За Кубанью (Роман) - Плескачевский Лазарь Юдович (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
Пока Ибрагим в городе, Улагай решает завершить денежные операции в «банке» Османа Барчо. Он пишет записку: «Выдать все оставшиеся пачки» — и вручает ее Аскеру. Возвратился он без денег — Осман его и во двор не впустил.
— Пусть за деньгами явится тот, кто их оставил, — прошипел старик в чуть приотворенную калитку.
Заезжать в аул самому Улагаю теперь небезопасно — там сменилась власть. Сельсовет имеет небольшую, по хорошо вооруженную группу, поддерживает связь с энемским продотрядом. Улагай обдумывает план возвращения денег. Придется все же дождаться Ибрагима.
А Ибрагим задерживается в Екатеринодаре — он не может выполнить поручение, так как и Рамазан, и Махмуд в отъезде. Он целыми днями валяется в домике своего агента на кошме. Его спутники режутся в карты, обжираются шашлыками, хвастаются своими похождениями в дикой дивизии Султан-Гирея. Неподалеку квартирует проститутка, Ибрагим разрешил навещать ее по одному, в сопровождении хозяина. Аслану такая жизнь нравится. Он молится за Рамазана: пусть не приезжает в город подольше. Аслан благодарит Ибрагима: ай, замечательная у него агентура. Но почему Ибрагим не веселится вместе с ними? Скучает? Бибу вспоминает? Аслан пронюхал: Биба в городе, она будет фельдшером, повитухой. Можно заманить девочку сюда.
— Заткнись! — обрывает его Ибрагим.
Аслан обиженно умолкает. Раньше Ибрагим другим был. Плохо это Бандит и есть бандит, он не должен вести себя, как порядочный человек. А Ибрагим, похоже, стал тяготиться своей судьбой.
Ибрагим выходит в сад, забирается в беседку. По дощатой крыше барабанит дождь. Голые яблоньки чем-то напоминают древних старух со скрюченными пальцами. Да и сам Ибрагим на старика смахивает: все задумывается. Даже походка стала какой-то неуверенной.
А откуда уверенности взяться? Кто он такой? Человек, которого можно безнаказанно бить по лицу. Нет, Бибу он больше трогать не будет. Если бы можно было вернуть то, что уже совершено, Ибрагим вообще не стал бы причинять девушке зла. Теперь понимает — беззащитного обидеть легче всего. Как она сопротивлялась! Встреть она его сейчас, с голыми руками набросится, глаза выцарапает. А он? Даже пальцем не шевельнул, чтобы отомстить своему обидчику. По сравнению с ним Биба — мужчина. А он — лакей, прав Максим.
Все эти мысли роятся в голове Ибрагима, не дают покоя. А поездка в сопровождении соглядатаев?
Ибрагим в ярости сжимает кулаки. Доверие начальника — вот что крепило и закаляло его преданность. Нет доверия, нет и преданности. Дело, наверное, не только в пощечине. Ибрагим разочарован, его былой кумир поблек. Он начинает подозревать, что знал Улагая не настоящего, а парадного, золоченого, что ли. И таким сам хотел быть. Теперь «глухой дядя», нервничая, показывает свое подлинное лицо. Опустился до того, что укладывает в постель кухонную швабру. В народ пошел… И с таким человеком он связан одной веревочкой.
Но мысли об Улагае отходят на задний план — надо хорошенько разобраться с Бибой. Она ему нужна, он ее любит. Но она его не полюбит никогда. С Бибой нельзя было так поступать. Как же быть? А вдруг полюбит? Простит, потом полюбит.
Маленький лучик надежды, продравшись сквозь тучи, проникает в сердце Ибрагима. Он думает, думает… Улагай, Биба; Биба, Улагай… И еще — Максим. Ходят слухи, будто он Фатимет совратил: ушла в город, таскает горшки в тифозном бараке. Агент видел ее: сапоги, гимнастерка, на стриженой голове — красная косынка. Рассказывая, плевался: до чего черкешенка дойти может. А Ибрагима смех разбирает. Тысячу раз она права — уж лучше тифозный барак, чем холодные, как у покойника, ноги Османа. Но как Максиму удалось сбить с пути черкешенку? Впрочем, его и черкесы слушают.
Раздумья обрывает возвратившийся домой агент — он сообщает, что Махмуд в городе. На свидание отправляются вчетвером. Льет дождь, у каждого на папахе — башлык. Вооружены, как целая рота, — под осенней одеждой разве только орудие не припрячешь. Завидев патруль, спешат к нему.
