Дорогой отцов (Роман) - Лобачев Михаил Викторович (читать полную версию книги TXT) 📗

Один вечер в неделю дежурила Анна Павловна. Ее появления ждали, с жадностью расспрашивали о жизни города. К этому Анна Павловна была готова и всегда рассказывала о новостях живо и занимательно; особенно хорошо говорила о тракторном заводе.

— Да вы не работаете ли на тракторном? — удивлялись раненые.

— Мой свекор там работает. На сборке танков.

— Позвольте, ваша фамилия Лебедева? Ваш свекор тоже Лебедев?

— Да, ваша догадка верная. Это с моим свекром переписывается известный снайпер Юго-западного фронта.

— Что они — раньше были знакомы?

— Нет, через газету узнали друг друга. На днях папа получил письмо от друзей снайпера. Письмо напечатали в заводской многотиражке. Я вам принесу этот номер.

— Что пишут бойцы?

— Пишут, что нещадно бьются с врагом, что война с фашистами трудная, что у нас мало танков. Просят рабочих выпускать для фронта побольше танков. Письмо обсудят во всех рабочих сменах завода.

— А нельзя ли к нам пригласить самого Ивана Егорыча? — попросили раненые.

— Я передам вашу просьбу.

Анна Павловна ушла из госпиталя с хорошим настроением. Утром она сказала Машеньке:

— Тебя, дочка, дядя в госпиталь приглашал. У него тоже есть дочка. Только она далеко-далеко живет.

У Машеньки весело заблестели глаза.

— Я вместо той девочки пожалею его, — ласково сказала она. — Я всегда буду к нему ходить. А моего папу скоро возьмут на войну?

— Скоро, Машенька, — взгрустнула Анна Павловна. — Скоро.

В декабрьскую стужу на рубеж прибыла саперная армия для постройки долговременных огневых точек и узлов сопротивления.

Лебедева передали во вновь формируемую армию.

Григорий, прощаясь с сыном, сказал:

— Алеша, я надеюсь на тебя.

У Алеши дрогнули ребячьи губы. Он сжал челюсти и, не говоря ни слова, посмотрел на отца своим бесконечно доверчивым взглядом. В этом взгляде было все: и сыновья любовь, и преданность, и самое верное и надежное обещание быть верной опорой семьи. С той минуты Алеша как-то сразу повзрослел и другими глазами посмотрел на свое место в большой жизни. И еще одно обстоятельство повзрослило Алешу и подняло его в собственных глазах.

Никто из ребят, а тем более Алеша не допускал и мысли о том, что над городом может показаться вражеский самолет. И вдруг он появился. Прилетел в тихий солнечный день, проложив в голубом небе серовато-белесый след.

Алеша следил за полетом разведчика до рези в глазах. В эти минуту ему хотелось быть летчиком, солдатом, моряком, быть кем угодно, лишь бы беспомощно не стоять на улице родного города. Домой он вернулся угрюмый и молчаливый. Анна Павловна, взглянув на сына, спросила:

— Ты здоров, Алеша?

— Вполне. Я хочу пообедать, мама.

— Ты спешишь?

— Сегодня у нас занятия в военном кружке. Будем изучать винтовку, автомат, гранату. Ты, мама, ничего не опасайся.

— Все это так, Алеша. Я понимаю и тебя, и твоих товарищей, но вряд ли вам придется иметь дело с автоматом. Да и на школьных занятиях может сказаться. Не у тебя, конечно, — заметив движение протеста, успокоила Анна Павловна. — В тебе я не сомневаюсь. Сколько мальчиков записалось в кружок?

— Мама, они уже не мальчики. Им по четырнадцать лет.

Анна Павловна улыбнулась.

— Разве? — самым серьезным тоном сказала она. — Ты прав, Алеша, я забыла, что твои товарищи уже молодые люди. И у некоторых, заметила я, под носом появился пушок.

Алеша, почувствовав в словах матери иронию, сказал:

— Ты, мама, меня не поняла.

— Хорошо, Алеша. Хорошо.

В дверь квартиры громко постучали. В комнату влетел с горящими глазами худенький подросток.

— Алеша, Алеша! — задыхаясь, говорил он. — Пойдем скорее!

Анна Павловна всполошилась.

— Что такое? Что случилось? — с тревогой спросила она, обращаясь к Коле, школьному товарищу Алеши.

Коля, не отвечая Анне Павловне, все так же возбужденно торопил Алешу:

— Собирайся живей!

