Штурманок прокладывает курс - Анненков Юлий Лазаревич (читать хорошую книгу .TXT) 📗
— Боюсь, ваш блестящий план имеет дефекты, — сказал Веденеев. — В главном штабе кригсмарине есть документы на Вегнера?
— В том-то и дело, что нет. Там только карточка — самые краткие данные. А личное дело потонуло вместе с кораблем Вегнера, на котором штаб дивизиона шел из Триполи в Италию.
— Но потом, наверно, составили новое? Немцы — аккуратисты!
— Новое дело, товарищ генерал, составленное на острове Сицилия, переслали сюда, в интендантское управление, к месту службы.
В усталых глазах Веденеева появился огонек:
— Обстоятельно работаете, Штурманок. Ну, дальше?
— Фельдкурьер, в числе прочих документов, увезет дело Вегнера в Ровно для пересылки на Черное море. Если разрешите...
— Подождите! — Веденеев долго молчал, сидя с закрытыми глазами. Потом резко поднялся. — Сейчас решим!
Он вызвал знакомого мне капитана. Через полчаса был принят план, весьма близкий тому, что хотел предложить я. Этот план начал осуществляться на следующий же день.
Фельдкурьер — лейтенант из запасников — весело провел вечер в ресторане «Риц». Наутро, с тяжелой головой, он сел в свой «оппель» и задремал, обняв портфель. На заднем сиденье разместились унтер-офицер и ефрейтор. Они тоже не теряли времени накануне, а потом попросили официантку Надю завернуть пару бутылочек, так как завтра утром они уезжают. По пути домой Надя заглянула в бакалейную лавочку Софранской.
Около восьми утра на повороте Львовского шоссе шофер фельдкурьера хотел обогнать воз с сеном, но дурень-мужик, видно со страха, задергал вожжами, и воз стал поперек дороги. Шофер круто затормозил, едва не врезавшись в телегу. И тут громадная копна сена обрушилась на автомобиль. В тот же миг из-за лип выскочили еще несколько мужиков. Потом лейтенанту казалось, что их было не меньше сорока.
Партизаны Запашного быстро справились с путешественниками. Шофер и ефрейтор пытались оказать сопротивление и поплатились жизнью. Лейтенант с унтер-офицером на своей машине благополучно поехали дальше. Правда, не по шоссе, а по узкой лесной дороге. Алеша Чижик нажимал на акселератор до предела. «Оппель» прыгал по колдобинам, как дикий конь.
Фельдкурьера вместе с унтером бросили связанными в какой-то сарай среди леса. Там они пролежали дотемна, прислушиваясь к голосам снаружи и ожидая каждую минуту, что их поведут на расстрел. Когда стемнело, снаружи поднялась стрельба. Пули пробивали ветхие стены сарая. Вдруг пленники услышали отборную немецкую ругань, которая прозвучала для них, как «небесная арфа».
Именно так выразился лейтенант, когда я «отбил» его у партизан. Мы ужинали с ним в домике лесника.
Фельдкурьер клялся мне в вечной дружбе. Отныне его жена ежедневно будет возносить за меня молитвы в церкви святой Родегонды в Дуйсбурге, потому что я спас не только его жизнь, но и честь. Драгоценный портфель оказался в полной сохранности на сиденье машины.
— Эти тупицы-русские увидели, что там нет денег, и не обратили внимания на бумаги, — радовался фельдкурьер. — Вы понимаете, что было бы, если бы пропали документы, герр обер-лейтенант!
Действительно, ни одна бумажка не пропала, но в одном из личных дел поменяли фотографию, аккуратно подправили рост и цвет волос. Так корветен-капитан Вегнер внезапно вырос на шесть сантиметров и из брюнета превратился в светлого шатена.
Мы доехали до шоссе на машине фельдкурьера. Прощаясь, я посоветовал молчать о том, что он был в плену у партизан. Потянут в СД, начнут расследовать. Трудно поверить в такое счастливое освобождение. Еще решат, что он завербован русскими.
Это предположение привело фельдкурьера в ужас. Конечно, он доложит о нападении в дороге. Шофера и ефрейтора убили, но он, лейтенант, сумел отбиться и спасти документы.
— А ваш унтер-офицер?
— О, он не дурак, подтвердит все, что скажу я.
Фельдкурьер подарил мне на память зажигалку, сел за руль и укатил, увозя с собой мое исправленное личное дело.
