Флаг миноносца - Анненков Юлий Лазаревич (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
— А у меня нет матери, — тихо сказала Марина.
Земсков понял, что Марина, не будучи на фронте, пережила, быть может, больше его.
— В декабре сорок первого она умерла под Москвой, в нетопленой даче, потому что некому было оказать ей помощь. Я тогда поняла, что если болен близкий человек, то самый лучший профессор — знаток Лермонтова и Блока — не стоит самого заурядного фельдшера.
Она молчала довольно долго, потом вспомнила о своём собеседнике:
— Простите, Андрей Алексеевич, я перебила вас.
— Нет, я слишком много говорю о себе. Вообще это — не моя привычка. Не знаю, почему так получилось.
— Со мной многие молчальники начинают говорить. — Марина сказала это, вовсе не желая обидеть Земскова, но он ясно почувствовал черту, которую она провела между ним и собой, поставив его в ряду многих. Ему стало досадно, но он усилием воли подавил это ощущение. «Зачем портить большой человеческий разговор необоснованными эгоистическими претензиями?»
— Скажите, Марина, а отец ваш… Он где?
— Мой отец — главный хирург нашей армии. Вы его видели, Андрей.
Впервые Земсков назвал её не мысленно, а в глаза просто по имени, и она немедленно ответила ему тем же. Земсков не мог этого не заметить. Только что проведённая черта снова исчезла. Этот пустяк взволновал его. Ночью, наедине с женщиной, которая не могла не нравиться, он почувствовал себя уже чем-то связанным с ней и внутренне радовался своему мнимому освобождению от той любви, которая пришла сама, как прилетает непрошенный снаряд.
Марина помогла ему вернуться к прерванной теме:
— Вы говорили о надёжной душе Ванины Ванини, а я спросила, нашли ли вы для себя «надёжную душу?» — Она сняла белую шапочку, встряхнула светлыми волосами, словно освобождаясь от своих мыслей.
— Не многим удаётся найти её, — неопределённо ответил Земсков.
— Вы хотите сказать, что нашли? — Марина чуть наклонилась вперёд через столик, и Земсков почувствовал на своём лбу прикосновение её лёгких волос.
Сейчас он схватит её за плечи, пригнёт к себе, поцелует. И она ответит на поцелуй. Оба они понимали это. Ещё мгновенье, и он сказал бы: «Да, нашёл — тебя!»
Земсков не мог бы объяснить, что удержало его тогда от этого порыва. Может быть, где-то на самом краю сознания возникла перед его мысленным взором бурливая речка Курджипс и девушка, которая вырвалась у него из рук, когда он хотел перенести её через поток.
Андрей поднялся с табуретки. В то же мгновенье, возможно, долей секунды раньше, поднялась Марина.
— Счастлив будет тот, кто найдёт вас, Марина. Или, может быть, уже нашёл?
Она постояла, глядя на него снизу вверх, сквозь сеточку разлетевшихся волос, потом надела свою полотняную шапочку:
— Идите, Андрей. Уже очень поздно. Хорошо, что мы поговорили сегодня. И мы ещё не раз будем говорить… о литературе. Погодите! Я вам скажу ещё кое-что. Год назад я прогнала глупого мальчишку в военной форме. А я была для него, наверно, той самой «надёжной душой». Я не знаю, жив ли он, но я буду его искать, хотя, может быть, я ему уже не нужна.
— Этого не может быть!
— Все может быть, Андрей. А теперь — спокойной ночи!
Когда он, крадучись, пробирался к своей койке, костыль зацепился за что-то и с грохотом упал на пол.
— Ты что бродишь? — сонно спросил Литинский.
— А! Ты не спишь? — обрадовался Андрей и сел к нему на койку.
— Разбудил, чертяка! Давай за это закурить.
— Тогда пошли из палаты!
На холодной лестничной площадке лампочка не горела, поэтому маскировочная штора была поднята. Где-то очень далеко немецкий самолёт бросил осветительную ракету.
— Бомбанут в конце концов этот госпиталь, — зевая заметил Литинский.
— Возможно.
— А что, кино завтра будет?
— Говорят, привезли.
Папироса Земскова догорела до бумаги. Разговор как будто тоже был исчерпан. Уже в коридоре Земсков спросил:
— Ты, кажется, утром упомянул о Людмиле из нашей части. Откуда ты её знаешь? — мысленно он выругал себя за этот вопрос, который хотел задать с самого утра.
