Жили два друга - Семенихин Геннадий Александрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
В сером трехэтажном особняке, расположенном на второй по величине и значению улице города, было с утра и до позднего вечера людно. Дверь на мягкой пружине почти ежесекундно открывалась и закрывалась. Кабинет военкома помещался на втором этаже. Демин вошел в приемную, забитую офицерами всех родов войск, пропахшую запахом сапог, пропотевших гимнастерок, кожаных ремней и портупей. Только полковников здесь было десять. Один из них, ужасно худой, высокий, с четырьмя планками орденов и медалей, с курчавой шевелюрой над нервным лицом, костылем стучал по паркету перед массивным столом, за которым восседал дежурный лейтенант. «Чем-то ты, браг, на батьку Махно похож», – усмехнулся про себя внезапно пришедшему на ум нелепому сравнению Демин. А полковник тем временем тонким пронзительным голосом восклицал:
– А я настаиваю, лейтенант! Немедленно передайте военкому, что с ним желает разговаривать полковник Чепыжкин. Так и передайте – Чепыжкин. Я четырежды раненный и четырежды награжденный, а вы меня здесь больше часа уже маринуете, понимаете ли! Никакого порядка у вас тут нет в тылу.
Моложавый лейтенант встал из-за стола и сквозь стекла роговых очков немного насмешливо оглядел кипятившегося полковника. Только сейчас Демин заметил: левый рукав кителя у лейтенанта пустой.
– Так ведь и тыла давно уже нет, товарищ полковник! Ни фронта, ни тыла – война-то окончилась…
– А вы не учите меня, молодой человек, и не ловите на оговорках, – вскипел Чепыжкин. – Я не хуже вас об этом знаю.
– Зачем мне вас учить, – потупился лейтенант, – это просто к слову. Что я могу поделать, если получил строжайший приказ – в десять ноль-ноль пропустить лишь одного человека, а сейчас девять пятьдесят восемь. – Он наметанным глазом скользнул по гимнастерке подошедшего к столу Николая, уверенно сказал: – А вы, наверное, и есть капитан Демин?
– Так точно.
– Давайте вашу повесточку. – Лейтенант скрылся за высокой дверью, обитой кожаной подушкой.
Шумевший в приемной полковник Чепыжкин бросил на Демина пренебрежительный взгляд и молча отошел к подоконнику. Другие, наоборот, с любопытством поглядели на Николая: что это за капитан, если сам военком начинает свой рабочий день с беседы с ним? Лейтенант вернулся и очень тепло поглядел на Николая.
– Пожалуйста, товарищ капитан. Военком вас ждет.
Полковник Деньдобрый оказался огромным, изрядно располневшим человеком лет сорока пяти. На широком лице венозные паутинки, под живыми, подвижными глазами чугунного налива отеки. На летной гимнастерке, кроме орденских планок, четыре нашивки – отметки о тяжелых ранениях.
По ярко-зеленой ковровой дорожке Демин пересек большой кабинет и в трех шагах от военкома взял под козырек.
– Товарищ полковник, по вашему вызову капитан Демин прибыл.
Широкий стол военкома был завален бумагами. На обложке личного дела, лежащего сверху, Демин пробел свою фамилию. Деньдобрый на его рапорт реагировал неопределенным поворотом крепкой загорелой шеи. Не поднимая глаз, сердито вздохнул и чистым басом, так и идущим к его отяжелевшей фигуре, сказал:
– Здорово получается, капитан. Я – полковник, военком города с миллионным населением, а ты на меня чихом чихал.
– Я не гриппозный, – усмешливо заметил Демин, стараясь угадать, почему сердится военком. – Да и август сейчас но календарю, кто же чихает в сухую погоду.
– Военкома не уважаешь, командира своего бывшего, передавшего на мое имя пакет, тоже не уважаешь.
Как же так, а? Я же тебя всего-навсего по-человечески спрашиваю. Не как старший начальник, в руках у которого твоя дальнейшая судьба.
Демину стало неловко. Он всегда иронически относился к разносам начальников, но здесь речь шла о чести, и он почувствовал себя уязвленным. Он, конечно, не мог сказать, что Ветлугин отдал ему конверт со словами: «Если тебе придется туго, иди к Деньдоброму.
Мужик – во! Все сделает для тебя, раз я прошу». Демин был горд и старался не попадать в положение просителя, поэтому и решил не прибегать к ветлугинскому конверту-заступнику. «И бея палочки-выручалочки проживу», – твердо решил он, пряча этот конверт в черную тетрадь Лени Пчелинцева. Все это было логично, но где-то, в самом ответственном звене, цепь логики вдруг дала трещину, и теперь он выглядел не очень-то красиво.
– Извините, товарищ полковник, по уши виноват. Но я конверт этот с собой принес.
– Это через четыре месяца-то? – взорвался Деньдобрый. – Ровно через месяц после того, как полковник Ветлугин сам побывал вот в этом кабинете и пересказал содержание своего письма?
– Ветлугин был у вас? – встрепенулся Демин. – Ой, как жаль, что я об этом не знал. Как с ним поговорить бы хотелось!
Одутловатое багровое лицо полковника стало добрее.
– Он не мог с тобой встретиться, капитан. Он мне позвонил с аэродрома и лишь на полчаса заехал. Он на ДВК вместе со всем вашим полком тогда перелетал. Понимаешь?
– Еще бы не понимать, – улыбнулся Демин. – Самураев приканчивать полетели. Счастливые!
У Николая заныло под ложечкой, и он с горечью посмотрел на свое личное дело, лежавшее на столе военкома. Деньдобрый перехватил этот взгляд.
– Гордый ты, Демин. Гордый, – сказал он задумчиво. – Значит, посчитал стыдным с этим конвертом ко мне являться?
– Расценивайте это как хотите, – неопределенно вздохнул Николай.
– Да ты садись, – дружелюбно предложил военком, – в ногах правды нет. – И когда Демин утонул в мягком дерматиновом коричневом кресле, прибавил: – Теперь-то конверт отдай. Я автографы Кости Ветлугина сохраняю. Все ж таки в сорок втором жить партизанскому комиссару Герасиму Деньдоброму спас. Не рассказывал Ветлугин об этом?
– Не-е-ет, – с удивлением протянул Демин.
– Что за пропасть, – проворчал военком, – выходит, что все вы, летчики, гордые. И о подвигах рассказывать стыдитесь. А чего? Вот мы, партизаны, иного склада. Мы, как охотники, иной раз заливаем. И что было, и чего не было. Зато все от души. И знаешь, милый, от наших баек у партизанского костра воевать порою легче становилось и немец не таким страшным казался. А спас Костя Ветлугин меня по-настоящему, героически. – Деньдобрый улыбнулся и примолк. Синие его глаза, так контрастирующие с могучей, расплывшейся фигурой, затуманились воспоминаниями.