Родственники проводили корветен-капитана Вегнера только до ворот усадьбы. Сослуживцев он угостил прощальным ужином. Ему сочувствовали: отправляется из такого теплого местечка на фронт. Но Вегнер знал, что воевать ему уже не придется.
Партизаны Запашного доставили его в штаб Веденеева. Здесь мы провели вместе несколько суток. Он добросовестно пополнял мои сведения о немецком флоте, очень подробно рассказывал о себе, о своих знакомых и сослуживцах. Хотя корветен-капитан вышел, как он говорил, из этой бесперспективной войны, на душе у него было тяжело, Будущее страшило неизвестностью. После моего отъезда его отправят на крупную базу, а оттуда самолетом в Москву.
— И там расстреляют как фашиста! — сказал он полушутя.
— Вы все-таки до сих пор верите Геббельсу, герр Вегнер. Расстреливают преступников, а вы добровольно перешли к нам в бою. Может быть, хотите остаться в отряде? Вы ведь не трус.
— Нет. Не хочу убивать ни русских, ни немцев.
— А как же те двое на веранде?
— Что делать! Я должен был поменять курс. И, кроме того, мне чертовски захотелось спасти одного смелого парня.
— Спасибо, Макс, мне тоже очень хотелось спасти вас.
На том мы и расстались. Перед отъездом в Новороссийск, по решению Веденеева, мне надо было еще раз повидать Лемпа.
Мы встретились на его явочной квартире, у портного в Хлебном переулке. Лемп выполнил поручение, принес данные об Одесской абвергруппе. Жаль, конечно, что не по Новороссийску.
Из-под подкладки пиджака я извлек тысячу рейхсмарок:
— Считайте, Ферри, и прибавьте пятьсот долларов на Цюрих.
— Ваши хозяева не очень щедры, — сказал он, пряча деньги.
— Но ведь и ваши заслуги пока невелики. Следующий взнос поступит в Цюрих, когда нам станет известно, что начальник абвергруппы в Новороссийске получил ваше личное письмо, где вы очень тепло отзываетесь о некоем корветен-капитане Вегнере, который по вашему заданию подбирал русские кадры и даже участвовал в некоторых операциях.
— Откуда вы взяли это? Вегнер служит в интендантском управлении. Никогда с ним не имел дела.
— Зато мы имели. Давайте составим текст письма.
Он долго упирался:
— А если этот Вегнер провалится? Нет, надевать себе веревку на шею я не намерен. Ни за какие доллары и фунты!
— Веревка уже на вашей шее, — объяснил я, — а конец в руках у нас. Вы оказали нам некоторые услуги, и теперь возврата нет, Онест Хантер!
Лемп еще поторговался немного и обещал отправить письмо.
Я шел по знойной улице, размышляя о побуждениях двух немецких офицеров, нарушивших присягу своему фюреру. Как переплелись судьбы этих немцев, ничем не похожих друг на друга! Связующее звено — я, русский человек, советский разведчик.
Меня обогнал прохожий с тросточкой, в котелке. Моя охрана! Это далеко не излишне. Больше года я продержался в Южнобугске под разными обличьями. Сколько раз приходилось отходить, откладывать выполнение задания и даже отказываться от очень соблазнительных встреч и контактов. С каждым месяцем я становился осторожнее не потому, что больше боялся за свою жизнь. Просто стал опытнее, профессиональнее. Конечно, после операции в костеле и освобождения Голованова показываться в городе без крайней надобности мне запретили. Сейчас была именно такая крайняя необходимость. Встретиться с Лемпом не мог никто, кроме меня. Теперь я — торговец из местечка, приехал в город за товаром, заболел и вот ищу доктора.
У доктора Яблонского уже ждал Черненко. Он сказал мне, что за последние сутки через станцию прошли три эшелона с танками.
— Дивизия, а может быть, даже две. Немой Панько сумел раздобыть на вокзале газетенку. Вот она, почитай!
Под броским заголовком готическим шрифтом «RAUPE UND RAD» было напечатано помельче: «Nachrichtblatt eines Panzerkorps» [97]. Ого! Речь идет о целом танковом корпусе!
...Выступление Геббельса. Обычное хвастовство: «Лето нашей победы». Дальше — заметки: «Львы пустыни покажут когти в русских степях», «Наши танки не боятся русской артиллерии...»
97
«Гусеница и колесо» — «Газета танкового корпуса» (нем.).