Штрафники. Люди в кирасах (Сборник) - Колбасов Н. (бесплатные серии книг .txt) 📗
Но тут не слеза — он просто не может разлепить тяжелые веки и рассмотреть соседа. Отчетливо видит только его черные страшные зрачки, блестевшие за стеклами пенсне. И от этого холодного взгляда становится как-то неприятно и страшно.
Сушко вытянул ноги и чуть повернулся, чтобы соседу был виден новенький орден. Человек заметил это движение, наклонился и вмиг сорвал награду. Сушко бросился к нему, что-то крикнул гневное, но голоса своего не услышал, а только натолкнулся на холодный, презрительный взгляд.
Самолет, наверное, оттого, что Алексей вскочил, качнуло, кресло наклонилось и поплыло куда-то в сторону. Сушко вдруг начал стремительно падать в пропасть, вращаясь вокруг оси. «Боишься!» — вдруг захохотал человек в пенсне и тоже уплыл куда-то в сторону. «Штопор…» — подумал Сушко и вспомнил, как когда-то читал: «Чтобы выйти из штопора, надо резко раскинуть руки и ноги в стороны…» Он сделал резкое движение руками, больно обо что-то ударился и — проснулся. В тот же миг он вспомнил старика, омшаник, но долго не мог понять, почему до сих пор слышен гул самолета. А через секунду все стало понятно: это били орудия.
Земля глухо гудела и содрогалась. Где-то в темноте его убежища тоненькой струйкой сыпался песок и шелестел, стекая на бумагу. Сушко зажег фонарь.
Судя по всему, там началось наступление. Но кто? За те четыре дня, пока добирался до этого хутора, он не заметил никаких признаков подготовки к наступлению у немцев. О наступлении наших войск Гончаренко тоже ничего не сказал. Сушко вспомнил подробности последнего разговора с ним, предполагая, что мог что-нибудь забыть, но память прочно удерживала все подробности последней беседы с командиром.
Когда Алексею принесли его собственный пиджак с зашитой шифровкой, Гончаренко сказал: «Шифровка на шелке в лацкане, прикреплена к бортовому волосу. Береги, впрочем, от воды: расплывутся чернила — ни черта не разберешь. А теперь слушай. Ты несешь важнейшие сведения о готовящемся крупном наступлении, немцев в районе Белгорода. Им там легче проверить. По радио передавать не рискнул, но предупредил, чтобы встречали. Пойдешь в „Большевик“, к пасечнику, там наша самая надежная явка. Старик в курсе дела, он передаст тебя из рук в руки Автоному, а тот разведчикам. Автоном не придет — сам не ходи. Не рискуй. Пасечник тебя в лицо не знает. Поэтому запомни пароль: „От Петра Мартыновича я. Картошки бы выменять. Не найдется?“ Когда он тебя признает, отдай эти две коробки спичек. Но из них не расходуй ни одной, а то старик дотошный: может не поверить. Разведчики приведут тебя в штаб 47-й армии к Прошину. Пароль для него поэтому не нужен. Он знает вот эту фамилию», — и Гончаренко протянул немецкий паспорт на имя Бакина.
«А если попаду к кому-нибудь другому?» — спросил Алексей. «Ни к кому другому ты не попадешь: ведь разведчиков посылает Прошин». — «Ну а вдруг?» — «Да что ты заладил: вдруг да вдруг. Командарму отдашь, начальнику штаба, в крайнем случае, но ни в коем случае никому другому. Ни в коем случае!» — еще раз повторил Гончаренко. Они еще долго обсуждали возможные осложнения, и Гончаренко в заключение сказал: «Мы тут сотню вариантов прикинули. Но война есть война. Тут сам господь бог и тот не всегда угадал бы. Я потому тебя и посылаю, что надеюсь, как на самого себя. С виду ты — мужик мужиком, язык и местность знаешь отлично, думаешь, правда, не торопясь, по-хохлацки. Ну да это иногда даже неплохо. Словом, будь хитер, как лиса, и мудр, как змий…»
Вот о чем вспоминал теперь Сушко, прислушиваясь к канонаде наверху. Он смотрел на закопченное стекло фонаря, где бился желтый язычок огня, курил папиросу за папиросой и ждал…
Самые невероятные предположения возникали в голове Сушко. Но он не знал, что спустя несколько часов после его ухода Гончаренко получил радиограмму, в которой выход Сушко отменялся, а командиру предписывалось принять все меры для поддержания предстоящего наступления. Алексей не знал и того, что Гончаренко, представив возможные осложнения, послал за ним вдогонку человека. Не мог знать Алексей и того, что выход армейских разведчиков по тем же соображениям тоже отменен.
