Сладостно и почетно - Слепухин Юрий Григорьевич (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
— В Кемнице, по-моему, пароход не причаливает. Ты можешь сойти в Котте, там и железнодорожная станция рядом с пристанью — не придется далеко идти. Мне, наверное, нельзя будет проводить тебя сегодня вечером?
— Лучше не надо, — он нагнулся и тронул губами ее пальцы. — Подожди еще немного, скоро все кончится.
— Война?
— Ну… возможно, и война. Если, как говорится, удача будет нам сопутствовать.
Она чуть было не спросила — а если нет? Но удержалась, вовремя спохватившись. Кто же спрашивает такое? Если нет, то вот тогда действительно «все кончится»; она подумала об этом спокойно, уже без страха — усталости было больше.
— Ты часто видишься с профессором? — спросила она, помолчав.
— Нет, после его приезда в прошлом месяце — ни разу.
— У вас что-то… разладилось, да?
— Как тебе сказать, — Эрих пожал плечами. — Мы с ним тогда поспорили… по поводу его швейцарского путешествия. Но дело не в этом. Мне действительно… трудно с ним встречаться с некоторых пор.
— Но почему, Эрих? — спросила она с недоумением.
— Я объясню тебе когда-нибудь. Не сейчас, прости. Это… трудно объяснить, да ты и не поняла бы… — Он помолчал, концом трости чертя на палубе геометрические фигуры, потом спросил: — Скажи, ты не знаешь… Они, конечно, получили письмо от командира части, где служил Эгон; было там написано, при каких обстоятельствах он погиб?
— По-моему, его убили итальянские партизаны — бросили в машину гранату или взорвали миной, я точно не знаю…
— Вот как… — Эрих опять помолчал. — Ты не говори, что я спрашивал, хорошо?
— Хорошо… Но только, знаешь, они могут обидеться, если ты их не навестишь.
— Не обидятся. Иоахим понимает, почему я этого не делаю… пока. Разумеется, я побываю у них, как только станет возможно. Вы едете в Шандау в этом году?
— Да, фрау Ильзе собирается…
— Это хорошо, тебе надо пожить в деревне.
— Я плохо выгляжу?
— Боюсь, что да. Хуже, чем зимой, во всяком случае. Как у вас с питанием?
— Как и у всех — плохо, но не голодаем. Есть даже еще кое-какие витамины из прошлогодних запасов. Консервированный шпинат, например. — Людмила поежилась. — Если бы ты знал, какая это гадость! Но фрау Ильзе заставляет есть, говорит — полезно.
— Да, в шпинате много железа, — рассеянно согласился Эрих. — Меня в детстве тоже заставляли. Слушай, если я смогу приехать, я дам туда телеграмму — ну, что-нибудь вроде: «Встречайте тогда-то». Ты тогда вернешься в город и будешь ждать моего звонка.
— Хорошо, — Людмила подняла голову, глядя, как наплывает навстречу мост переброшенной через Эльбу автострады. — Эта дорога идет прямо в Берлин?
— Да… Три часа — и там. Я до войны пару раз приезжал сюда машиной.
— У тебя есть машина? Своя?
— Да, и совсем неплохая. Двухместный «паккард», открытый такой, знаешь, с опускающимся верхом. Подарок тестя! Тесть у меня был богат до непристойности.
— Но почему тогда ты все время ездишь поездом? Это ведь так неудобно… да и опасно, наверное.
— Помилуй, а бензин? Кто же мне даст бензин на такие поездки? У нас генералы трясутся над каждым литром, а ты хочешь, чтобы капитану позволили раскатывать в свое удовольствие. Горючее, моя милая, это сейчас проблема номер один — у нас ведь нет нефти, кроме румынской, которую мы не сегодня-завтра потеряем, а установки гидросинтеза не покрывают и половины потребности… Сейчас, кстати, за них взялись всерьез — бомбят чуть ли не каждый день. Ты слышала о налетах на Лёйну? Это уже подготовка вторжения.
— Ты думаешь?
— Я, к сожалению, знаю. Лёйна — это бензин, там сосредоточены крупнейшие заводы по гидрированию бурого угля. Еще несколько таких бомбежек, и наши танки и истребители останутся с пустыми баками…
Поскорее бы уж, подумала Людмила.
— А на юг по этому автобану можно уехать в Чехословакию? — помолчав, спросила она.
— Нет, он за Хемницем поворачивает на запад — на Иену и Веймар. В Тюрингию. Ты там не бывала?
— Нет. А что?
— Просто вспомнилось — я там лежал в лазарете, прошлой весной Странно себе представить, что год назад я еще не знал о твоем существовании. Ты уже была, а я этого не знал… И сейчас вот, когда ты рассказывала про кирпичный тротуар под дождем, я тоже подумал — ты ведь сказала, что это было последнее предвоенное лето? Сороковой год?
— Да, сороковой, август сорокового года.
— Я так и понял. И тоже вспомнил, что сам я тогда был во Франции, мы-то воевали уже. И тоже ничего о тебе не знал, как и ты обо мне.
— К счастью, наверное.
— К счастью?
— Ну, я хочу сказать, что… Наверное, это было бы трудно для нас обоих — заранее знать, что будет.
— Не надо так, Люси, — он погладил ее руку. — Мы еще и сейчас не знаем, как все обернется. Вдруг будет так хорошо, что мы потом пожалеем, что не знали раньше. А то бы радовались заранее.
— Эрих, я так устала, — сказала она совсем тихо.
— Я знаю. Но потерпи еще немного, теперь уже недолго… Лишь бы Иоахим не выкинул какого-нибудь нового курбета.
— Курбета? — не поняла она. — Ты считаешь, профессор выкидывает курбеты?
— Он иногда недостаточно осторожен… Что, кажется, подходим?
Людмила повернула голову — по правому борту приближался плавучий дебаркадер, пароход выруливал к нему, сбавив ход.
— Да, это уже Котта, — сказала она. — А станция совсем рядом, вон посмотри. Сядешь на поезд, и следующая остановка будет Фридрихштадт. Может быть, сойдем вместе?
— Не надо рисковать, сойдешь лучше у террасы. Может быть, это и глупые предосторожности, но у меня неспокойно на сердце, когда мы вместе.
— А у меня наоборот, милый…
Они прошли к сходням, где уже столпилась довольно большая группа пассажиров, одетых не по сезону тепло, с туго набитыми рюкзаками и картонными упаковочными коробками вместо чемоданов, — женщины, дети, старики. Последнее время на улицах Дрездена можно было все чаще видеть беженцев из разбомбленных городов.
— Пропустим этих бедняг, — сказал Эрих, — Какое счастье, что ты живешь здесь. Я недавно был в Руре, это нечто неописуемое — Эссена не узнать, километры и километры сплошных руин… Итак, мы договорились? Поезжай спокойно в Шандау, и пусть тебе не снятся дурные сны, а при первой возможности я появлюсь — загляну хотя бы проездом.
