Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла. - Шелест Игорь Иванович (первая книга TXT) 📗
— Николай Евсеевич… Можно вас на минутку?
Уключин выглянул из-за ящика: мол, кто там ещё?..
— Здравствуйте! — приблизился к нему Стремнин.
Мастер все в той же выжидательно-напряжённой позе буркнул что-то в ответ. Тогда Сергей сделал знак и Федору. Тот подошёл к ним, и с лица его смехачество исчезло:
— Здравствуйте, Сергей Афанасьевич!.. Мы задержали вас, поди?.. — виновато спросил Федор.
— Нисколько: я специально пришёл сюда пораньше… Честно, хотелось застать вас обоих и условиться о встрече для серьёзного разговора по очень важному делу.
Федор с Николаем недоуменно переглянулись. Уключин даже опустил ящик с плеча и потеплел чуточку лицом.
— Затевается важное государственное дело, а без вас — знаю — не выйдет ничего… Так что хотелось бы поговорить по душам.
— Так ведь… если и правду мы вам нужны… мы со всяким удовольствием!.. — расплылся Федя. — Заходите, если не побрезгуете, ко мне хоть вечерком…
— А не стесним хозяйку?
— Да что вы?! Век будет товаркам хвастать, что в гостях у нас был известный лётчик-испытатель Стремнин!
— Уж известный! — усмехнулся Сергей. — Николай Евсеевич, надеюсь, и вы будете?.. Сможете уделить часочек времени?..
— Само собой, — солидно потупился Уключин.
— И ещё… к вам, друзья, просьба… Ваню бы Сидоркина пригласить?..
— Ванястого?.. Как штык будет!
— Тогда до вечера… Федя, вы живёте в новом доме, что у рынка?
— Второй подъезд, квартира 32!
— Обязательно буду.
Механик выжидательно поглядывал на них, и Сергей заторопился к самолёту. Через минуту он уже был в кабине и оттуда поглядывал вслед удаляющимся рабочим. Словно почувствовав его взгляд, оба как по команде обернулись, Федор поднял обе руки, стиснул их и потряс над головой. Отойдя далеко, они остановились, и Сергей, порулив на старт, помахал им через закрытый фонарь. Очень ему хотелось, чтоб они понаблюдали его взлёт, и Федор с Николаем, словно чувствуя это, задержались на поле ещё и глядели ему вслед, пока самолёт не скрылся из виду.
К тому, что было на столе — помидоры с майонезом, грибы и сыр, — хозяйка принесла с десяток сырых яиц. Хозяин не без гордости сказал:
— Двух кур держит — целое хозяйство…
Стремнин сырых яиц не ел, но стало интересно, как они будут расправляться с этой «закусыо».
Когда пропустили по стопке, Федор взял яйцо, проколол с обоих концов вилкой и, прижав к губам, высосал. Столь же ловко и, видно, привычно закусили сырыми яйцами Уключин и Сидоркин. Против каждого из них лежали аккуратненькие целые скорлупки.
Федор заметил, что Сергей наблюдал за их действом с интересом, и спросил у Сидоркина и Уключина:
— Бубликова Ивана Матвеевича помните?
— Ещё бы… лет десять, должно, в заготовительном вместе работали! — подхватил Сидоркин. Он слегка раскраснелся, на лоб упала прядь русых волос, а так выглядел особенно празднично, был при галстуке.
— Так вот, — продолжал Федор, — смешную историю я с ним разыграл… Иван Матвеевич, стало быть, всегда приносил на завтрак в узелке хлеб, сало и сырое яйцо. Завтракали мы в котельной. Там у Ивана Матвеевича был такой вроде бы чан с крышкой, к нему подведена была трубка с паром. В этом чану варили мы на завтрак колбасу, картошку. А Иван Матвеевич, как подойдёт время к завтраку, действует сам собой: неторопливо вымоет руки и берётся за свой узелок. Обернёт, бывало, яичко в тряпицу и опустит в чан. Подержит там несколько минут, остудит под холодной струёй, не спеша аккуратно очистит скорлупку, нарежет, смакуя, крутое яйцо тонкими ломтиками, расположит эти ломтики на большом ломте хлеба, посолит и принимается за еду, запивая чаем из алюминиевой кружки.
И так каждый день. Точь-в-точь одно и то же. День ото дня все те же движения, та же процедура.
И вот однажды, когда до завтрака оставалось с полчаса, ходил Иван Матвеевич где-то по цехам, а я развернул его узелок, взял яйцо, проколол с двух сторон иголкой, высосал и, набрав в рот воды, обратным же порядком «напоил» скорлупу. Отверстия — они были еле заметны — залепил белым мякишем.
Пришло время завтракать. Иван Матвеевич обернул яйцо в белую тряпочку и опустил в чан, закрыл крышкой и пустил пар. Я пил чай, наблюдал. Когда прошло пять минут, говорю:
— Иван Матвеевич, температура сухого пара градусов 200 — яйцо давно сварилось.
Он вынул яйцо, остудил и перед тем, как разбить, проверил, крутанул на столе и изумился: яйцо не стало вращаться!
Немного помедлив, он, видно, решил, что рано вынул, опять обернул его в тряпицу и опустил в чан.
Так проделывал раза три и все более поражался, прокручивая яйцо. Иван Матвеевич ворчал, что, мол-де, не идёт пар, хоть кран и открыт.
Надо было видеть бедного старика!.. Я уж и пожалел о своей затее.
Наконец он решил разбить удивительное яйцо.. И замер, не в состоянии поверить глазам своим: перед ним была лужица чистой воды и битая скорлупа…
Меня смех душит, а рассмеяться страшусь: дело уже серьёзный оборот приняло, и как его обернёшь в шутку?.. Старик так расстроился, что мне стало боязно, как бы его удар не хватил… И тут черт, видно, меня попутал сказать, что это, должно быть, его зять, развесёлый человек, таскает яйца из гнезда и выпивает их украдкой.
Иван Матвеевич ходил в тот день такой, будто после пожара в квартире или потери выигравшего лотерейного билета. Я предложил ему свой завтрак, но куда там!..
На другой день старик явился вовсе обескураженный, и все мы это заметили. Я спросил, как дела? Он выругался вдруг смачно и сказал, что чуть не избил зятя за проделку, а тот сначала хохотал, а потом, взмолившись, поклялся, что не выпивал этого проклятого яйца.
Вот тут-то я и решился признаться… Боже, что было! Старик пришёл в ярость, и я отпрянул, опасаясь, что хватит меня чем попало сгоряча. Его стали успокаивать, а он кричал:
— Ты, охальник, перессорил меня с семьёй! Как показаться им на глаза?!
Пришлось идти к нему домой извиняться. Такая канитель пошла… Я-то думал, история выеденного яйца не стоит!..
— Это тебе наука… Вечно лезешь со своим зубоскальством!.. — не улыбнувшись, заметил Уключин. — Ты, Федь, погодь маленько: Сергей Афанасьевич пришёл говорить с нами о деле!..
