Прикрой, атакую! В атаке — «Меч» - Якименко Антон Дмитриевич (книга бесплатный формат TXT) 📗
Жизнь продолжается
Наши войска устремились через Карпаты. Видно, война подходит к концу, Австрия и Чехословакия вот— вот отвернутся от фашистской Германии, но немцы дерутся упорно, не хотят терять сателлитов и, вполне очевидно, ждут, когда подойдут наши союзники — американцы и англичане — и раньше нас захватят Прагу и Вену. Немцы боятся их значительно меньше, чем нас. Так мы думаем, а вскоре и убедимся.
Противник остановился под Братиславой, уперся, но продержался недолго. Вскоре его опрокинули, и в прорыв вошла подвижная конно-механизи— рованная группа генерала Плиева — наши подшефные войска. Работать с ними непросто. Они растянулись на сто километров (попробуй прикрыть!), а лошадь на фронте — самая уязвимая цель. Кроме того, солдаты хотят, чтобы мы висели точно над ними и гудели своими моторами, а начальство, уважая их просьбу, требует, чтобы мы именно так и делали.
Но это чисто психологическое и довольно обманчивое впечатление: видеть над собой самолеты и думать, что они тебя защитят. Мы делаем так: выходим вперед, к переднему краю, там встречаем фашистов, там заставляем сбрасывать бомбы. И отважное войско Плиева хоть и не видит нас, но зато и не видит немецкие самолеты.
Бои над землей идут непрерывно. Завязавшись еще на рассвете, утихают только под вечер. Моя особая группа частью сил летает по графику, прикрывает войска, а частью — по вызову с линии фронта, для отражения налетов вражеской авиации. А так как вызовы следуют один за другим, то полк на земле почти не бывает. Летчики делают по пять— шесть вылетов в день. От неимоверной усталости спасает только одно — малый запас «горючки». Пока техники хлопочут возле машин, летчики хоть немного, но отдыхают.
В воздух уходит группа лейтенанта Егорова — вызвали с линии фронта. Егоров теперь командир эскадрильи, назначен вместо Проскурина. Совсем молодой летчик. Он окончил училище в мае прошлого года, но дерется уверенно, смело, награжден орденами Красного Знамени и Отечественной войны и вполне соответствует этой большой, ответственной должности. Помню, как Егоров легко и свободно освоил Як-3. Глубоко изучил, сдал зачеты и, выполнив два полета по кругу и в зону, стал помогать своим летчикам как консультант. А в первом бою на Як-3 уничтожил «фоккера». Тот «Фокке-Вульф» был уже не первой машиной, сбитой Егоровым, и оказался не последней. А теперь, слушая радио, я представляю, как восьмерка Егорова, встретив шестнадцать ФВ-190, с ходу вступила в бой, сбила три самолета, остальных разогнала.
Подошла еще одна группа фашистов — и бой вспыхнул опять, с новой силой. Слышу Егорова, руководившего боем. Слышу командира звена Коновалова. Но вот кому-то крикнули: «Прыгай», и командовать боем стал Сергей Коновалов. Все ясно: сбили Егорова.
Выхожу на стоянку, смотрю. Вместо восьми приближаются семь самолетов. Садятся. Машины Егорова нет.
— Товарищ командир, — доложил Коновалов, — задание выполнили, отразили четыре волны «фокке-вульфов». Бой вели до прихода группы, действующей по графику.
Досталось хлопцам. Четыре волны, четыре воздушных боя. Но противник подходил все время с новыми силами, и четыре сложнейших воздушных боя превратились в один нескончаемый…
— Что случилось с Егоровым?
— Сбили, — понурившись, отвечает Коновалов. — Очевидно, немец ударил из всех пушек. Самолет развалился в воздухе, летчик раскрыл парашют, но приземлился к фашистам. Как и куда, сказать не могу, смотреть было некогда.
Молчат летчики. Минуту, другую. Думают, и знаю о чем. Уколоть людей в такую минуту жестоко. Но надо. Для дела надо. Говорю:
— Кто-то недавно жалел, что мы опоздали, что противник уже не тот и не с кем серьезно помериться силами…
Молчат. Кто-то вздохнул. И хоть мне тяжело, но я командир, и задача моя сделать так, чтобы люди не падали духом.
— Ладно, — говорю, — не отчаивайтесь. Найдем Николая, если он жив. Возможно, он ранен, а немцам сейчас не до раненых, с собой не потащат. Да и тащить некуда, с востока мы напираем, с запада наши союзники.
Я запросил все войска нашего фронта, все госпитали. Безрезультатно… Егорова нет, но люди живут надеждой: может, еще вернется. Каких чудес не бывает во время войны. С того света и то, говорят, возвращаются. Действительно, человека считают погибшим, сообщают о нем в родные края — жене или родителям, — а он вдруг появляется.
На следующий день после того, как не вернулся Егоров, мы поменяли место базирования — сели в том районе, где его сбили. Несколько дней не летали из— за плохих метеоусловий, и все это время было отдано поискам. Когда погода улучшилась, оказалось, что мы отстали от войск, и мы сели на землю Чехословакии, на полоску вблизи населенного пункта Немецкий Гроб.
Как нас встретили чехи? Свободно, приветливо, не прятались, как прятались венгры, не закрывали жалюзи, не вешали замки. Я жил в доме попа, он принимал меня, как славянин славянина. Поп говорил:
— Бог поможет восстановить мир на земле.
Я отвечал:
— Бог богом, но и сам не плошай, на пушки надейся.
Каждый из нас оставался на своих позициях, но это не мешало нашему добрососедству.
А теперь мы сидим под Веной, на поляне, рядом с деревней Кухыня. Апрель теплый, сухой. Распускаются листья, появились цветы, зазеленело летное поле. Все как у нас, в России. Все располагает к отдыху, мирной работе. Но война продолжается.
Наши войска вышли на подступы к Вене, и немцы, потеряв сразу четыре-пять аэродромов, перевели свою авиацию в Брно, на север. Воздушное напряжение спало: оттуда много не налетаешь. Вот когда наступил момент, когда можно сказать, что противник уже не тот и помериться силами не с кем.
У нас наконец появился локатор. Расчет командного пункта обнаружил (или, как теперь говорят, «засек») группу вражеских самолетов севернее Вены, и мы, вылетев по засечке, идем на перехват в составе восьмерки. Леонов в моем звене, второе звено ведет Коновалов. Высота четыре тысячи метров. Чудесная вещь локатор. Человек сидит на земле и, глядя на поле экрана, наблюдает и нас, и врага. Предупреждает:
— Внимание, противник подходит справа.
