Штурмовики над Днепром - Пальмов Василий Васильевич (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
С пригорка открылась с детства милая сердцу картина родных далей. Здесь в одном из учреждении работал старший брат Николай. По болезни он был освобожден от фронтовой страды, но все-таки выполнил свой воинский и гражданский долг перед Родиной, участвуя в обороне Москвы.
Радостная встреча с братом. Затем шагаем десять километров до своей деревни. Говорим всю дорогу, но, удивительно, войны не касаемся. Не хочется тревожить свежие раны. Вспоминаем умершего отца, я рассказываю о летном училище, брат – о работе, о старенькой матери, о тете, с которыми ему редко удается видеться.
Мать, конечно, не ожидала сразу двух сыновей. Как ни плохо жилось в военное время, а нашлась припрятанная на светлый день бутылочка. Короткой показалась летняя ночь для долгого разговора о жизни, о пяти месяцах фашистской оккупации, о том, высоко ли я летаю и скоро ли кончится эта проклятая богом и людьми война.
Всего четыре дня был я дома. Трудно было расставаться с матерью, тетей, братом. Расставаясь с дорогими сердцу людьми, не знал я, что вижу некоторых последний раз. Вскоре после войны я получил весть о смерти брата.
Обратный путь оказался легче: удалось поймать попутную машину на Андреаполь. Так сэкономил отпускные сутки, которые можно провести в столице. Когда я собирался в отпуск, подполковник Смыков спросил:
– Твой путь через Москву? Там в госпитале Гапеев…
Этот летчик служил в моей эскадрилье, был подбит в Крыму, получил тяжелое ранение. Недавно его наградили орденом Красного Знамени. Я вез эту награду, чтобы вручить однополчанину. Очень был обрадован Гапеев нашей встречей.
В небольшом госпитальном зале собрались раненые, медперсонал. Я рассказал о боевых штурмовках Гапеева, вручил орден. Со слезами на глазах принял его летчик, заверил, что как только заживут раны, снова пойдет в бой. Но не удалось ему больше подняться в воздух. Из госпиталя Гапеев вышел с удостоверением инвалида войны.
Возвратившись в родной полк, я первым делом вручил Карпову сапоги.
– Как это ты сумел их так сберечь? – удивлялся Александр, разглядывая совсем исправные сапоги, словно я все время их в вещмешке возил.
– Я же крестьянский сын. Моя мать по сей день сохранила свои подвенечные сапожки. Надевала их лишь по большим праздникам да в церковь. А до нее десять верст в сушу или грязь шла босиком. Только метров за триста надевала сапоги, чтоб стоять в них службу. А вышла из церкви – и снова сапоги через плечо.
– Надеюсь, ты не шел из Торопца все шестьдесят верст босиком?
– Нет, конечно. Как-то неудобно: погоны капитана, ордена…
И мы дружно рассмеялись. Долго рассказывал другу о своих краях, о том, что пережили и как живут теперь мои земляки. Потом достал солдатскую алюминиевую флягу.
– Самогон, что ли? – поинтересовался Карпов.
– Нектар богов! – И открутил крышку. В комнате разнесся удивительный аромат луговых цветов.
– Неужели… мед? – втянул носом воздух Александр.
– Он, Саша, он! Наш, валдайский. Мать достала, Угости, говорит, своих друзей.