Теперь Алексей должен был решать все сам, действовать на свой страх и риск.
Давно затих гул, а старик все не шел. Но вот, наконец, послышался скрип входной двери и его приглушенный, но радостный голос:
— Вылезай, товарищ Сушко! Наши пришли!
Алексей спрятал пистолет, захватил фонарь и просунулся в лаз. На фоне открытой двери четко вырисовывалась фигура старика.
— Повезло вам, товарищ Сушко! Спешили к своим, а они сами припожаловали. Удрали фрицы!
В хате за столом сидели два солдата, очевидно забредшие разведчики, и завтракали. От них Сушко узнал то, что и так было теперь ясно: началось наступление. Алексей спросил номер их армии или дивизии, но они промолчали. Теперь не оставалось ничего другого, как разыскать штаб армии самостоятельно. Мелькнула мысль о возвращении в отряд, но, поразмыслив, он отбросил ее, так как для этого опять нужно было переходить фронт. Да и будет ли теперь отряд сидеть на месте?
Старик посоветовал:
— Вам, товарищ Сушко, теперь прямой смысл на трассу выйти. А там какое-нибудь начальство встретите. Тут недалеко, километров пять-шесть.
По шоссе, которое неизвестно почему колхозники называли «трассой», шли войска. Машины, повозки, орудия, люди спешили на запад. Иногда, лязгая гусеницами и надсадно ревя моторами, по нему проносились танки или самоходки. Но не танки и орудия удивили Алексея, хотя они были другими, чем в сорок первом году. Удивили его люди, погоны на их плечах. Обращаясь с расспросами, он путался в званиях и без привычки видел в них не советских офицеров, а совсем других, которых помнил по фотографиям в «Ниве». На трассе без особого труда ему удалось узнать, что он находится в полосе наступления 47-й армии, но штаб найти сейчас трудно, так как все пришло в движение. Какой-то капитан посоветовал двигаться не навстречу войскам, а за ними, и искать сначала штаб какой-нибудь дивизии, потому что только там могут точно знать, где находится штаб армии.
Так он и сделал.
Только в конце дня в Водолаге Сушко разыскал штаб 295-й дивизии. В здание райисполкома, где он только что разместился, Алексея не пустили. Часовой — молодой солдат — сказал, что никакого начальства еще нет и Алексею там делать нечего.
Как Сушко ни доказывал, что у него очень важное и срочное дело, часовой был неумолим. «Приедет какое-нибудь начальство — доложу. Жди», — говорил он. Как раз в этот момент подошел какой-то капитан. Часовой отдал ему честь и, кивнув головой в сторону Алексея, сказал:
— Вот тут гражданин в гражданском, товарищ капитан. Пытается в штаб проникнуть.
Капитан вопросительно посмотрел на Алексея. Тот подошел поближе.
— Товарищ капитан, мне нужно знать, где находится штаб 47-й армии.
— Зачем вдруг такой большой штаб? — недоверчиво спросил капитан.
— Да есть кое-какие дела…
— Дела? — переспросил капитан, придирчиво осматривая Алексея. — Ну, хорошо, пойдем, узнаем, какие дела…
В здании, куда они вошли, чувствовалось, что штаб только устраивается на новом месте. В полутемных коридорах возились солдаты, втаскивая какое-то имущество. Где-то за дверью стучала пишущая машинка, а за другой девичий голос с нетерпением вызывал какую-то «Резеду».
В конце коридора капитан остановился и, открыв одну из дверей пропустил вперед Алексея. Окна в комнате были плотно закрыты, на столе горела керосиновая лампа и скупо освещала вещи и ящики, сваленные в углу. Капитан сел за стол, Сушко остался стоять. Теперь он мог хорошо рассмотреть капитана. Это был еще молодой румянолицый человек, в новенькой подогнанной форме с погонами летчика. Крючковатый нос, черные усики и большие глаза убедительно говорили о его восточном происхождении.
— Ну, так зачем вам штаб армии? — спросил он, когда достаточно внимательно рассмотрел Сушко.
— Я прежде всего хотел бы знать, с кем говорю, — сдержанно ответил Алексей.
