Атолл «Морская звезда» - Насибов Александр Ашотович (книги онлайн полные версии .txt) 📗
— Почему вы сами делаете эту работу?
— Показываю, контролирую, учу. Давно взяла за правило — все сколько-нибудь сложное держать под неослабным контролем…
— Потому-то и добились успеха. Но мы скучаем без вас. Когда закончится эпопея с тестом?
— Думаю, в ближайшие пятнадцать минут. — Сизова посмотрела на большие часы над дверью: — Боже, вот-вот начнется передача хроники из Парижа. Идите и включите радио. Вдруг этого смельчака, который взорвал мину на пути президента, поймали и он стал давать показания!
Ловетти вернулся в комнату для гостей, включил радио и тотчас приглушил звук — из динамика хлынула музыка.
— У вас какие-то сомнения в отношении хозяйки кондитерской? — спросил Лашке.
— Смутная тревога. Не могу взять в толк, откуда она…
Музыка в динамике оборвалась. Диктор сообщал: человек, заподозренный как участник покушения на президента де Голля, был доставлен в полицейский комиссариат для допроса. Однако допрос не состоялся: арестованный вдруг лишился сознания. Вызванный врач констатировал остановку сердца. Была предпринята попытка реанимации, врачи пошли даже на то, чтобы произвести прямой массаж сердца предполагаемого преступника. Но все оказалось тщетно. Преступник умер, не раскрыв рта.
Повторный тщательный обыск ничего не дал. Не найдено ни единого документа, который позволил бы определить личность умершего или хотя бы его национальную принадлежность. Конечно, исследованы пальцевые отпечатки. Но в картотеках полиции Франции человек с подобными папиллярными узорами не зарегистрирован. Теперь у расследователей вся надежда на картотеки Интерпола.
Выслушав информацию, Ловетти заулыбался, шумно перевел дыхание:
— Не поможет ни Интерпол, ни сам дьявол!
— Не понимаю, чему вы радуетесь? — резко сказал Лашке. — Неудачу хотите выдать за победу. Ведь объект невредим. А впереди акции не менее трудные, в частности против персоны Четыре семь. С чем вы пойдете на эту глыбу? Надеетесь на успех при столь низком уровне подготовки?
— Предложите лучший вариант. Дайте свое решение проблемы.
— Решение есть, и вы знаете, что я имею в виду.
— Речь идет о русской ученой?
— О ком же еще! Я заполучил ее, доставил на остров. Она вполне может заменить француза. Почему не работаете над ней более энергично?
— Последние сообщения Аннели… — Падре, все это время державший чашку, поставил ее на стол, вытер пальцы салфеткой.
— Не верю! — перебил его Лашке. — Не верю, что русская добровольно пойдет к нам на службу. Весьма квалифицированные специалисты уже сломали зубы об этот гранит. Сломаем и мы, если не отыщем другой путь. Убежден, справиться с ней можно, только применив силу.
— Что вы имеете в виду? Побои? Быть может, смирительную рубашку? — в голосе Ловетти была откровенная насмешка.
— Ни то ни другое. Есть путь куда более эффективный. Впервые его применил Вольфрам Зиверс. В лагере Биркенау потребовалось заставить работать некоего видного патологоанатома. Строптивый поляк не шел на контакты, хотя к нему применили весь арсенал средств принуждения, включая те, что были вами названы… И тогда заключенному впрыснули наркотик.
Поляк бешено сопротивлялся, но сила есть сила. На следующее утро инъекцию повторили. Так продолжалось две недели — каждый день новая доза наркотика.
Организм привык к инъекциям. Теперь заключенный считал минуты до того времени, когда к нему придут люди со шприцем. И вот инъекции прекратили.
Поляк валялся в ногах у Зиверса, умоляя, чтобы ему дали наркотик. Он был готов на все, лишь бы получить очередную дозу.
— Этот человек должен был погибнуть, — сказал Ловетти.
— Он и погиб. Но до этого хорошо потрудился на Зиверса. И русская тоже обречена, будет она с нами или нет. Не отошлем же мы ее назад!.. Нет, пусть потрудится на острове. А там, чем черт не шутит, вдруг и в самом деле смирится, станет послушной. Тогда можно будет предпринять необходимое лечение…
Выговорившись, Лашке откинулся в кресле, закрыл глаза.
— Я согласен с тем, что сейчас услышал, — сказал падре.