— Да ты расскажи толком. — Анна Павловна взяла Колю за руку, подвела к столу и усадила его на стул.

— Анна Павловна… самолет сбили… который летал… наш летчик из пушки его и из пулемета… тра-та-та… тра-та-та… И он — кувырк. Огонь, дым, щепки — и все…

Алеша враз загорелся.

— Ты видел? — спросил он живо. — Видел?

— Командир рассказывал. С двумя шпалами. Он-то уж знает. Скорей, Алеша.

Анна Павловна не стала им мешать, и Алеша схватил пальто и выбежал из квартиры. Слышно было, как ребята со свистом съехали по перилам лестницы. А во дворе уже кипела крикливо-шумная ребятня:

— Хвост ему отрезал!

— Не хвост, а крыло!

— И хвост и крыло.

Алеша с дружком, выскочив из подъезда, побежали через двор на улицу. Ребячий гомон внезапно смолк, точно его смыло волной. Ребята поняли, что Алеша с Колькой метнулись к фашистскому самолету. Один из мальчиков, глянув вслед Алеше, крикнул:

— Айда за ними!

На самом оживленном перекрестке улиц Колька, остановившись передохнуть, сказал:

— Алеша, самолет упал за городом. Мотнем?

В вагоне пригородного поезда пассажиры вели себя шумно и возбужденно. Ребята были рады, что, к их удовольствию, вагонный разговор шел о фашистском летчике, спустившемся на парашюте.

— А наш летчик жив? — спросил Алеша молодого лейтенанта.

— Ни одной царапинки. Его увезли в город на собрание. Будет выступать в драмтеатре.

Алеша дернул за руку товарища, шепнул ему:

— Через десять минут будет встречный. Пересядем?

Вернулись в город и тотчас направились к драматическому театру, но и тут ребят постигла неудача — их не пропустили в театр.

— Теперь куда? — спросил Алешу дружок.

— Домой. Завтра все узнаем из газет.

— А портрет нашего пилота поместят?

— И портрет, и полную биографию дадут. Без этого нельзя. Такого должны все знать.

Еще не успели как следует утихнуть страсти вокруг сбитого немецкого разведчика, как в апреле сорок второго гитлеровцы пытались бомбить Сталинград. Была по-летнему теплая ночь. В городе — ни в центре, ни на окраине — ни огонька. В темно-синем небе — ни облачка, все чисто, все ясно.

Объявленную по радио воздушную тревогу семья Лебедевых не слышала. Анна Павловна проснулась в то время, когда в городе уже гремели залпы зенитных батарей. Испуг се был так велик, что она, не помня себя от страха, выскочила на лестничную площадку и, затаившись, не знала, что ей дальше делать, но, вспомнив о детях, с ужасом вернулась в квартиру. Она схватила сонную Машеньку и заторопилась будить Алешу, спавшего в другой комнате.

— Алеша, — едва вымолвила она дрожащим голосом. — Ты спишь? Проснись.

Алеша, завозившись, тихо, сказал:

— Нет, мама, я все слышу.

Выстрелы зениток, установленных неподалеку, сотрясали весь дом. Такой мощной стрельбы город еще не знал.

— Ты что делаешь, мама, — спросил Алеша из-под одеяла.

— Стою с Машенькой, — дрожа всем телом, ответила Анна Павловна.

— Она спит? Не буди ее. Может испугаться. Она ведь еще глупышка…

— Алеша, это наши стреляют?

— Наши зенитки бьют.

— Ужас, что делается.

Алеша, поборов страх, сбросил с себя одеяло и соскочил с кровати. Орудийная вспышка ярко осветила комнату и выхватила из полутьмы Анну Павловну, испуганную и неприбранную. Алеша сказал:

— Мама, ты чего стоишь? Положи Машеньку на кровать.

Он быстро оделся и подошел к балконной двери, озаряемой светом выстрелов зенитки, установленной на крыше соседнего дома. Вспышки озаряли город из края в край. Гул и грохот, свист и шипение осколков порой сгущались до такой степени, что у Алеши переставало биться сердце. Мгновениями балкон, на котором он стоял, сотрясался так, что ему казалось, будто он падает вместе с балконом. Более двух часов полыхал Сталинград вспышками, гремел залпами, гудел раскатами, плескал огнем зенитных пулеметов. Когда стрельба артиллерии оглушала центр города, когда в ушах звенело и глаза слепли от орудийных сполохов, Алеша убегал с балкона в комнату и там ничком ложился на койку, выжидая тишины.