Жили два друга - Семенихин Геннадий Александрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
– Будущего, – упрямо повторил Николай – ветть через несколько месяцев нас будет трое, а там, гляди, и побольше. Вот и будешь ты министром внутренних дел большого семейства.
– Спасибо за предложенный портфель, – засмеялась Зарема.
– А тебе спасибо за то, что думаешь заодно со мною Я немножко поторопился, решая свою судьбу, я был уверен, что ты меня одобришь.
– То есть?
– Уже заявил комиссии, что капитан Демин не создан для наземной службы в авиации и не по его части провожать поврежденным глазом взлетающие самолеты.
– Ух, как хорошо! – воскликнула Зарема, и ее лицо в мелких веснушках порозовело. – Мы теперь быстро определим твою судьбу. Я на истфаке, а ты в энергетический пойдешь.
– Только на вечерний, Зарочка. Днем буду вкалывать где-нибудь на заводе, а вечером освежать мозги дифференциальным исчислением и радиотехникой.
– Это же прекрасно, – одобрила девушка и потянула его за руку к себе. – Однако чего мы тут сидим? Разве нас лишает кто-нибудь права на маленькое семейное торжество по случаю моего поступления в университет? Айда в «Гастроном», а потом на квартиру.
Дряхлый красный трамвай долго вез их от центра к городской окраине, именовавшейся «Красными баррикадами» Здесь и на самом деле в грозном семнадцатом году были баррикады красногвардейцев. Потом на захламленных пустырях возникли огромные серо-бетонные корпуса станкостроительного завода, улочки поползли еще дальше, так что на их пути пришлось вырубить зеленую сосновую рощицу и засыпать котлован на месте давно высохшего пруда. От конечной остановки, где трамвай с визгом разворачивался на кольце, им надо было минут пятнадцать идти по пыльному тротуару до маленького, обнесенного штакетником домика, где снимали они тесную комнату, заставленную старомодной, ветхой мебелью, у табельщицы завода шестидесятилетней Домны Егоровны.
Подходя обычно к этому домику, они невольно вспоминали свой первый визит сюда. Полная, с отечным лицом и зачесанными назад, стянутыми на затылке в пучок седыми волосами, хозяйка дома встретила их не особенно приветливо. Демина, пришедшего в штатском, угрюмо спросила:
– Жить, значит, у меня хочешь? А прописку тебе дадут?
– Думаю, что дадут, – беспечно ответил летчик.
– Думаю, думаю, – проворчала старуха, – сейчас все думают. А вот когда город в блокаде очутился, многие думальщики на Ташкент потянулись.
– Зачем же так? – обиженно протянул Демин. – Я ведь с фронта.
– Эка невидаль, – проворчала, не сдаваясь, хозяйка, – знамо, что с фронта. Если бы из Ташкента пожаловал, калитки бы тебе не открыла. Сейчас каждый здоровый мужчина должен с фронта приходить. – Она критически оглядела два объемистых фибровых чемодана, смягчаясь, спросила: – Это что же? Все ваше имущество?
– Все, – с готовностью ответила Зарема, опасаясь, что суровая хозяйка откажет им в жилье.
– Ну что же, заходите, – невесело вздохнула та, и они оказались за калиткой в маленьком палисаднике, где над клумбою носился тонкий, едва уловимый запах петуньи и резеды. Открыв дверь в семиметровую комнату с окном на солнечную сторону, сухо сказала:
– Жить будете здесь. Кровать, стол и вешалка – ваши. Другие вещи прошу не трогать, моим имуществом заняты. Зовут меня Домна Егоровна. Если не понравится – не неволю.
– Да что вы, бабушка, – пропела было Зарема, по была остановлена строгим взглядом.
– А ты подожди, касатка, подожди с благодарностями. Поживем – увидим. Я тебе не мед и не сахар.
Утром Демину предстояло ехать в госпиталь на лабораторные исследования. Зарема была удивлена что муж надел новенький китель со всеми орденами и медалями.
– Уй, какое великолепие, – усмехнулась она прикрывая ладошкой зевок. – Однако, как мне кажется ты бы мог сегодня и в штатском поехать.
Демин поднес к губам пальцы и укоризненно прошептал:
– Тише, это психологический эксперимент Ты вчерашний разговор с хозяйкой помнишь?
– Еще бы! Она меня не на шутку испугала. Что бы мы делали, если бы она закрыла калитку?
– Так вот, я облачился с единственной целью впечатление на нее произвести.
– Похвальбушка несчастный!
– А вот увидишь, что сейчас будет.
– Ну иди производить впечатление, выдумщик.
За топкой дощатой перегородкой Домна Егоровна вприкуску пила чай. Слышно было, как хрустел на ее зубах пайковый сахарок и как она отдувалась, глотая кипяток. Чтобы выйти из домика, Демину надо было пройти мимо нее. Едва он закрыл за собой скрипучую дверь Зарема услышала стук отодвинутой чашки и возбужденный голос хозяйки:
– Батюшки светы, да ты вот ведь какой?
– Какой же, Домна Егоровна?
– Геройский что ни на есть. Это у тебя одних орденов Красного Знамени три штуки. В летчиках, стало быть прослужил?
– В летчиках.
– А ранения, поди, тоже имел?
– Имел, Домна Егоровна. Под самым Берлином почти получил. Оттуда и списали.
– Видный ты парень, Николай, что и говорить, – промолвила старушка уже с явным восхищением. – Какие же ты самолеты водил?
– Штурмовики, Домна Егоровна, штурмовики.
– И это дело, – уважительно заметила хозяйка. – Мы-то на всякие самолеты нагляделись, когда фронт по окраине города проходил. Ну ладно, – вздохнула она, – когда-нибудь на досуге расскажешь, как фашистов бил, а сейчас иди по своим делам, раз спешишь. Удачи тебе, сынок. – Что-то дрогнуло в ее голосе. Нет, в нем не было никакого подобострастия. Просто он потеплел и стал отчего-то непередаваемо грустным. «Ну и хитрюга же Колька, – восторженно подумала в эту минуту за стеной Зарема, – самый безотказный психологический опыт выбрал».
Возвратившись в этот день вечером домой, Демин застал обеих женщин ласково беседующими на крылечке и по добрым, спрятанным за стеклами очков глазам Домны Егоровны понял, что она вовсе не сердитый человек.
Они тихо и мирно прожили под крышей маленького окраинного домика почти все лето и осень победного сорок пятого года, успели привыкнуть друг к другу. Однажды ранним утром, когда на заводской окраине отпели самые поздние петухи и вслед за ними раздался первый басовитый фабричный гудок, Николай проснулся и хотел было открыть глаза, еще тяжелые от дремы, но вдруг услыхал в соседней комнате неразборчивое бормотание хозяйки. Прислушавшись, он уловил и другой звук: время от времени стучала ручка, обмакиваемая в чернильницу-непроливайку. Он сразу представил себе эту чернильницу на хозяйском столе – белую школьную непроливайку. Он прислушался, и хрипловатый голос Домны Егоровны стал восприниматься отчетливо.
