против Лены и взялись за ложки. Лена подумала и тоже вытащила ложку из кармана полушубка.
— И никогда, — сказала она таким тоном, словно боялась, что ей не поверят, — честное слово, никогда я не завтракала в лесу, зимой, при восходе солнца! И суп очень вкусный, честное слово!
Матвей Юргин сразу понравился Лене, и она поняла: понравился совсем не так, как вчера Андрей, но в чем здесь была разница, невозможно было разобраться в первые минуты знакомства. Лейтенант Юргин, смуглый, с худощавым лицом, на вид казался угрюмым человеком, выросшим в одиночестве, и жестоким в жизни; но в его глазах стоял мягкий, очень приятный зеленоватый лесной свет, какой наполняет густые заросли в знойный полдень. Лена смутилась перед Юргиным, но не растерялась, что случалось с ней при встречах с командирами: она всегда боялась каких-либо замечаний по службе. Но Лена чувствовала, что и смущение у нее быстро проходит, — с угрюмым лейтенантом ей хотелось говорить откровенно, много, обо всем, что волнует. И она, отвечая на какой-то вопрос Юргина, вдруг стала рассказывать о своей жизни в Москве; об учебе в строительном техникуме, о вступлении отца в народное ополчение, о больной матери, которая, наверное, часто плачет, вспоминая о ней, о том, как в день начала войны она гуляла с подругами за городом…
Так Матвей Юргин и Лена Малышева, встретясь на восходе солнца, увлеченные узнаванием друг друга, совсем не чувствовали тяжелой власти тех минут перед боем, каких никто не любит на войне.
Старая ель внезапно уронила на них комок снега; не менее доброй горсти его попало в котелок девушки.
— Ой, да что я делаю? — с ужасом воскликнула Лена, заглядывая в котелок.
