Мясной Бор - Гагарин Станислав Семенович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
Кирилл Афанасьевич несколько удивился: ведь все изложено в памятной записке, но, ободренный вниманием Сталина, сразу забыл об этом.
— Теперь мы знаем, что немцы и с нами в современных условиях воюют так, как учил нас самих воевать военный теоретик Триандафиллов…
— А может быть, и Тухачевский тоже? А, Мерецков? — прервал его Сталин. — Если мне не изменяет память, вы были начальником штаба у Уборевича, а потом и у Блюхера?
«Так точно!» — хотел ответить Мерецков, но голос у него пресекся, и Кирилл Афанасьевич только кивнул.
Сталин подошел к столу и взял в руку листки. Мерецков узнал в них злополучную докладную.
— Вы предлагаете Советскому правительству проводить тактику «выжженной земли». — Сталин потряс листками и бросил их на стол. — Взрывать мосты, снимать при отступлении рельсы со шпал, угонять вагоны и паровозы, сжигать хлеб и топливо, угонять скот… А в оставленных Красной Армией районах оставлять группы диверсантов, создавать повсеместно партизанские отряды… Так я вас понял?
Кирилл Афанасьевич снова кивнул. Он хорошо помнил, что еще в 1933 году была выдвинута идея партизанской войны в случае нападения кого-либо на Советский Союз. Были проведены уже и кое-какие организационные мероприятия. Но вскоре возобладал принцип ведения боевых действий на чужой территории, и в условиях господства наступательной тенденции даже говорить о партизанской борьбе стало неуместно.
— Значит, вы считаете положение настолько серьезным, что предполагаете объявить войну всенародным делом? — спросил Сталин. — И не верите больше в возможности Красной Армии?
В вопросе вождя был явный подвох, но Мерецков пренебрег личной безопасностью, ему надо было убедить Сталина в том, что опасность безмерно велика.
— Поймите меня правильно, товарищ Сталин, — горячо заговорил Кирилл Афанасьевич. — Я безусловно верю в Красную Армию! Но ее надо спасать от неминуемых окружений, которые последуют одно за другим, если Ставка будет отдавать противоречивые, не сопряженные с реальной обстановкой приказы войскам. Необходим планомерный отход Красной Армии по всему фронту! Планомерный и повсеместный! Раз уж мы проиграли приграничное сражение, надо воспользоваться территориальными преимуществами и заманивать врага в глубь страны, перемалывать его людскую силу и технику в оборонительных боях. Ведь вы знаете, что наступающий всегда оказывается в худшем положении, ибо из-за трудностей, связанных с растягиванием его коммуникаций, перебоев в снабжении, он вынужден разбрасываться, в то время как отступающий сокращает коммуникации, ведущие из его тылов, наращивает военный потенциал и те массы, которые противостоят противнику. Надо заставить немцев продвигаться вперед с крайней осторожностью. А наша стратегия должна состоять в строго размеренном отступлении, в навязывании немцам боевых действий в самых невыгодных для них положениях. Потери Красной Армии при ее отступлении будут куда большими, если она отойдет после проигранного сражения, нежели те, которые будут у нас, если мы отойдем добровольно, без паники и разброда в войсках. Неприятель должен погибнуть не столько от нашего меча, говорил Клаузевиц, сколько от собственного напряжения.
— Начитались Клаузевица, Мерецков? — буркнул вождь и повернулся так, что полуденное солнце сделало его правое ухо с несколькими рябинами багрово-непрозрачным.
Вид мясистого уха, не пощаженного оспой, вселил в Мерецкова веселящий ужас, ощущение отчаянной решимости, и на замечание вождя о Клаузевице он дерзко ответил:
— Его внимательно читал, отмечая диалектичность выводов, и Владимир Ильич тоже… А мы все верные ученики его.
Это и решило судьбу Мерецкова. До последней фразы Сталин полагал отпустить генерала армии подобру-поздорову, резонно рассудив, что в его советах присутствует здравый смысл. Более того, перед появлением Мерецкова Сталин раскрыл книгу Клаузевица «О войне» и внимательно прочитал главу, называвшуюся «Отступление внутрь страны». И не сошлись Кирилл Афанасьевич на авторитет Ленина, который действительно высоко ценил теоретический труд Клаузевица, было бы с ним иначе… Но Сталин никому не позволял его действия соотносить с поведением того человека.
