Наш верх, пластун - Серба Андрей Иванович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
– Почему? Одиночная машина в безлюдном глухом лесу – легкая и лакомая добыча. Прежде чем было бы обнаружено ее исчезновение и организованы поиски, выслана погоня – немцев и след уже простыл бы. Вот и получается, что та засада – прекрасная для фрицев возможность дать выход своей злобе. Ведь фашист – тот же зверь, который пуще всего лютует перед своей кончиной.
– Ты говоришь только о нападении на машину. А если этот факт связать с другими? С событиями у моста, когда швабы могли незаметно перейти речку вброд, а не ввязываться с караулом в бой. Или с их появлением у ваших складов, которые они могли обогнуть десятой дорогой? Везде один и тот же почерк: швабы словно понарошку лезут нам на глаза. Зачем?
У старшего лейтенанта гудели уставшие ноги и ныла от тяжелого вещмешка спина. Холодный, пронизывающий ветер с вершины горы, насквозь продувая гимнастерку, леденил тело. Каким соблазнительным казался представившийся сейчас случай разделаться в ближайшие минуты с немцами, oкончательно поставив этим точку над событиями сегодняшнего столь хлопотного дня! Но пластун прав: мысль, только что высказанная им, не раз приходила в голову и самому старшему лейтенанту. Действительно, почему немцы все время будто специально обнаруживают себя? Ведь в их положении необходимо как раз обратное, любой ценой сохранять скрытность. Но, вместо того чтобы вести себя тише воды ниже травы, они словно задались целью посадить на свой след погоню. Ясно, что подобное делается неспроста. Каков же истинный смысл этих, на первый взгляд не поддающихся объяснению поступков? Ведь существует же он?
– Согласен с тобой, пластун; хитрят фрицы. Знаю также, что ты сейчас предложишь – брать «языка». Но как? Их вдвое больше, и они настороже.
– Пара дозорных на отшибе. Мы с Миколой подползем – травинка не шелохнется. Глазом моргнуть не успеют, как мы им кляпы в глотки вгоним, а затем с их дружками-приятелями у костра разделаемся. Вот и вся операция. Чем плохо задумано?
– А тем, что все три солдата-пехотинца возле огня. Значит, в дозоре только эсэсовцы. А какой прок от таких «языков» – сам знаешь.
Вовк зло дернул себя за кончик уса.
– Дело молвишь, друже. Надобно придумать щось иное.
– Может, дождаться Кондру с его группой? – предложил старший лейтенант. – Сравняем с фрицами силы и сможем действовать смелее.
– Забудь про сержанта, друже. Присмотрись лучше к швабам: ведь не едят, а куски глотают, как голодные кобели. И рюкзаки не сняли, и чеботы с портянками у огня не сушат. Сразу видно, що остановились ненадолго. А выпускать их отсюда никак нельзя. Может, у них где-то рядышком пункт сбора со своими дружками? Собьются в табун и двинутся всем скопом к перевалу. Сейчас их брать к ногтю следует.
– Твое предложение?
– Как можно скорее брать «языка». Подыскать у тропы подходящее место и устроить засаду.
– Засада – штука хорошая, – согласился старший лейтенант, – но взять «языка» и не упустить при этом ни одного фрица не так просто. Учти, пластун.
– Знаю. Как подумаю про это – сердце в груди колотится и мои погибшие хлопцы перед очами встают. Не требуйся позарез «язык» – своими руками спровадил бы всех швабов в мир иной.
Едва он успел договорить, как от костра дважды ухнули филином. От камней, где находился фашистский секрет, тотчас поднялись две тени. Согнувшись, они бегом проследовали к расщелине и скрылись в ней. Было видно, как прибывшие уселись подле костра, принялись быстро есть оставленное им в котелке варево. Два других немца, тоже в черных мундирах, покинули убежище и залегли по обеим сторонам его входа с автоматами в руках.
– Опоздали… – прошептал Вовк. – Опередили нас швабы. Действительно, буквально через минуту после его слов из расщелины появились четыре темные фигуры и направились к тропе. Вслед за ними у входа выросли еще три тени и напрямик через кусты двинулись к вершине горы. Они еще не скрылись из виду, как убежище покинули последние два фашиста, к которым присоединилась пара дозорных, лежавших у входа. Пройдя в десятке шагов от спрятавшихся за валуном казаков, четверка эсэсовцев быстро зашагала куда-то влево по склону. Едва стихли их шаги, взводный наклонился к старшему лейтенанту.
– Бери радиста и за ними. Вы с Кузьмой, – повернулся он к ефрейтору, – догоняйте первую четверку. Сигнал к нападению на швабов – моя очередь. Покуда ее не услышите – ни звука и никакой самодеятельности. Все ясно?
– А ты? – спросил старший лейтенант.
– Сыщется дело и мне, – недобро усмехнулся взводный. – Ну, а коли все ясно – вдогонку за швабами. Сбор после боя на этом же месте…
Согнувшись чуть ли не пополам и не отрывая указательного пальца от спускового крючка автомата, Вовк стремительной тенью скользил между кустами и валунами. Свистящий у вершины горы ветер заглушал его легкие шаги, едва возвышающиеся над травой плечи и голова были почти незаметны на фоне густо разросшихся кустов и нагромождений скальных обломков. Вот на ярко залитой лунным светом каменной проплешине мелькнули три неясные фигуры, донеслось глухое звяканье подкованных сапог о твердую, высушенную ветром и солнцем землю. Прибавив скорость, пластун резко взял влево и обогнул врагов. Описал широкую дугу и очутился впереди них. Упав грудью в траву, он открыл рот и, успокаивая дыхание, сделал несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. Тройка следующих в затылок друг другу немецких гренадеров была уже в десятке шагов от него и, судя по направлению их движения, должна была пройти в двух-трех метрах сбоку от казака. Нахлобучив на уши пилотки, сунув руки в карманы мундиров, фашисты прятали лица от дующего им навстречу холодного ветра. У двух автоматы висели на груди, у третьего – на боку. Оценивая поведение немцев, Вовк пришел к выводу, что те вряд ли догадываются о грозящей им опасности.
Бесшумно приподнявшись на левое колено, Вовк вскинул автомат, вдавил в плечо приклад. Гренадеры были уже рядом. Пластун затаил дыхание, напрягся всем телом. Сейчас фашисты очутятся немного впереди него, и тогда он одной длинной прицельной очередью свалит двух передних, а заднему обрушит на голову удар приклада.
