Обратной дороги нет (cборник) - Карпов Владимир Васильевич (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
— Оно-то верно, — согласился Андреев.
— А мне вот в хозяйстве одной очень трудно. По двору, скажем, за курями или за тёлкой посмотреть — это ничего, а уж в лес за хворостом, это не для моих сил, тут какой-никакой, а мужчина нужен…
Она не сводила с Андреева чистых, прозрачных глаз.
— Уж извините, что я так откровенно, да ведь мы люди немолодые, нам чего уж… Знаем, что такое лихо и какая штука жизнь человеческая!..
Борода Андреева сделала несколько кругообразных движений, что означало усиленную работу мысли.
— Спасибо на добром слове, Мария Петровна, — сказал он наконец. — Слова ваши от души, и слышать их мне было лестно. Да не могу я, Мария Петровна, от военного дела уходить… — Тут старик изменил ровному дипломатическому тону и сказал с жаром: — Гибнут молодые, Мария Петровна, и такого человека я вчера схоронил, что до него, хоть триста лет проживи, не дорастёшь и сердцем, и умом… Мне ли бояться, мне ли от судьбы своей уходить? Нет такого у меня права, беда большая пришла, а руки оружие ещё держат, и глаз видит…
Старушка молчала.
— Совесть не позволит, Мария Петровна, при всём почтении к вам и любови… Вы откровенно говорили, и я скажу: в своей жизни против совести не ступил. Одно, по правде сказать, имею на душе. Смешной, конечно, случай, но чем больше старею, тем больше имеет на душу воздействие… До революции ещё, молодым, до деревни нашей казацкой путейского инженера сопровождал — тогда чугунку строили на Владивосток. Инженер был сильно выпивши, да и я был не тверез, и через речку вброд зачем-то стал того инженера нести на спине, ну, и не туда занёс, уронил… Давай вытаскивать. Вода холодная была, он протрезвел. Вытащил его, а он, что было, не помнит и стал полагать, что это я его спас — как проходящий, значит, случайный человек. И — нате! — вручает мне золотой червонец за спасение.
— Николаевку! — ахнула Мария Петровна.
— Именно. И не хватило мне сил отказаться. Смешной случай, а как вспомню — скулы от стыда сводит… Вот и война, и всего насмотрелся, а не забываю. Вот, Мария Петровна, как на исповеди, мой ход против совести…
Надвинув на голову капюшон, Андреев замешкался на минуту и сказал смущённо:
— Позвольте спросить, Мария Петровна… не найдётся ли у вас лампадного маслица для моей хворости… Ревматизм мучает.
— Это можно, — спокойно сказала хозяйка. — Это можно, Максим Дорофеевич.
Она достала из-за иконы, с неприметной полочки, пузырёк из-под духов, пригасила пальцем огонь, теплившийся у печальных глаз богородицы, и из тёмно-коричневой лампадки долила пузырёк доверху.
— Думаю, не обидится бог, — сказала она с улыбкой.
— Благодарствуйте, — сказал Андреев, и бородка его дрогнула. — И за добрые слова ваши, и за гостеприимство — большое вам спасибо… — И он тихо вышел из горницы.
3
На песчаной кромке, под обрывистым берегом реки Сночь, стоял обоз: четыре телеги с ящиками. Лошади фыркали, пили тёмную воду.
А в двадцати шагах ниже по течению реки кипела работа: летели с откоса, взрывая песок, брёвна, глухо били в береговую кромку, поднимали фонтаны брызг, и бесстрашные сплавщики, а с ними с десяток подростков, стоя по колено в воде и ворочая баграми, вязали длинный и узкий плот.
Полоса связанных сосновых комлей, похожая на лестницу, уже протянулась вдоль берега, и Андреев, прыгая с бревна на бревно, поторапливал:
— Давай шустрей, сплавщички!
Бревно к бревну подвязывали старички, и лестница росла, увеличивалась, чтобы, развернувшись, ткнуться к тому берегу и перегородить реку временной, но прочной связью.
— Как там ваши, много их, удержат? — опасливо спросил кудлатый сплавщик.
— Удержат, — сказал Андреев.
Близ переправы гудела земля под ударами падающих с обрыва брёвен. Сплавщики наращивали плот.
Длинная лента связанных брёвен лежала вдоль берега. Теперь эту ленту предстояло поставить поперёк реки, чтобы соединить оба берега.