— Идите, товарищ Мерецков, — равнодушным голосом сказал он и медленно повернулся к генералу армии спиной. — Мы подумаем над вашими словами.
Уже в дверях Кирилл Афанасьевич почувствовал, что из смежной комнаты в кабинет Сталина кто-то вошел, но узнать в этом человеке Берию не успел.
— Каков гусь?! — воскликнул Берия на грузинском языке.
Сталин не прореагировал на выпад Лаврентия Павловича. Он думал.
Берия выжидательно молчал.
— Сегодня Пятая армия Потапова начала отход на линию старых укрепрайонов, — проговорил Сталин. — Ты, Лаврентий, так и не успел привести их в порядок…
— Но ведь все силы НКВД были направлены на создание второй линии Сталина у самых границ! — воскликнул Берия.
— Где она, вторая линия? Там давно уже немцы. Они идут прямо на Киев! Если бы не Потапов и Рокоссовский…
— Какой Рокоссовский?
— Тот самый… — поморщился Сталин.
— Прости меня, Сосо, только я не доверяю бывшим зекам…
— Замолчи! — закричал вдруг вождь.
Берия вздрогнул, съежился, снял пенсне, принялся протирать кусочком замши, который он носил в нагрудном кармане пиджака. Лицо его, лишенное зловеще поблескивавших стекол, стало невыразительным и безвольным.
— Может быть, ты сам поедешь на фронт, Лаврентий? — насмешливо спросил Сталин. — Примешь под свое командование армию, а то и целый фронт… Согласен?
Берия растерянно молчал.
— То-то! Ты готов всех моих генералов перестрелять… С кем я тогда воевать буду? Рокоссовский на деле уже доказал, что мы были правы, поверив ему. Пусть берет армию на Западном направлении, оно сейчас самое ответственное.
— А с ним что будем делать? — приободрившись, спросил Берия, и Сталин понял, что речь идет о Мерецкове.
Вождь задумался, и Берия почтительно ждал ответа. Затем нетерпеливо щелкнул пальцами.
— Нет, — решительно не согласился Сталин, потом продолжил в неспешной манере: — Мерецков — хитрый русский мужик. И довольно упрямый русский мужик… Любит исторические параллели, понимаешь, проводить. Вот это его качество и не устраивает нас. Но поскольку кадры решают все, надо постоянно воспитывать людей, в том числе и Мерецкова. Ты понял меня, Лаврентий? Воспитывать!
Берия согласно кивнул.
…Военный советник Ставки генерал армии Мерецков арестован был на следующий день.
Когда 3 июля Сталин прямо из Кремля, отказавшись от подготовленной для него студии на Центральном телеграфе, выступил по радио с обращением к народу, Мерецков сидел уже во внутренней тюрьме НКВД на площади Дзержинского, бывшей Лубянской.
С речью вождя Кирилл Афанасьевич познакомился только в сентябре 1941 года, когда был отпущен на волю. Его поразило, что почти все мысли, высказанные им в памятной записке, нашли отражение в сталинском обращении к народу. Конечно, в докладной Мерецкова не было патетического «Братья и сестры! К вам обращаюсь, друзья мои…», но идеи «выжженной земли», партизанской войны, перехода к всенародной борьбе с супостатами были высказаны Сталиным в прямой и откровенной форме.
К сожалению, военную сторону концепции Мерецкова Сталин не воспринял. Стремление во что бы то ни стало отыграться, немедленно наказать Гитлера за то, что тот поставил его, великого стратега, мягко говоря, в дурацкое положение, толкало его, оправившегося уже от психологического срыва и взявшего военные бразды в собственные руки, на непоследовательные действия. Именно эта непоследовательность, обусловленная желанием немедленно исправить положение, остановить захватчиков не там, где это удобнее Красной Армии, а там, где хочется вождю, привела к неоправданным потерям в Белоруссии и на Смоленщине, на Днепре и в Донбассе и едва не завершилась утратой Москвы и Ленинграда.
Теперь Мерецков знал и о том, что Сталин отверг разработанный Генштабом план стратегической обороны на 1942 год, и командующий Волховским фронтом старался не думать, к чему это приведет. Он сосредоточивал волю и командирское умение на решении тех задач, которые были поручены лично ему.
