Один день солнца (сборник) - Бологов Александр Александрович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Он пересек линию и, еле передвигая ноги, отъехал, вернее, отошел в сторону и опустился грудью на палки. Его хлопали по спине, по плечам; кто-то из девчонок всунул в руку термосную крышку с кофе. А он оглядывался и сквозь рябь в глазах искал Золотову. Поблизости ее не было.
Пот стягивал веки. Расплескивая кофе, Бурцев локтем вытер лицо, попытался вздохнуть поглубже. Окружившие было его ребята снова кинулись к финишному транспаранту. Из общего гомона выделился и стал быстро обрастать поддерживаемый высокий клик надежды: «Де-ся-тый „Б“!.. Де-ся-тый „Б“!..»
Сухой тяжелый ком в груди не давал продохнуть, сделать глоток кофе было просто невозможно. Не зная, что делать с термосной крышкой, Бурцев снова огляделся и увидел Золотову. Она стояла в стороне, ближе к лыжной базе, и подавала ему знак рукой. Бурцев распрямился и, как в тосте, поднял кофе. Рядом с Золотовой стоял тот же самый парень, что был с нею на автобусной остановке. Долго смотреть на них было неловко, и Бурцев отвел глаза, заскользил бесцельным взглядом по залитой солнцем поляне, вдоль и поперек изрезанной лыжами, по красным флажкам, оградившим стартовый коридор, по усталым лицам закончивших гонку ребят…
Когда он снова решился посмотреть в сторону базы, он увидел, что Золотова уже одна и что она направляется к нему.
— На, подкрепись, — сказала она, подойдя, и протянула часть шоколадки. — Очень тяжело идти?
Бурцев как-то неясно повел головой. Лицо его было таким же неподвижным и серьезным, как и всегда, только ярче горели большие глаза, словно и их залило потом. Видно было, как он устал, — потемневшая кожа обтянула подбородок, скулы. Дышал он все еще тяжело.
Он взял в рот дольку шоколада и, не ощущая вкуса, стал жевать.
— А это тебе, — сказал он, передавая крышку. — Глоток перед стартом. Не помешает.
— A-а, как-нибудь пробегу, — махнула Золотова рукой.
— Три километра не десять, — успокоил ее Бурцев.
— А ты здорово прошел. Я видела, как наши шумели, когда ты появился на просеке. Я думала, кто это… А это ты.
Он мог бы сказать, что старался выиграть ради нее, что думал о ней с первого до последнего метра дистанции, что чуть не умер на финише от разрыва сердца, когда не увидел ее среди других…
Он смотрел из-под низко опущенных век — это прежде всего и придавало его лицу мрачный вид — на ее легкие ресницы и брови, на совершенно чистые без единого пятнышка лоб, щеки, маленький правильный нос, нежные губы и ощущал странные превращения. Его дыхание стало полным и ровным, тело послушным и легким, готовым хоть сию минуту расправить налившиеся радостной силой мышцы…
— Ой, мамочки! Уже вызывают девчонок! — обернулась Золотова к стартовой полосе — оттуда донеслись неясные команды.
— Вроде бы так, — подтвердил Бурцев.
Золотова торопливо сняла пальто.
— Ты не подержишь? — Она протянула его Бурцеву. — Сегодня его можно было и не надевать или оставить в школе. Вообще, надо переходить на осеннее.
— На осеннее — весной…
— Не говори.
— Давай, давай. — Бурцев взял у нее пальто и добавил — Только не пытайся катиться — беги, и все. Делай короче шаги…
— Ой, мамочки!..
Золотова заспешила к судейской группе.
…Бурцев ожидал ее чуть ли не до сумерек. Сначала, когда дистанцию закончило большинство девчонок обоих классов, а Золотова на финише не появлялась, он отправился по лыжне до контрольного пункта. Вконец продрогший Козин, перешедший с напарником после мужской гонки на трехкилометровку, рассказал, что на контрольном пункте она была, они ее отметили, но ползла, как черепаха, и так нехотя, что он даже крикнул ей: «Поднажми, а то стемнеет!..»
— С нею уже было такое, — сказал Козин. — В прошлом году на городском кроссе она стартовала со своей школой, а финишировала с другой. Вдруг не захочет или сломается, и плюет на все, идет, как на прогулке.
