Повести и рассказы - Мильчаков Владимир Андреевич (читаем книги txt) 📗
Грета опешила. «Значит, Гольд не уехал в Борнбург! Может быть, он отсюда позвонил в гестапо?!» — пронеслось у нее в голове. Воспользовавшись паузой в выкриках лейтенанта, она спросила:
— Фриц, ты сегодня был в Борнбурге?
— Конечно, был! Только что вернулся! Мне там здорово мозги вправили. В общем, все в порядке. Приезжай, сестренка, к тетушке Луизе.
— Но ведь там будет…
— Никого там не будет, — перебил ее Гольд. — Там будет только мой друг. Нам надо серьезно поговорить, ведь мы с тобой давно не видались… Значит, приедешь, сестренка?
— Хорошо, приеду, — нерешительно ответила Грета. — К десяти?
— Да, да! Точно к десяти. Будет очень интересно, — заверил лейтенант.
Грета положила трубку. На лице девушки была написана полнейшая растерянность.
«Неужели это Карла Зельца Фриц назвал своим другом? Ничего не понимаю».
Глава 20
Фриц Гольд меняет хозяев
Фриц Гольд остановился под маскировочными сетями на краю дороги. Широко открытыми глазами он глядел вперед, но ничего не видел. Встреча с Гретой казалась настолько неправдоподобной, нереальной, что он даже зажмурил глаза и сильно потряс головой. «Может быть, — подумал Фриц Гольд, — я еще не очухался от вчерашней попойки у Зигфрида Бунке и видел Грету Верк во сне? Может быть, сейчас я проснусь, и все будет по-прежнему, так, как было вчера и позавчера, и как вообще было всегда?»
Гольд сильно потер виски ладонями и открыл глаза. Нет, он не спал. Оглядевшись вокруг, Фриц Гольд снова увидел холм, откуда только что вышел, и маскировочные сети, растянутые по вершинам елочек. По асфальту, не сворачивая к главному входу, прошла машина с офицерами. Фриц Гольд рассеянно поднял руку, приветствуя офицеров, что-то кричавших ему из машины. Он повернулся и пошел, сам не зная зачем, вслед за машиной. Перед глазами все еще стояло бледное, искаженное страхом и ненавистью лицо Греты Верк, звучал ее угрожающий шепот: «Я здесь не одна! Нас много! За каждым твоим шагом будут следить! Проболтаешься — смерть!»
Лейтенант зябко передернул плечами. «Что ты думаешь, и будут следить. Их, наверное, и вправду больше, чем нас. Вон Макс Бехер перед смертью тоже мне петлей грозил и говорил, что у него много друзей. И за Бехера кто-нибудь со мной рассчитается».
Гольд вздрогнул при мысли, что из-за любого куста он может получить пулю. «Только не здесь, — подумал Гольд, — не в Грюнманбурге. Здесь ведь кругом наши». Но сейчас же чей-то голос ехидно шепнул Гольду: «А Макс Бехер — он ведь тоже был из наших?»
«И в самом деле, — размышлял Гольд, — откуда узнаешь, есть ли еще в Грюнманбурге единомышленники Макса Бехера? Ведь Макс Бехер, оказывается, был коммунистом, а мы считали его своим. Он даже Железный крест за храбрость в африканских боях получил. Ни на кого нельзя надеяться. Любой может обмануть, подвести, продать».
Гольд ощутил необходимость с кем-нибудь поговорить, посоветоваться, почувствовать чью-нибудь поддержку. Но чью? К кому может обратиться лейтенант Фриц Гольд, которому, кроме обычной немилости взъевшегося служебного начальства, угрожает смертельная опасность, угрожает смерть при любых обстоятельствах, как бы он ни поступил. Выдать Грету — смерть от ее единомышленников. Не выдать — смерть за то, что не сообщил о Грете в гестапо. Ведь если Грету арестуют, она на первом же допросе укажет на него, как на сообщника, знавшего, что она не Лотта, а Грета. Она будет убеждена, что ее выдал Фриц Гольд, и постарается отомстить.
Лейтенант затравленным волком огляделся вокруг. Как же быть? С кем посоветоваться? Что делать? Поговорить разве с Кольбе? Но при одной мысли о своем дружке Гольд сплюнул. Нельзя. Кольбе сразу кинется в гестапо. Грету арестуют, награду получит Макс Кольбе, а друзья Греты убьют его, Фрица Гольда. И сейчас Макс Кольбе идет по службе на одну ступень впереди него. И так всегда: Кольбе оттесняет его в сторону, всегда идет впереди. Нет, с Максом Кольбе он ни о чем говорить не будет.
«Может быть, написать дяде Густаву, отцу Лотты, — размышлял Фриц Гольд. — Тоже нельзя. Цензура, а за ней и гестапо узнают обо всем раньше дядюшки Густава. Тогда несдобровать. Спросят, почему сразу не сообщил в гестапо. И угораздило же эту проклятую Грету встретиться с ним сегодня в коридоре! Как было все хорошо до этой встречи! Однако что же все-таки делать?»