Четверо старичков взялись за прочный пеньковый трос, прикреплённый к дальнему краю плота, а остальные принялись баграми отталкивать настил.
Река медленно разворачивала бревенчатую ленту. Наконец плот, удерживаемый туго натянутой верёвкой, перегородил реку, но несколько метров тёмной воды всё ещё отделяли край шаткого настила от дальнего берега.
— Вот бес, вода осенняя, ширит реку, — пробормотал Андреев. — А ну подгоняй, наращивай! Не бойсь портки промочить, на печи будем греться! — И он, подталкивая багром бревно, пошёл по колеблющемуся настилу.
— Идут, — прошептал Бертолет.
Тяжело лязгало, грохотало и гудело за краем лощины, и глаза партизан округлились от напряжения. Казалось, ещё немного — и на перевале дороги покажется нечто чудовищное, неодолимое, гигантское, как бронтозавр.
…Тёмным резным силуэтом вырос мотоцикл. Но он не мог издавать такого грохота, и Бертолет с Лёвушкиным проводили его спокойными взглядами. Мотоцикл, ворча мотором на малых оборотах, спустился в лощину, а за ним на фоне белёсого хмурого неба вырос угловатый и громоздкий, как башня средневекового замка, броневик.
Он не спеша стал спускаться по неровной дороге, и колёса его ходили вверх-вниз под тяжёлым кузовом.
— Вот это да! — сказал Лёвушкин, и глаза его захмелели в охотничьем азарте. — Зауважали нас фрицы! Сильно зауважали! Надо же!..
Броневик вёл за собой под прикрытием своей брони два грузовика с солдатами. Замыкал колонну связной мотоцикл. Облачко гари повисло над дорогой.
— Броневик фирмы «Даймлер», — сказал Бертолет и положил свою неспокойную руку на замысловатый подрывной механизм. — Два мотора, два водительских места — впереди и сзади. Для лесной местности…
— Завалить бы его, — прошептал Лёвушкин.
Мотоциклисты ехали не спеша, рассматривая дорогу. Над ними плыл ствол крупнокалиберного пулемёта, установленного в башне «даймлера».
Грохот броневика сотрясал землю. Колыхались ряды касок в грузовиках. Бертолет взялся за шатун велосипедной зубчатки и что есть силы рванул его. Зубчатое колесо пришло в движение, и зажужжало, вращаясь, магнето.
Но взрыва не последовало. Переваливаясь, броневик преодолевал низменный участок, где был заложен фугас.
— Ну чего ты! — взмолился Лёвушкин.
— Крути! — крикнул ему Бертолет и тонкими дрожащими пальцами прижал к магнето отошедшую проволоку. — Говорил же, без паяльника…
Лёвушкин, перекосив лицо, привстал, забыв об осторожности, и бешено закрутил зубчатку.
Облако земли встало над колонной и закрыло её, пошатнулась, побежала куда-то земля, дохнуло огнём, и Лёвушкина отбросило в сторону, вырвав из его рук подрывную машинку. Разведчик приподнялся, ошалело глядя на подползавшего к нему Бертолета. У обоих были чёрные, в ссадинах лица.
— Пошли, — простонал подрывник, выплёвывая песок и траву.
Падая, задыхаясь, они взобрались на пригорок. Оглянулись. Лёвушкин протёр запорошённые песком глаза, раскрыл рот и в восторженном порыве хлопнул Бертолета по вихрастому затылку.
— Даровитый ты парень, — прошептал он, не отрывая глаз от лощины, взбухавшей чёрным дымом. — Вроде мешком пришибленный, а даровитый… Вот девки, наверно, за это и любят, — добавил он неуверенно. — Они чуют…
— Пошли, пока фрицы не опомнились, — потянул его за рукав Бертолет. — Чего там смотреть… Удовольствия мало.
4
Наплавной мост из колышущихся брёвен, тонкий и прямой, вёл к тому берегу.
Крещотские мастера, тревожно поглядывая на косо выгибающуюся под ветром полосу дыма, укладывали между крупными комлями жерди, чтобы не сбились телеги.
— Спасибо, сплавщички! — крикнул Лёвушкин. — И дуйте кто куда. У кого ноги слабые, возьмите там бричку. И побыстрей!.. Думаю, свидимся ещё!
Он подхватил под уздцы первую пароконную упряжку и вывел её к мосту.
Лошади упирались, они боялись колышущегося настила, но сзади подталкивали телегу Андреев и Бертолет, и упряжка взобралась на брёвна.
