Дети победителей (Роман-расследование) - Асланьян Юрий Иванович (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
«Общая газета», 1998 год.
Еще один агент Алексея Сиротенко, работавший под псевдонимом Николай Иванов, вышел на Бориса Бельского и приобрел у него партию долларов. Подполковник начал внимательно анализировать случаи обнаружения фальшивых денег с похожими номерами и кодами изготовителей, стоявшими в уголках купюр. Оказалось, три раза похожие поддельные бумаги уже всплывали, но выйти на изготовителей и продавцов не удавалось.
Подполковник больше других знал, что 90 процентов фальшивых денег поступает в Россию из Чечни, и оружие — тоже оттуда. Агент Сиротенко описал внешность Хасана Закаева — высокий, стройный, ходит в кожаном плаще. Его брат Расим Закаев числится помощником муфтия Рафаэля Кузина.
Из Информационного центра ГУВД Сиротенко получил справку о том, что Хасан Закаев является другом и родственником Ахмеда Дадаева, отбывающего срок за изнасилование в кунгурской колонии. Ахмед Дадаев стал известен в Перми после газетной публикации под заголовком «Чеченский авторитет».
Медлить было нельзя. Оперативно-поисковое управление городской милиции установило наружное наблюдение за Хасаном Закаевым. А управление оперативно-технических мероприятий начало прослушку его телефонных переговоров.
В результате было установлено, что именно Хасан Закаев привозит в Пермь крупные партии фальшивых денег. Только в январе в Пермь было доставлено два миллиона поддельных долларов — Соколовым и Фединым, которые вскоре были убиты. В ходе оперативных мероприятий установлены члены преступной группы, сбывающей фальшивые доллары, среди которых числился и некто Василий Суровцев.
Потом мне позвонили из мечети. Я узнал голос Радика Гарипова, бывшего инженера ВВС и бывшего начальника охраны заповедника «Вишерский». Черный и белозубый, красивый и сильный, как пантера, татарин играл на национальных инструментах, фехтовал кривой саблей, а также изучал мировые религии.
Когда охранял заповедную территорию, он решил построить дельтапланы, чтобы инспекторы могли облетать ее и видеть, что творится на Территории Бога. Но во время сборки летательных аппаратов в заводском цехе на ногу ему упала металлическая плита. Ногу ампутировали, он перенес пять тяжелых операций.
Радик объяснил мне, что в настоящее время работает в мечети — исполнительным секретарем представительства Центрального духовного управления мусульман. Пригласил в гости… Ну, я зашел.
Радик при ходьбе немного прихрамывал — только это выдавало протез. Как он при этом умудрялся заниматься джиу-джитсу, для меня оставалось восточной загадкой. Кроме того, возглавлял Пермский географический клуб, совершал походы в горы и проходил по старому Екатерининскому каналу, соединявшему когда-то Печору с Камой, снимал видеофильмы.
Радик познакомил меня с молодым муллой, вежливым и умным, как сами суры Корана.
Радик положил передо мной два указа Верховного муфтия, председателя Центрального духовного управления мусульман России: «…Постановляю освободить Кузина Рафаэля Камильевича от должности Председателя РДУМ Пермской области с лишением духовного сана «муфтий»…. Назначить…»
Второй указ тоже был интересным: «…за нарушение Устава и раскольническую деятельность, во избежание возникновения в Пермском крае параллельных ЦДУМ России структур и для предотвращения дальнейшего раскола в мусульманских общинах, руководствуясь нормами шариата и Уставом… направить полномочных представителей Юсупова Равиля и Валеева Рустама…»
— Получается, справедливость восторжествовала?
— Восторжествовала, — кивнул головой Гарипов, — только Рафаэль не собирается отказываться от звания «муфтий» — он зарегистрировал свою общественную организацию мусульман.
Мы сидели на диванах в уютной гостиной, на мягких диванах, пили чай и тихо разговаривали. Слева от меня восседал Анвар, высокий и полный молодой человек с четками в руках — он представился компьютерным дизайнером. Напротив — Радик.
— Это что получается — двоевластие?
— Настоящий муфтий — один, который наш, но запретить Рафаэля Кузина мы не можем!
«Не могут, — мелькнуло у меня в голове, а в православии все могут — снять с должности и даже отлучить от церкви… Разные этапы развития конфессий? Мне были чужды все этапы… Когда овцы ответят мощным ударом? Овцы — никогда…»
Конечно, меня называют «эпигоном», «пиарщиком» или «версификатором» — чего только не придумают люди, для того чтобы не соглашаться с очевидным…
Хотя большей частью мои поступки были неосознанными. Мне только казалось, что дела следуют за мыслями. В реальности я жил как Бог на душу положит. И мысли мои все время отставали, если они вообще были. Потому что вся моя жизнь — это бегство от сумасшествия. Я твердо знал: от психической катастрофы меня может спасти только мистика.