Позже Бурцев выяснил, что Золотова сошла с дистанции. Об этом, по ее просьбе, сообщили судьям обошедшие ее номера. Назад к базе она не вернулась; Бурцев спрашивал об этом — боялся, что проворонил.
Он еще раз прошел по лыжне — на ней уже не было ни души, — и позже всех добрался до школы.
Когда он с чужим пальто в руках появился в классе, бурные речи уже отгремели. Итоги соревнования были неплохими, но могли быть лучше. Об этом, собственно, и велся разговор. Среди своих, к общему удивлению, Бурцев оказался первым, по параллели десятых вторым, не добрав до полной победы несколько секунд. В командном зачете получилась ничья — тоже невиданное дело, но это и вызвало жаркую дискуссию.
Изначала обходя десятый «Б» в учебе, на спортивной арене десятый «А» неизменно терпел от него поражения. Конца этому не было видно, и вдруг в лыжах, на финише сезона, можно сказать в конце всей школьной прямой, — ничья… До триумфа не хватило одного-единственного очка! Это очко могла принести Золотова, приди она даже самой последней, но она сошла и зачетных баллов не получила. Натерла ноги!..
— Ты же была в зачете, восьмая, без запасной! — в десятый раз толковал Козин, переживавший больше всех. — Ты могла доползти?
— Не могла, — в десятый же раз отзывалась Золотова.
— Ты видела, как шел Бурцев? Ты видела, как он выложился на десятке? — Козин снял с шеи секундомер.-У меня фары на лоб полезли, когда он выскочил на поворот. Я даже не понимаю, как Сорока отыграл у него четыре секунды…
— У Сорокина первый разряд, — бросил кто-то.
— Да иди ты!..
— Что иди ты? Или второй… Он на зону за облоно ездил.
— Да дело и не в Сороке. — Козин опять покосился на Золотову. — Вот кого не надо было в зачет ставить.
Козин говорил прямо — у него, как говорится, были карты в руках. Он видел, как трудно давалась в этот раз дистанция лыжникам, как тягостно им было бежать по разбухшей колее…
— А где, кстати, Бурцев? — спросила Маргарита Павловна.
Она видела, как он закончил бег, тут же послала к нему девчонок с термосами; видела, как к нему подходила Золотова и как бросила ему на руки пальто…
— Золотова!..
Многие, может быть даже все, поглядели на Золотову. Та слегка покраснела, но улыбнулась и пожала плечами. Тут и вошел Бурцев. Первым делом он бросил взгляд в сторону Золотовой и, обнаружив ее на месте, мотнул головой и облегченно хмыкнул. Та сидела прямо, надменно подняв голову. Так, во всяком случае, показалось Маргарите Павловне, которая громко произнесла:
— Ну паж… Принес шубу своей госпоже?..
Она, кажется, сама смутилась от этих слов. Но они, увы, вылетели.
Бурцев колебался какую-то секунду — ровно столько, сколько потребовалось, чтобы переступить с ноги на ногу, — его как-то качнуло. Потом сказал: «Да», — и пошел к Золотовой и положил перед нею пальто.
— Вот, госпожа, ваша одежда…
Это был номер!.. Если бы в его голосе прозвучал хотя бы намек на шутку, иронию какую-нибудь, досаду, усталость и так далее, все было бы в порядке вещей. Доорали бы, доспорили — и дело с концом: впереди выходной, все отойдет. Но он сказал так, что хоть проваливайся. Золотовой или Маргарите Павловне. Козин, правда, попытался кинуть обществу спасательный круг, нарушил тишину:
— Ты знаешь, что второй?
Но в классе что-то произошло, вопрос повис в воздухе, хотя Бурцев и ответил на него утвердительным кивком.
Маргарита Павловна, искусственно приободряясь и поблагодарив участников гонок за радение о чести класса, с достоинством удалилась. Можно было расходиться.
Морщась и вздыхая, Золотова натянула на ноги валенки. Бурцев находился рядом, он уже знал, в чем дело.
— Больно? — спросил он.
— Представляешь, в прошлое воскресенье поставила сушить, и вот, — она показала на ботинки.
— А как же ты пойдешь? Там же все развезло.
— Ты о валенках?
— Да.
— А! — Золотова махнула рукой. — Конец зиме…
Они спустились в вестибюль. Пол у главных дверей блестел от воды, снаружи веяло влагой.
— Один день солнца — и все, — сказал Бурцев, когда они вышли на улицу.