Ловетти молчал, погруженный в раздумья. Вот он вздохнул, потянулся за сигаретами. Лашке зажег ему спичку.
— Спасибо! — Ловетти глубоко затянулся сигаретой. — А какой был наркотик?
— У меня записан рецепт. Найду его, когда вернемся на остров.
Разговор прервался. Вошла Сизова, как всегда улыбающаяся, элегантная, подтянутая. Садясь в кресло, бросила взгляд на приемник:
— Были новости? Смельчак, которого схватили, стал говорить?
— Нет, — Лашке поднялся с кресла, сунул руки в карманы, расставил ноги. — Смельчак не заговорил и вообще никогда не раскроет рта. Он мертв. Умер перед тем, как его собирались допрашивать, вдруг повалился на пол перед ошеломленными полицейскими. Вот ведь как умеют умирать люди — в самый нужный момент… Но бог с ним. Сейчас разговор о вас. Вы напоминаете мне одного близкого человека. Мою жену.
— Сходство внешнее?
— Отнюдь. У вас одинаковая манера держаться, говорить, особенно если это разговор со слугой.
— Вот как! Она испанка, ваша жена?
— Немка! — Лашке поднял палец. — В том-то и дело, что немка чистых кровей.
— А вы сами?
— Тоже немец. А мой друг, — Лашке потрепал Ловетти по плечу, — мой друг итальянец.
Падре глядел на Сизову и барабанил пальцами по крышке стола. Потом спросил, в самом ли деле она испанка.
— Испанка?! — воскликнула Сизова. — С чего вы взяли?
— Но ведь ваше имя Мария Сорилья?
— Допустим.
— Допустим? — переспросил падре. — Как это понять?
— Даже не знаю, что ответить… Давайте вернемся к этой теме чуточку позже.
Ловетти стремительно поднялся с кресла:
— Когда захотите, сеньора. А сейчас я хотел бы поднять бокал за ту, которая лежит в вашем доме. Испытав ее в критических обстоятельствах, торжественно свидетельствую: она человек большого мужества и абсолютно надежна. Осушаю бокал за то, чтобы она быстрее встала на ноги! Несколько дней назад мы были только спутниками по бродяжничеству в сельве. Вчера вступили в новые отношения. Сеньорита Луиза решила стать нашей союзницей… Я думаю о ней и вспоминаю одного дорогого мне человека. В пору моей молодости он был старшим товарищем по служению общему делу. Я глядел на него с обожанием, понимая, что он наставник, эталон, недосягаемый образец, — Ловетти посмотрел на Сизову. — Так вот, речь идет об Отто Скорцени. В середине сорок третьего года обстоятельства свели нас с ним в горах Италии. Только что общими усилиями был вырван из рук негодяев любимый дуче Бенито. Мы с трудом втиснули его в кабину крохотного самолета. Взревел мотор, и вот штурмбаннфюрер Скорцени обнимает меня: “Старина, готов с тобой на любое дело, хоть на штурм преисподней!” Я воскресил в памяти этот эпизод потому, что слова Скорцени повторил бы, адресуясь к девушке, которая находится в соседней комнате.
Мужчины дружно осушили бокалы.
— А что же вы? — сказал Ловетти, обращаясь к Сизовой. — Или не понравился тост?
— Тост как тост, — Сизова опустила руку с бокалом. — Выпью, когда узнаю, зачем он произнесен. Мне кажется, имелся подтекст…
Ловетти хотел что-то сказать, но его опередил падре.
— Вы не знали штурмбаннфюрера Скорцени? — спросил он.
— Оберштурмбаннфюрера, — поправила Сизова, — оберштурмбаннфюрера Скорцени. — И закончила как бы с сожалением: — Нет, я не была с ним лично знакома.
— А с кем были?
— Имеете в виду людей той же службы?
— Той или какой-нибудь иной. — Падре поднял бокал и стал внимательно разглядывать на свет его содержимое. Казалось, он целиком увлечен этим занятием. — Ну, мы ждем, сеньора.
— Мне бы не хотелось продолжать эту тему. Вы чрезмерно настойчивы. Будто решили взять меня в услужение и вот — устраиваете экзамен…
Падре улыбнулся. Задав свой вопрос, приготовился к тому, что в ответ посыплются факты, имена, события — все многолетней давности, так что нельзя и думать о серьезной проверке. Сейчас он испытывал чувство облегчения.
