Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.] - Клепов Василий Степанович

Я, по правде говоря, и сам подумывал, как его лучше взять. Ведь голыми руками ничего не сделаешь: он, верно, здоровый, как бык.

— Хитростью надо действовать, — вразумительно говорил Левка. — Вы тут с ним тары-бары разводите, а я вроде как за дровами пойду. А сам в Острогорск — и бойцов истребительного батальона приведу. Тут, ему, голубчику, и капут будет.

— Как же! — ухмыльнулся Димка. — Будет ему капут, когда и фрица еще нет, а ты уже в Острогорск бежать собрался.

— Я собрался бежать? — сразу зашумел и завыпучивал глаза Левка.

— Ты!

— Я?

— Ты!

— А хочешь, я тебя вот этой палкой тресну?

Но тут наша Мурка вдруг навострила уши, вскочила, подбежала к кустам и стала лаять. В кустах затрещало, и из темноты вышел человек. Левка сразу бросил палку в огонь и вроде как собрался бежать за дровами.

— Стой, ни с места, стрелять буду! — сказал человек и, не обращая внимания на нашу универсальную собаку, подошел к костру.

— Чем занимаетесь, молодцы? — спросил он и начал свертывать цигарку, сверля нас глазами.

— Да ничем, — сказал я. — У костра греемся.

— А мне можно у вашего огонька посидеть?

— Сидите, огня на всех хватит!

«Вот так, — думаю, — попал я в переплет! Что это за птица? Вид вроде простецкий, а за поясом — топор и на плече — коротенькая винтовка. Зачем ему топор и винтовка, если свой? И что он делает в лесу в такую пору»?

Левка заморгал мне и показал рукой на дорогу: я, мол, побегу, а вы его пока развлекайте. Я покачал головой: не надо, посмотрим, что дальше будет.

Неизвестный закурил и уселся прямо на нашу постель:

— А ловко вы тут устроились… Да уймите вы своего бестолкового пса — слова не дает сказать.

Мурка в самом деле все прыгала около и гавкала ему в лицо. «Нет, — думаю, — Мурка — умная собака и зря лаять не будет: чует чужого. Наверно, все-таки фашист. Только переоделся, чтобы не обнаружили».

— Шпрехен зи дойч? — спрашиваю его по-немецки, чтобы поймать на удочку.

— Что? — удивился человек. — Как ты сказал?

— Шпрехен зи дойч? — опять повторяю, потому что по немецкому у меня всегда двойка и других немецких слов я не знаю. [22]

Человек покрутил головой и засмеялся:

— Чудно ты говоришь! Это что же, по-немецки?

— Вам лучше знать, — ляпнул Димка.

— Почему? — удивился неизвестный, делая вид, что не понял намека.

— Дяденька, а вы куда идете? — спросил я как можно приветливее.

— Домой иду.

— А где ваш дом?

— Ну, востер! — засмеялся он. — Все узнать надо. Это хорошо — время теперь военное, и нужно каждым человеком в лесу интересоваться. Особенно — в ночное время.

По словам пришельца выходило, будто служит он лесником. Заметив, как упал самолет, «лесник» побежал проверить, не остались ли в живых немцы. Но те сгорели, а около самолета уже орудовали бойцы истребительного батальона.

— Прилягу немного у вашего костра, а вы меня на рассвете разбудите, чтобы я домой пораньше пришел… Беспокоятся уже, наверное.

Незнакомец улегся, а винтовку положил под голову. Когда он уснул, Димка сказал, что теперь самое время фрица связать.

— Да, может, это не фриц? — усомнился я.

— Эх, ты! — завыпучивал глаза Левка. — Фрица от своего отличить не умеешь. Ты что, не видел, какие у него глаза? Голубые! И волосы рыжие. А все фрицы бывают рыжие. Сам в газете читал: арийская раса!

— Смотри! — Димка указал на ноги рыжего человека. Он был обут в тяжелые ботинки немецкого солдата с подковами на пятках и носках: точь-в-точь такие носил Федя Лоскутов, когда приезжал после госпиталя домой на побывку. — Скажешь, не фриц?