В тот день я авторучкой с черной пастой переписал на белую бумагу все сорок три варианта возможных действий. Я прибегал к этому методу много раз и уже знал о его волшебной эффективности. Надо сказать, что с каждым годом моей жизни количество вариантов увеличивалось на один. Я пятнадцать минут сидел в тишине над ясным квадратом света. Мне надо было увидеть в нем, что делать дальше. И я увидел. Все варианты отпали, кроме одного.
Я пошел к Пьянкову. Разговаривали в прихожей, я объяснил, что зашел всего на минуту. Старый солдат выслушал меня внимательно.
— Ты даже не знаешь, насколько ты счастливый человек! — сказал Василий Николаевич. — У тебя нет несчастья. Мой тебе совет: ты съезди на Белую гору, помолись.
Собственный вариант гадания и слово старого солдата совпали. Это был перст судьбы, неумолимый, как движение Земли в космосе. У меня тут же возник целый фейерверк идей.
Помолись… Слово — единственная сила, которую я признаю.
Уже через два часа я и Сережа Бородулин ехали в Кунгур, миновали деревню Калинино, в которой жил поэт Николай Бурашников, а потом автобус поднялся на Белую гору.
«Раньше всё строго было. Настоятель слыл строгим человеком. У монастыря имелось в то время много прудов, там разводили рыбу. А крестьяне жили бедно, ну они ночью-то раз — сеть поставят, рыбу воруют, в общем.
Настоятелю это очень не понравилось, он, в общем, начал сторожей ставить на эти пруды. И вот он, как ни поставит сторожа, тот начинает воровать рыбу. Ну тут монахи что-то, где-то: одного поймают — накажут, другого… А все без толку.
Тут деревня под горой раньше была, Ильинка. Парень оттуда, в общем, молодой, у него никого нет — ни семьи, ни родных. Ну монахи говорят: «Давайте возьмем его сторожем. Если даже он провинится, дак никто спрашивать не будет, чё с ним случилось». Ну и поставили его. Парень и так, и сяк… Видит, что следят за ним. А монахи уже обозлились: надо одного, мол, для примеру, наказать страшно, чтоб другим неповадно было воровать. И парень знает, что за ним следят, рыбу не берет. Чё монахи дадут — и все: там хлеба поесть, а вода, чё уж, в пруду есть, попьет. И вот тут тоже праздник у них престольный какой-то, ну и монахи это… выпивать им так-то разрешали ведь, там, в праздник. В общем, большой праздник, монахи все собрались. Парень-то думает: «Ну не пойдет никто проверять». Сеточку поставил, рыбу-то достал… Монахи — раз! В это время и поймали его: специально подкараулили.
Решили закопать его прямо в плотину, вот. И когда закапывали его, живьем же, бедняга все тянулся: «Простите!» Туда-сюда, все закапывают и закапывают. Так он, видимо, из последних сил хотел выкарабкаться, а тут монах какой-то подошел — и руку топором ему отрубил…»
— Руку-то отдай!.. — выкрикнул парнишка прямо Сереже в ухо.
— Страшилка! — пояснил Володя Гладышев, коллега из Перми.
Он сидел впереди нас с Александром Беловым, мальчиком-старшеклассником, который рассказывал жуткие фольклорные истории, собранные им в деревнях у Белой горы.
Мысленно я опять разговаривал с Александром Бобровым. «Ты помнишь Раю Быкову? — говорил я ему. — За что она так изрубила мужика топором? Годы унижения довели женщину до озверения… А если это делать с народом в течение двухсот лет? Может быть, он тоже потеряет чувство сострадания. Разве ты знаешь, какой была Рая в детстве? Вспомни себя, ты тоже родился не следователем прокуратуры с АКМ на груди, правильно?» — «А твой отец, юный партизан, репрессированный Сталиным, разве стал зверем?» — отвечал он мне. «Ну ты же знаешь, что чеченцы воевали на фронте в Отечественную войну, награждены орденами, хотя их земля уже полтораста лет оккупирована российскими войсками… Так о чем ты говоришь? Мы — такие же захватчики, как фашисты». — «Неужели ты говоришь так о своей родине?» — «Нет, конечно. Моя родина — земли пермяков, река Язьва, приток Вишеры, оккупирована русскими полтысячи лет. Да что Вишера! Кремлем захвачены телевизионные экраны и газетные площади, человеческое сознание и душа». — «Ты знаешь, Юра, гипнотизеры утверждают, что ни одним человеком нельзя овладеть, если он сам этого не захочет».
