Огни Новороссийска (Повести, рассказы, очерки) - Борзенко Сергей Александрович (библиотека электронных книг txt) 📗
Пригреваемые нежарким сентябрьским солнцем незаметно дошли до виносовхоза, называемого теперь «Огненная земля». В прохладной столовой рабочие угощали молодым вином красавца адмирала — бывшего командующего Черноморским флотом и уцелевших командиров батальонов морской пехоты.
У двери висела чугунная доска. Генерал-полковник прочел: «Здесь помещался штаб 255-й бригады морской пехоты», улыбнулся, сказал:
— Штаб этой бригады и не ночевал тут, он помещался на радиостанции.
Кто-то пожалел:
— Как жаль, что не оставили развалин радиостанции.
Маршал слушал и думал, что время перепутывает события, даты, цифры. Сотрудница городского музея и директор совхоза обещали все написать заново, так, как было.
Весь день маршал с любопытством бродил по земле, над которой провел не менее сотни воздушных боев. До этого он никогда здесь не был, но каменистая, красноватая, словно впитавшая в себя кровь, почва была ему дорога. Над ней гибли его товарищи.
Вернувшись в город, он, никого не предупредив, отправился на цементный завод. В его время там выпускали простой портландский цемент, теперь он слышал производят пуццолановый, томпонажный для горячих нефтяных скважин, быстротвердеющий для бетонов гидроэлектростанций.
Он ехал на задней площадке в полупустом трамвайном вагоне.
— Обратите внимание, здесь проходила линия фронта, — восторженно сказал ему бородатый человек. — На бетонном пьедестале, как напоминание о годах величайшего проявления человеческого духа, стоял железный остов товарного вагона, снизу доверху источенный пулями. — Какой-то любознательный мальчишка насчитал в нем одиннадцать тысяч пробоин. Вагон этот перегораживал шоссе и, как баррикада, разделял две враждующих армии.
Маршал сошел на остановке у завода. До проходной оставалось каких-нибудь сто шагов. Работала вечерняя смена. Невысокий ростом дежурный инженер со смуглым, решительным лицом узнал маршала — в заводоуправлении висел его портрет при всех звездах и орденах. Инженер стоял у стены, украшенной электрической схемой диспетчерского шита. На схеме, как в зеркале, отражалась работа завода, и маршал понимал, что веселые зеленые огоньки утверждают: все вращающиеся печи работают полным ходом.
Инженер охотно повел гостя по высоким, просторным цехам, показал, как происходит помол, превращая мергель в сметанообразный шлам, как шлам насосами подается в чудовищно вместительные горизонтальные бассейны.
— Машин и всяких механизмов у нас больше, чем людей, — похвастал инженер. — Закрывая кепкой загорелое лицо от жара, он прошел к огромным железным печам, поставленным с едва уловимым на глаз уклоном в сторону головки, где бушевал огонь с температурой в 1500 градусов. В гигантских печах, наполненных смесью сырья, возникали новые химические соединения, и маршал почувствовал в них то же величие, что в мартенах и домнах. Здесь тоже люди имели дело с огнем, им надо было налаживать ритмичную, постоянную работу, «чувствовать» печь, знать ее особенности, считаться с капризами. Постояли у пульта управления, где разумные измерительные приборы контролировали работу печи: скорость вращения, температуру, силу горячего воздушного дутья. Печь медленно вращалась, в ее железной утробе шумело разноцветное пламя, глухо бился о металлические стенки спекшийся клинкер, и в этом движении и звуках был вечный круговорот жизни.
Маршал все оглядывался вокруг — искал свое рабочее место, и не находил, как десантники сегодня на Огненной земле не находили своих окопов. Было жарко. Хотелось пить. Инженер вывел гостя из цеха, повел на карьер. С подножья господствующей высоты хорошо просматривался вечерний порт, теплоходы и военные корабли, украшенные мозаикой красных, желтых, зеленых ламп. На длинных пирсах, как на бульварах, гуляла молодежь. Морской ветер гнал с бухты медные волны музыки духового оркестра.
— Смотрю на вас, товарищ маршал, и кажется, что я вас уже где-то видел, — с замиранием сердца признался взволнованный инженер.