— Где военный начальник? Комиссариат?
Им показывают.
Опрашивать людей, которые в дождь спешат в военное ведомство, никому и в голову не приходит. Впрочем, документы у них нормальные, Зачерий об этом в свое время позаботился. Оставив спутников в подъезде, возле уткнувшегося в тулуп часового, Ибрагим заходит в первую комнату. Махмуд здесь. Он моргает, на его костлявом лице появляется румянец. Нет, он не испуган, скорее удивлен. Кроме него в комнате еще двое, русские.
— Салам, Махмуд, — здоровается Ибрагим. — Здравствуйте, товарищи! — обращается он к русским.
Теперь Ибрагим уже позабыл и о Бибе и об Улагае: он работает. Риск щекочет нервы. «Да, не каждый вот так явится в большевистское логово», — самодовольно думает он. Он уже как бы любуется собой со стороны. Русские, ответив на приветствие, продолжают заниматься своими делами, а Махмуд не спускает настороженного взгляда с Ибрагима.
— Что тебе нужно? — спрашивает он по-адыгейски.
— Э, Махмуд, — улыбается Ибрагим, — давай говорить по-русски, а то товарищи могут подумать, что у нас какие-то секреты. Я пришел тебя проведать, мы ведь давно не виделись. С тех пор как в плен сдались.
Русские смеются: говорите, друзья, как вам удобнее.
— Мой «глухой дядя» передает тебе привет, — по-адыгейски произносит Ибрагим.
Махмуд морщится: кому-кому, а ответственному работнику военкомата известно, чем занят Улагай, кто его поддерживает, Махмуд и настроения людей знал — с ним, бывшим белым офицером, пускались в откровенные беседы самые разные по духу люди. Махмуда радовало, что попытки Улагая создать несколько крупных банд и поднять восстание не увенчались успехом. Алхас существовал и без Улагая, а новые формирования были настолько малочисленными, что принимать их в расчет как военные единицы не стоило. Осколки бутылки на дороге. Для Махмуда оставалось загадкой — на что рассчитывает «глухой дядя»? Хорошо бы хоть что-нибудь выведать у нежданного гостя.
— Садись, — произносит он и добавляет не без издевки: — Раздевайся, у нас жарко.
Махмуд хорошо знал неутомимого и неунывающего Ибрагима, помнил его твердый, самоуверенный взгляд, голос. С этим человеком определенно что-то случилось. И если первой мыслью при его появлении было: «Схватить, обезоружить», то теперь возникло другое решение: выслушать, выяснить, с чем пришел, присмотреться. Да и взять Ибрагима не просто — без гранаты на свидание не явится.
— Я вижу, ты не очень обрадовался, — нарушил затянувшееся молчание Ибрагим. — Что же передать «Дяде»?
Махмуд с трудом сдерживает радость — нет, не та выдержка! И в тоне нет былого превосходства. А лицо— сплошные подергивания. Быть может, парень стал задумываться? Не помочь ли ему?
— Вступать в переговоры с «дядей» не собираюсь, — ответил Махмуд. — То, что он предложит, мне не подойдет. И тебя переубеждать не собираюсь, мне известна твоя преданность «глухому дяде». Ты его идеализируешь. Уверен, что все-таки разглядишь его истинное лицо. Но не окажется ли поздновато? Отвечать-то придется каждому за себя, на «дядю» не сошлешься.
Ибрагим кратко излагает предложение Улагая. Махмуду приходит в голову странное, но верное соображение: Ибрагим ведет себя не как помощник Улагая, а как его посредник.
— Напрасный труд, можешь не тратить слов, — обрывает он Ибрагима. — Иди, дорогой, и передай «дяде»: еще не поздно явиться с повинной. И его помилуют, Советская власть держит слово. Но если не явится до декабря — расстреляют. Это все. После ликвидации Врангеля мы примемся за бандитов. Кстати, Ибрагим, передай ему свежую газету, там сводка: Врангель шмыгнул за Перекоп.
Ибрагим выжидает: не скажет ли Махмуд что-нибудь лично ему. Нет, молчит. Очевидно, такие, как он, в расчет не принимаются. Разменная монета. Можно идти. Но тут в голову приходит дикая мысль.
— Понял, Махмуд, — говорит он. — Все передам. А к тебе хочу обратиться с дружеской просьбой: помоги позвонить по телефону одной девушке.
— Не помогу, — резко отказывает Махмуд. — И не думай. С агентами через военкомат связываться решил?