Сомнений больше не было, и я пошел отвязывать от Золотой Колесницы трос. Мы отрезали от него два куска, чтобы хватило связать руки и ноги арийца, потом вытащили потихоньку из-под его головы винтовку и топор. Левка стал с топором над головой «лесника», а мы с Димкой сначала обмотали ему ноги, чтобы не вздумал бежать, потом принялись за руки, но это было труднее: этот тип подложил правую руку под щеку, а мы хотели обделать все спокойненько, без шума и крика.

Мы подождали еще немного, наш пленник пошевелился и перевалился на живот, а руки вытянул вдоль тела. Теперь оставалось только связать их — и все было кончено.

Мы сели у костра и, как краснокожие из романа Фенимора Купера «Зверобой», стали обсуждать, что делать с пленником.

— Надо его прикончить… — и, хотя Димка и не собирался спорить, Левка начал выпучивать глаза.

— Нет, Федор Большое Ухо! — проговорил я. — Сонных врагов, да еще связанных, убивать не годится.

— Давайте его разбудим, поставим на ноги, огласим приговор и расстреляем по закону, — предложил Димка.

— Такого закона нет, чтобы пленных расстреливать. Давайте сведем его к чекистам: там разберутся.

— А если убежит?

— Не убежит. Он же связанный.

— А связанный как он пойдет?

— Мы его погрузим на Колесницу и повезем…

— Еще чего не хватало! — проворчал Левка. — Он будет лежать, как боров, а мы должны пыхтеть и его же везти.

— Не разговаривать! — скомандовал я, и мой властный голос разбудил лесную тишину.

Но разбудил он и пленного. Фриц пошевелился, забарахтался и начал бормотать не то по-немецки, не то по-русски.

— Ребята! — наконец закричал он, перевертываясь на спину. — Это кто же меня связал?

— Вы арестованы! — твердо ответил я. — И мы отдадим вас в руки советских властей.

— Будешь знать, как бомбить наши заводы, — шипел Левка. — Теперь все: отбомбился.

Пленный вдруг захохотал: никак нельзя было подумать, что ему осталось жить каких-нибудь 24 или 48 часов.

— Молодцы, ребята! Немного перестарались, но это ничего. Когда-нибудь вот так же и настоящего фашистского волка свяжете. Ловкачи, ничего не скажешь! — и фриц опять залился смехом, высоко подбрасывая вверх связанные ноги.

— Ты ногами-то не особенно взбрыкивай, — пригрозил Левка. — А то вот как хвачу топором, так и успокоишься.

Пленный посмотрел на него, потом вдруг сел:

— Ты, пожалуй, и в самом деле стукнешь. Ну-ка, кто у вас начальник? Лезь ко мне в карман и проверяй документы.

Я смотрю, а пленный уж и руки развязал. Сложил их для вида на спине, ехидно уставился на нас голубыми глазами, а сам только и думает, наверно, о том, чтобы задушить меня, как только я полезу к нему в карман.

По моему знаку Димка взял в руки винтовку и приставил дуло к затылку арийца…

— Вот что, — пригрозил я. — Не вздумай фокусничать. Хоть руки ты и успел развязать, но только шевельнись — в тот же миг твоя рыжая арийская голова разлетится вдребезги.

Пленный сразу перестал улыбаться.

— Лезь в карман, — уже серьезно вымолвил он. — Свой я. Не видите, что ль?

— Не шевелись! — приказал я и осторожно запустил руку ему под пиджак во внутренний карман.

У пленного нашелся паспорт и удостоверение личности. Я отошел к костру и, глядя в документы, повел допрос:

— Фамилия?

— Соколов.

— Звать?

— Иван Никитович.

— Национальность?

— Русский.

Все ответы пленного сходились с тем, что было в документах.

— Ты печать посмотри, печать, — шептал Левка.

Я посмотрел печать — наша. Острогорского Совета депутатов трудящихся. Вот так штука! Своего, выходит, забарабали, а Левка даже прикончить его предлагал! Хорошо, что по закону решили действовать.

— Простите, товарищ Соколов, ошибка вышла…

— Ничего, бывает… Ну и молодцы же вы, скажу я вам! Ловкачи! — опять повторил незнакомец.

Мы очень обрадовались, что нам не надо никого ни приканчивать, ни расстреливать и что в руки попался, к счастью, советский человек. Мы развязали его, и тут уж он допрос повел, кто такие да откуда? Пришлось изворачиваться: сказали, что везем кое-какое барахлишко к дедушке.