— Людмила? Славная дивчина, — ответил Литинский. — Меня с ней познакомил в Сочи мой комбат, капитан Перецвет.
«Вот о ком говорил Рощин», — понял Земсков. Он спросил как можно равнодушнее:
— Что ещё за Перецвет?
— Хороший парень, только в людях не разбирается. Девушка держит себя смело, без жеманства, ну он и решил, что здесь будет блицкриг, а вышел блицкриг в полном смысле, как у Гитлера.
— Как это понять?
— Очень просто. Провозился месяц без малейшего тактического успеха. У неё, наверно, кто-то есть, а размениваться не хочет. Там ещё подвизался на правах старого знакомого адъютант генерала Назаренко, забыл, как его звать. Тоже погорел, как швед под Полтавой. Так что ты лучше не пробуй.
ГЛАВА X
ШАПСУГСКАЯ ГРЯЗЬ
1. «ЧП»
У капитана 3 ранга Арсеньева давно не было такого скверного настроения, как в тот день, когда произошла история с Косотрубом. Утро началось с доклада нового полкового врача: «В дивизионах и в управлении полка девять случаев инфекционной желтухи. Ещё четверо бойцов пришли с такими нарывами, что хоть в госпиталь отправляй. Не хватает медикаментов, ваты, марли». Во всем этом капитан медицинской службы, конечно, виноват не был, и тем не менее Арсеньев на него рассердился. Этот глубоко штатский человек раздражал Арсеньева всем своим видом: на спине и на животе шинель вздута безобразными пузырями, ремень болтается (придирчивый старшина смог бы раза четыре повернуть пряжку в кулаке), шапка всегда сдвинута на сторону, длинные руки не находят себе места. Подобрали доктора в гвардейскую часть!
— Плохо лечите, раз много больных! — сказал Арсеньев. Он знал, что врач день-деньской находится в дивизионах, безуспешно сражаясь за чистоту. Несколько раз приходилось даже отменять его распоряжения, когда не в меру ретивый доктор браковал обед. Правда, после этого всегда появлялось несколько больных, но не оставлять же целый дивизион голодным из-за того, что солонина посерела?
Доктора сменил командир третьего дивизиона Пономарёв.
— Моторы двух боевых машин неисправны. Ремонтировать на месте невозможно.
— Какое ваше решение? — спросил Арсеньев.
— Надо бы их отправить в мастерские опергруппы, — виновато попросил комдив.
— В Сочи? За двести пятьдесят километров? Запрещаю. Установить на ОП и стрелять по мере надобности. Передвигать на буксире. Прибудут запчасти — отремонтируем.
Отправив Пономарёва, Арсеньев пошёл в дивизион Николаева. Здесь кому-то пришло в голову использовать старый способ пополнения продовольствия — глушить взрывчаткой рыбу в реке Абин. Командира полка рассердило не только нарушение приказа, но и глупость «рыболовов». Разве не ясно, что в быстрой горной речке вода унесёт оглушённую рыбу раньше, чем она всплывёт вверх брюхом на поверхность?
«Что происходит с полком? — в сотый раз спрашивал себя Арсеньев. — Может быть, действительно нельзя было разбавлять наш Краснознамённый морской дивизион новыми людьми? Нет — можно было. Бои под Шаумяном и Гойтхом, переход первого дивизиона через Лысую гору доказывают, что боеспособность не понизилась. Трудно здесь, в Шапсугской, — голодно, грязно, холодно, но разве „кораблю в степи“ было легче? Может быть, я сам не дорос до командира полка? — думал Арсеньев. Откинув ложную скромность, он признавался себе, что и это неправда. — Неужели все дело в отсутствии Яновского?»
Частично причина была, конечно, и в этом. Никто не умел лучше Владимира Яковлевича поддержать людей в трудную минуту, а главное показать им, что даже самые незаметные дела каждого бойца — часть большого коллективного подвига подразделения, части, фронта — всего вооружённого народа. Конечно, нелегко людям, привыкшим к активным действиям, топтаться четвёртый месяц на одном месте. Наступательный порыв созрел. Идея наступления и разгрома врага выкристаллизовалась уже в сердцах, и теперь бездействие ещё больше угнетает бойцов. А тут ещё этот Дьяков, неспособный даже поговорить по-человечески с матросами и командирами.
