Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла. - Шелест Игорь Иванович (первая книга TXT) 📗
— Ясно. Итак, Сергей, вообрази: ты поднимаешься с места, перешагивая через пульт, задеваешь ногой за тумблер закрылков и, не заметив этого, уходишь в хвост… Выпусти снова закрылки!
— Есть выпустить закрылки!
Оставаясь на своём правом пилотском кресле, Стремнин протянул руку и нажал на тумблер: закрылки пошли на выпуск.
— Хорошо… А я, как девка на посиделках, сижу и мечтаю… — Ян изобразил на лице препотешную мину и скрестил руки на груди. — Вот так: сижу и думаю, сижу и думаю… думаю… думаю…
Вдруг Яшин, зыркнув на указатель скорости, очень естественно вскрикнул: «Мать моя, мамочка!» — и цап обеими руками за «рога» штурвала. В тот же миг он, утопив кнопку, выключил автопилот. По лёгкому качку машины Стремнин понял: управление освободилось от рулевых машин автопилота, и инстинктивно протянул руки, готовый помочь Яшину удерживать штурвал. Но тот замотал головой:
— Чепуха, сам справлюсь!
Все на борту с полминуты напряжённо молчали. Яшин, чуть покраснев (Сергей заметил это по его лицу над кислородной маской), продолжал крепко упираться в штурвал, не пытаясь разгрузить усилия триммером, как и было условлено. Потом лётчики переглянулись, а Ефимцев сказал:
— Достаточно. Режим записан. Можно убрать закрылки и восстановить исходное положение.
— Серёга, убирай закрылки, — скомандовал Яшин.
— Есть! Убираю. Закрылки пошли на уборку.
— Чувствую! — кивнул Яшин, сразу же ощутив, как быстро уменьшаются усилия от штурвала, в который ему только что приходилось упираться с силой килограммов в тридцать. Да и Сергей ощутил телом проседание самолёта, связанное с выходом на прежний, более скоростной режим полёта.
— Закрылки убрались полностью, — доложил он, и Яшин ответил:
— И это чувствую.
Некоторое время сидели молча, пока самолёт восстанавливал утраченную скорость. Но вот стрелка затрепетала опять у индекса 430. Яшин, немного покрутив верньер, включил автопилот, осторожно снял руки со штурвала, но глаз от него не отрывал, и теперь штурвал уже сам, будто управляемый человеком-невидимкой, слегка пошевеливался, чётко выдерживая горизонтальный полет.
Яшин расстегнул пряжку привязных ремней — они ему порядком надоели, давя на живот, — и повернулся к Ефимцеву:
— А ведь паинька!.. Даже не верится, что она , — Яшин, мотнув головой, обвёл взглядом машину, — может сама по себе «взбрыкнуть»… Так плавно идёт, ровно!
Ефимцев поднял руку:
— Погоди, Ян, ещё не вечер. Давай проделаем все то же ещё раз, но с небольшим добавлением: выключая автопилот, не только упрись в штурвал, а попробуй чуть отдать от себя… Только чур… Чуть-чуть!
Яшин вскинул плечи:
— Сейчас сделаем! Сергей, выпускай закрылки!
Стремнин потянулся рукой к тумблеру, закрылки начали медленно выпускаться, а скорость стала гаснуть. Поглядывая на индикатор, Сергей выждал, когда стрелка отклонилась вниз до упора, и сообщил:
— Закрылки выпущены полностью.
Выждав ещё немного, пока скорость уменьшилась, Яшин взялся за штурвал и, покосившись на Стремнина, сказал:
— Внимание! Начинаю.
В следующий момент он выключил автопилот, и Стремнин почувствовал некоторое облегчение своего веса, самую малость, и самолёт заметней, чем в первый раз, клюнул носом: это длилось не более пяти секунд; и вот уже Яшин, совершенно успокоив машину, спросил:
— Записал?
Ефимцев выключил осциллографы.
— Готово, записал.
В наушниках послышались оживлённые голоса, всем захотелось высказать лёгкое недоумение: мол, не так страшен черт!
Посовещались — «провели летучку». Ефимцев предложил выполнить четвёртый пункт программы:
— Значит, все то же, Ян, и только штурвал несколько побольше от себя!
— Понеслись! — совсем уже бодренько воскликнул Яшин и скомандовал Сергею выпустить закрылки снова. Тот опять же, как сидел, не прикасаясь к штурвалу, выждал, когда закрылки вышли, и доложил:
— Готово! Закрылки вышли полностью!
Но Яшин все ещё медлил и медлил, пока скорость не уменьшилась и не установилась на заданном уровне. Потом, решив, что пора, кивнул Ефимцеву через плечо:
— Включай запись режима!
— Есть!
Успев услышать это, штурман Макаров, сидевший позади Яшина, вдруг почувствовал, как отделяется от сиденья. Он судорожно схватился за столик руками, хотя и был привязан, но, как оказалось, несколько свободно, однако ремни его все же удержали. Но коврик, который лежал возле него на полу, вдруг взлетел и стал парить совсем как в сказке. Ещё ошеломлённый штурман успел увидеть округлую спину Яшина, взметнувшуюся над спинкой кресла, и голову его, втянутую в плечи и упёршуюся в потолок кабины. В этот же момент Яшин, не выпуская штурвала из рук, крикнул истошно:
— Убрать закрылки!
Стремнин же в это время, плотно пристёгнутый к своему креслу, вцепился двумя руками в «рога» штурвала, и по тому, как напряглась его спина, Кирилл мгновенно оценил серьёзность положения: Сергей тянул штурвал изо всех сил на себя, а он будто бы не поддавался, точно заклинил. Взгляд штурмана скользнул вперёд, и сквозь стекло над чернью приборной доски Кирилл увидел не привычный раздел между небом и землёй — горизонт, а белые облака в разрывах, где проглядывала в глубокой дымке сумрачная, в темно-бурых лоскутах земля. «Пикируем!» — чуть было не заорал Кирилл, видя, что нос машины устремлён к земле отвесно, и ощущая тошнотворную пустоту в животе.
В ту же секунду Ефимцев, тоже слегка приподнявшийся, но удерживаемый ремнями, цепляясь левой рукой за яшинское кресло, правой сумел дотянуться до злополучного тумблера закрылков и закричал:
— Пошли, пошли, закрылки убираются!
Только тогда и пропала отрицательная перегрузка, невесомость, и Яшин, перестав «бодать» потолок, шлёпнулся в кресло, обретя свой стопятикилограммовый вес. Более того, секунды спустя вес стал удваиваться — это Кирилл почувствовал по себе, вдавившись в кресло и видя, как шея и плечи Яшина опускаются ниже. Перегрузка все возрастала, и штурман понял, что самолёт начал выкарабкиваться из отвесного пикирования. Кирилл метнул взгляд на указатель скорости: стрелка склонялась по дуге все ниже в направлении красной черты… Он перевёл беспокойный взгляд на лётчиков: они оба, не глядя друг на друга, старательно, бережно, не дыша, как ему показалось, тянули на себя каждый свой штурвал, уперев взгляд в приборы.