Гольд почувствовал себя совершенно беспомощным и одиноким. У него было много знакомых и немало приятелей. Некоторых из приятелей Гольд привык считать своими друзьями. Совместная служба, ночные кутежи и похождения создавали иллюзии дружеских отношений. Только сейчас Гольд понял, что по-настоящему близких людей у него все-таки нет. Перебрав в памяти всех, кого он считал своими друзьями, лейтенант с огорчением признал, что ни одному из них нельзя доверить угнетавшую его тайну. И тогда он вспомнил о белокуром капитане СС, танкисте из дивизии «Мертвая голова».
«Разве посоветоваться с Бунке? — мелькнуло в голове лейтенанта. — Это, пожалуй, будет лучше всего. Бунке — надежный парень».
Чем дальше Фриц Гольд раздумывал, тем сильнее убеждался, что умный совет ему может дать только один человек — капитан Зигфрид Бунке.
Несмотря на частые встречи и дружеские отношения. Гольд в глубине души побаивался капитана из «Мертвой головы». Не раз, встретившись взглядом с капитаном, Фриц Гольд торопливо отводил глаза в сторону. Ему казалось, что капитан видит не только то, что доступно обычному человеческому глазу. Гольд был почти уверен, что если капитан попристальнее вглядится в человека, то прочтет и то, что человек прячет в тайниках своей души, в самых глухих ее закоулках.
В глазах лейтенанта образ Бунке был окружен ореолом непоказного героизма, героизма, являющегося чертой характера. Лейтенанту казалось, что если он будет постоянно общаться с Бунке, то и на него перейдут отблески этого ореола. В то же время он почти ревновал Бунке к лейтенанту Кольбе, втайне сердясь на то, что капитан с одинаковым дружелюбием относится к ним обоим.
Вскоре после их знакомства в пивной «Золотой бык» Гольд, воспользовавшись тем, что Кольбе был занят по службе, один отправился навестить Бунке.
У капитана в этот вечер сильно разболелась нога, и он не захотел куда-либо пойти. Капитан лежал, и Гольду даже показалось, что Бунке не особенно обрадовался его приходу.
Впрочем, капитан сразу же позвал своего денщика, и на столе появился столь любимый капитаном коньяк. Сам Бунке в этот вечер только пригубил, зато Гольд удивительно быстро опьянел. Никогда раньше ему не приходилось напиваться до такой степени. Потом он узнал, что Бунке, несмотря на боль в ноге, сам проводил его до квартиры. В голове Гольда сохранились только отрывки того, что он говорил Бунке. Но даже этих отрывков было достаточно, чтобы, протрезвившись, Гольд похолодел от страха. Подумать только — он, Гольд, говорил, что дела на фронте и в тылу обстоят паршиво, что фюрера окружают изменники и еще многое такое, за что его легко могли из лейтенанта СС превратить в государственного преступника.
Утром, проснувшись и припомнив кое-что из своих высказываний, Гольд со всех ног кинулся к капитану. Он умолял Бунке не губить его, забыть все те глупости, которые спьяна ему наговорил.
К удивлению Гольда, капитан не стал упрямиться, не потребовал ничего за свое молчание. Он внимательно посмотрел на лейтенанта, усмехнулся и сказал:
— Ну, чего ты перепугался? Мало ли что говорится между друзьями, особенно под пьяную руку! Да я уже все забыл.
Гольд был уверен, что капитан не забыл ни одного слова из того, что он, пьяный, говорил. Но дальше капитанских ушей эти разговоры не пошли. Капитан не донес на Гольда и, как казалось лейтенанту, стал еще лучше к нему относиться. А Гольд, хотя и почувствовал себя спокойнее, понял, что попал в зависимость к капитану Бунке. Впрочем эта зависимость не тяготила Гольда. Она как бы приближала его к Бунке. Все чаще получалось так, что, когда лейтенант Гольд в свободное от службы время приходил к капитану, он заставал его одного. Странными были эти встречи. Каждый раз, направляясь к капитану, Гольд намеревался расспросить его о фронтовой жизни, узнать, что думает капитан о дальнейшем ходе войны, об окончательном разгроме русских. Но всегда почему-то выходило, что говорил больше Гольд, а капитан подливал ему коньяк, дымил сигаретой да время от времени вставлял какую-нибудь фразу, которая вызывала у Гольда новый поток слов. Гольд не был избалован вниманием слушателей. Даже ближайшие друзья лейтенанта часто обрывали его на полуфразе, предпочитая говорить сами. Капитан же умел слушать и, что особенно нравилось Гольду, слушал с явным одобрением. Лейтенанту казалось, что капитан совсем не любопытен. За время их знакомства Бунке ни разу не поинтересовался, чем заполнено служебное время Гольда. Только раз, когда Гольд снова проговорился, что ему недавно пришлось расстрелять своего школьного товарища, Бунке с необидной усмешкой сказал:
