Цветы и железо - Курчавов Иван Федорович (книги полностью TXT) 📗
— Храбрость, барышня, уходит вместе с годами. Да-с…
На двор переводчик ушел с пожилым солдатом. В комнате остался молодой.
— Шпрехен зи дейч? — спросил он, присев неподалеку на скамейку.
— Не шпрехаю, — ответила Таня.
Немец молчал, он не спускал глаз с девушки. А Таня не смотрела на него. Ее не допрашивали, и это уже хорошо. «А батьку допрашивают… И кто? Сам Гельмут Мизель, которого еще полковник хвалил как неплохого разведчика. Что он хочет выяснить у кулака Поленова? А если его допрашивают не как кулака Поленова, а как советского работника Алексея Осиповича Шубина? — Внезапная догадка испугала ее. — Вдруг все узнали? Но кто бы мог выдать его? Неужели Петр Петрович Калачников? Только он мог это сделать! И зачем батька открылся ему? Если предал Калачников, он и Сашка выдаст немцам. Бедный Сашок, не жить ему тогда на свете!..» Слезинки выступили на глазах Тани.
Солнечные лучи сняли легкий налет изморози на стеклах. Таня прислонилась к подоконнику и смотрела на тропинку, которая вела в Шелонск. Вернется ли по ней Никита Иванович? Не придется ли и ей идти по этой тропинке в сопровождении автоматчиков? В последний раз?.. А потом их проведут с батькой и Сашком за одинокий домик и расстреляют около часовни… Не сразу, конечно… После пыток и истязаний…
Хотя бы знать, что́ ищут сейчас немцы, какой «клад» их интересует!..
Если Таня догадывалась о причине столь раннего визита немцев, то Никита Иванович Поленов терялся в догадках. Правда, переводчик очень вежливо сказал, что его просит прибыть штурмбаннфюрер Мизель. Но даже одеться как следует его домой не пустили, сказав, что Мизель ждет и просил не задерживаться. «Мизель просит»! А позади и впереди по автоматчику… На просьбу это не похоже…
В кабинете майор Мизель находился один.
— Доброе утро, Поленов! — радостно воскликнул он, приглашая гостя садиться в кресло. — Давно не виделись, Поленов! Вы помолодели, отрезали половину бороды… Жениться собираетесь?
Мизель хорошо говорил по-русски, даже очень хорошо…
— Это приказ господина Эггерта, — ответил Поленов. — Он опасался, что меня может опознать Огнев или кто-то из партизан.
— Эггерт сделал правильно: партизаны, говорят, рыщут вокруг Шелонска.
— Ко мне пока не заходили, но около леса часто появляются. Я у господина Эггерта ружьишко просил…
— А для чего ружьишко, Поленов?
— Кулаками не отобьешься, господин майор! Вчера поутру меня сильно напугали. Стучат. Ну, думаю, капут, уж и с белым светом распрощался. А это из-за леса мужики клевер в мешках принесли, чтоб поменял я им на подковные гвозди. С полфунта отпустил…
— А не партизаны это были? — будто ненароком спросил Мизель.
— Зачем партизанам клевер на горбу тащить? Подковные гвозди они и силой взять могли!..
Не случайно повел Никита Иванович разговор о мужиках, пришедших к нему за подковными гвоздями. Так было условлено с Огневым. За лесом следят. Хорошо. К нему заходили незнакомые, Поленов первым об этом и сказал!..
— Между прочим, Поленов, недавно я был в вашей деревне Любцы! — Мизель пристально смотрел на Никиту Ивановича.
— Были, господин майор? — обрадованно спросил Поленов. — А я вот никак не соберусь. Потеплее дни настанут — обязательно поеду. Надо посмотреть. Или и смотреть не на что? Деревня, говорят, сгорела дотла?
— Да, деревни нет. Если имеете желание — я сегодня собираюсь в ту сторону, — могу подвезти.
— Премного благодарен вам, господин майор, премного благодарен! С удовольствием поеду, если не обременю вас!
— Места в машине хватит. Да, вы знаете, в Любцах не помнят такого кулака — Никиту Ивановича Поленова.
«Врешь, Мизель, на бога берешь! — подумал Никита Иванович. — Был такой кулак. И такой же рыжий, как я. И дочка по имени Танька!»
Поленов недоуменно пожал плечами и развел руками:
— Забыли, господин майор, немало лет прошло, как сослали меня на Синявинские болота. Вот приедем, старики сразу узнают… Они еще меня узнают!.. — злобно закончил он.
— Вас когда сослали, Поленов?
— В тридцать втором, господин майор.
— Так… В лагере скверно было?
— Скверно, дюже скверно!
— Начальник вашего лагеря сбежал, Поленов. Но к своим не сумел пробраться, он должен находиться на этой стороне. Вы помните его приметы?
— На всю жизнь запомнил, господин майор. Такое я тоже никогда не забуду! Эх, господин майор, попался бы мне в руки этот Ненашев Василий Петрович, я ему показал бы кузькину мать!
— А приметы, приметы, Поленов?! Мы его отыщем, от нас он не уйдет!
Никита Иванович задумался, но ненадолго.
— Зажмурюсь — вижу его перед собой! — Поленов действительно зажмурился. — Лысый… лысина как лаком намазана… Надо лбом чуб лохматый… Чуб и усы рыжие… Да, вот еще что запишите, господин майор: перчатку черную! Левая рука у него всегда в черной перчатке: руку ему покалечило еще в гражданскую войну.
Мизель быстро писал в блокноте. Часто он впивался взглядом в своего собеседника. Никита Иванович не отводил глаз. Наоборот, он еще упрямее смотрел на Мизеля, и этак покорно, услужливо, точно действительно рад помочь.
— Что еще помните о Ненашеве? — спросил Мизель.
— Большой начальник, мало встречаться с ним доводилось. Матом любил ругаться. Через два слова — мат…
Мизель позволил себе улыбнуться.
— С этой приметой русских трудно отыскать, — заметил он.
— Что верно, то верно, — согласился Поленов. — Ругнуться мы любим!
— А кого еще вы знали в лагере?
— Многих, господин майор, да разве всех припомнишь! Менялись люди часто — и начальники, и заключенные. Ну, десятника припоминаю. Хлебина Павла Павловича. Вихры такие, будто года два или три в парикмахерской не был. Зимой и летом веснушки по всему лицу. Любил еще повторять «елки-палки» и кстати, и некстати, господин майор.
— А из заключенный кого помните?
— Столько их прошло перед моими глазами! — печально произнес Поленов. — Хорошо бы отыскать их, народ надежный, хоть в полицию, хоть в городскую управу — не подведут.
— Хорошо. Это в следующий раз, Поленов. Какие задания вы получили от лейтенанта Эггерта?
— Да ведь совсем немного, господин майор, только четыре, — живо ответил Никита Иванович. — Два выполнил, а два нет. Не по своей вине, господин майор!
— Я у вас спрашиваю, какие это были задания? — с едва уловимым раздражением переспросил Мизель.
— Так вот, значит, первое — это обрезать половину бороды. Я и обрезал. Ну, второе — настроить кузницу. Сделал, теперь можно ковкой заниматься. Железа маловато, подмогите, господин майор.
— Железо вы получите.
— Спасибо, господин майор. Третье задание: поискать советских разведчиков. Искал, господин майор. Несколько раз окурки находил. Меня господин Эггерт учил. Один, говорит, здорово пережевывает их, когда передает по радио. Нервничает, значит. О валенках докладывал: один ходит в подшитых, другой в новых, они черного цвета. Я шерстинки на следах подобрал. А позавчера нашел, как их, ну такие, отчего радио говорит?
— Батареи?
— Вот-вот! Господину лейтенанту передал, они мне за это триста марок дали. А вот самих агентов никак не схватить!
— Поиски нужно продолжать, Поленов. Обнаружите — обещаю большую награду.
— Да вы меня и так не обижаете, господин майор. Премного вам благодарен!
— Это задание считайте главным, Поленов. Бываете в лесу, приглядывайтесь к тем, кого встретите. Сами в борьбу не вступайте, советские агенты всегда вооружены. Заметите — дайте знать немцам или полицаям. Награда все равно будет вашей.
— Понимаю, господин майор! — живо отозвался Никита Иванович.
— А четвертое задание? — спросил Мизель.
— Подковать лошадей для господина Эггерта и его барышни. Вот это не сделал, потому как они не приехали, хотя и обещали.
— Лейтенант Эггерт и Шарлотта Кох, невеста военного коменданта Шелонска Хельмана, убиты…
Поленов вскочил с кресла, перекрестился на правый угол, прижал руки к груди.