— Да, и у меня такое впечатление, будто вы когда- то приснились мне, — переплетая пальцы обеих рук, с ноткой насмешливо добродушной снисходительности ответил маршал, и было непонятно: сказал всерьез или в шутку.
Инженер показал кратчайший путь в порт, пожал собеседнику руку, и маршал, попрощавшись, зашагал по тропинке, круто сбегающей между валунами к морю. Через полчаса он был на пирсе, у которого фашистские бомбардировщики потопили лидер «Ташкент». На эту обгрызанную бомбами и снарядами полоску бетона в сентябре 1943 года высадился десантный полк войск НКВД.
На пирсе маршал встретил генерал-полковника. Он стоял у самого уреза воды, смотрел в черную даль, и видел то, что происходило тут более четверти века назад. Во время отступления на этом, уже отрезанном врагами пирсе, садясь в торпедный катер, пришедший за ним, он попал под страшную бомбежку. Одной из причин, заставивших его приехать на торжества, было острое, никогда не покидавшее желание взглянуть на место, где его могли убить, да не сумели.
Маршал положил на плечо товарища руку, привел его из прошлого в настоящее.
— Вот мы гуляли по Огненной земле, и каждый мог наступить на забытую мину и взорваться. Чем не сюжет для рассказа? — сказал генерал-полковник. Корреспонденты во время войны не написали о нем ни строчки, хотя он постоянно находился в передовых цепях. Он не только переживал все подробности боев, но и знал в лицо сотни солдат и матросов. Ему хотелось поведать другу о своем поведении в боях за город, но он смолчал. Собственные подвиги ему казались бледными по сравнению с крылатыми победами маршала. Они вернулись в гостиницу и, утомленные переживаниями дня, легли в прохладные постели и моментально уснули.
На другой день на Огненной земле состоялся митинг. Пришли стар и млад— все население города. Выступали участники обороны и штурма. Секретарь горкома партии просил маршала выступить, но тот наотрез отказался — он не любил, да и не умел говорить перед народом.
Люди называли имена погибших товарищей, говорили о мужестве, о войсковом товариществе, о стойкости, о том, как бойцы, испробовав свои силы в бою, становились коммунистами.
Затем моряки продемонстрировали высадку морского десанта у мыса Любви, стараясь повторить все, как было во время штурма. Среди разрывов и цветных дымов спешили мелкие суда. Молодые люди с оружием бросались в воду, выскакивали на каменистый берег, кидали гранаты и палили из автоматов в белый свет, как в копеечку.
— На самом деле все было не так красочно и картинно, — сказал генерал-полковник. — Бой невозможно повторить. Никогда не бывает два одинаковых боя.
— Тогда, двадцать пять лет назад, подожженные суда пылали жаркими кострами, на море горел разлитый бензин и по горячей воде хлестал свинцовый ливень, — припомнил маршал. Он видел штурм родного города с неба, затянутого облаками дыма. Штурм длился пять суток, и пять суток он во главе своих летчиков дрался с фашистскими самолетами.
Ему снова довелось встретиться с «мессершмиттом», размалеванным бубновым тузом. Фашист узнал его, на секунду опешил и это удивление стоило ему жизни. С холодным спокойствием советский генерал пустил длинную пулеметную очередь и сбил врага, упавшего в море, задернутое покрывалом траурного дыма, сносимого с берега. Он вспомнил, что до этого было одно рандеву с горбоносым асом и подумал, что если вечером на торжественном заседании в городском театре его принудят выступить, он расскажет об этой памятной ему встрече.
И вот он на торжественном заседании в театре, заполненном до отказа. Никогда маршал не видел сразу столько орденов, как в этот вечер. Защитники Огненной земли награждались по четыре, по пять раз. Он сидел в президиуме. Член Политбюро ЦК КПСС говорил о военной и трудовой славе города, оглашая фамилии, давал оценки подвигам и характеристики людям, назвал и фамилию маршала; затем, под гром аплодисментов, на знамя города прикрепил лучезарный орден.
На трибуну выходили ветераны. И оттуда лились воспоминания, воспоминания, воспоминания — живой, кипящий поток слов, пригодных для стихов. Сотрудница музея едва успевала стенографировать.
