Крещение - Акулов Иван Иванович (версия книг txt) 📗
— М-да, — вздохнул Урусов, покачивая головою и поправляя шапку, не сняв рукавиц. — Ругливый был парень. Молодой гвоздь.
— Хватит! — рявкнул Охватов и закричал со слезой в голосе: — Ничего мы о нем не знаем! И вообще не знаем!
— Да ты что, Охватов, вроде с цепи сорвался?!
— Да, с цепи, с цепи сорвался! С самой цепи! Что еще скажешь? Ты вот лучше скажи, за что его ухлопали? Ухлопали, и слова доброго о нем никто не скажет. И ты туда же.
— А о тебе, обо мне скажут? — Охватов молчал, и Урусов назидательно промолвил: — Всем это будет.
— Откуда же вы, хлопцы?
— Все из одного места, — отшутился Урусов и запричитал голосом казанской сироты: — Братцы, голубчики, нет ли у кого капельки — околели мы до смерти!
— За гуся вот этого, уж так и быть.
— Ты, я гляжу, дорвался. Не вода ведь. — Капитан отнял у бойца фляжку.
— Легко покатилась. А что пил, ребята, спроси, не скажу. — Урусов вытер заросшие губы и, быстро хмелея, засмеялся как дитя: — Товарищ капитан, у меня теперь суставы вроде бы маслом смазаны — не скрипят. Где яге вы раньше-то были, а? Тут всех наших…
— Осадили, будто в гости позваны.
— Это откуда же такой, а?
— Ваша добыча.
— Это вот он, он! — Урусов подтолкнул в кружок Охватова. — Он это. В сидоре у меня, с хлебом, с мылом, бельишко там, малость патронов отыскалось. Плевое дело вроде, а гляди вот. И шинель на ем купецкая. Допрежь в таких шубах купцы у нас гоняли по Вятке.
— Двое, что ли, вы остались?
— Наличность вся. А может, и еще где притаился кто. — Урусов греб набрякшими пальцами из гостеприимного кисета кавалериста нагретую в кармане махру, вертел цигарку впрок, толщиной в оглоблю. Хмельные глаза его глупо и тускло улыбались. Когда проснулся и опомнился, на душе было так трудно и многодумно, что лучше и не просыпаться бы. А увидел Глушкова — совсем закаменела душа: вся жизнь в наказание. Но вот выпил, и отпустило, вдруг легко стало, потому и улыбался как придурок. — К ордену его надо, друга-то моего, Охватова.
— Из какой же вы части? Фамилия как?
— Мы? А черт его знает. Мы вообще из Камской дивизии, а тут сами по себе. Его — Охватов, а я — Урусов. Махорочка-то моршанская? Ай добра, холера!
— И дайте, товарищ капитан, — попросил и Урусов. — За орден. Ордена же все равно не видать ему. Гляньте, на нем лица нету.
— Довольно цыганить. Скажу повару, чтоб накормил вас под самую завязку, а водки не будет. Водка такая штука — сперва согреет, а потом последнее тепло распылит.
— Там еще двоих нашли. Хм. Еле живы. Теперь уж совсем трех подвод мало.
— Кто еще?
— Старшина. Артиллерист, должно, — недалеко от пушки подобрали. И боец, пехотинец.
— Старшина-то в шубе, а? — подскочил к сержанту Урусов. — Это наш старшина-то. Не артиллерист он.
— Какое это имеет значение. Как с ними, товарищ капитан?
— Чего же ты идешь ко мне с таким вопросом? Всех отправлять! Всех, сколько бы ни было!
— Есть, товарищ капитан. Разрешите идти?
— А вы вот что, братья славяне? — обратился вдруг капитан к Урусову и Охватову. — Обойдите-ка деревню— то да поглядите, может, еще где остались ваши? Самый тяжкий грех — бросать раненых.
— «Всех отправлять! Всех!» — негодовал сержант. — Пойди пойми его: вчера — одно, сегодня — другое. Вчера едва рожу мне не начистил — обоз на двое саней я увеличил.
— Барахлишко, может, гоношишь — как не почистить, — назидательно вставил Урусов.
— Какое там барахлишко! Барахлишко. Для вашего же брата придерживаешь лишнюю тряпку.
— То тряпка, а то человек. Разница все-таки.
— А если он не нашей части, человек-то?
— Значит, подыхай? — вмешался Охватов.
— Я не сказал: подыхай. Не сказал и не скажу. Не так я воспитан. Человек у нас — первое дело. О чем говорим. Да, слушай-ка, — спохватился сержант, — я это что с вами разговариваю? Вы что для меня? А ну-ка, знай свое дело. Вон ваш старшина. Вон, правее пушки. Давайте его на площадь. Только живо у меня, ждать не буду!
— Ох, не жилец он, — по-бабьи слезно вздохнул Урусов и, достав из своего мешка рубаху, располосовал ее, начал забинтовывать лицо старшины. Охватов взялся оттирать снегом его скрюченные руки.
— Эй вы, камские! Камские! Генерала ведь вы ухлопали. Это же генерал. Командир 134-й пехотной дивизии генерал Кохенгаузен. — Фамилию генерала капитан произнес нараспев. Толстые губы у него порозовели, глаза зажглись, и оттого капитан казался здоровее и моложе. — Там одних орденов на полпуда. И Железный крест в золоте — самая высокая воинская награда у немцев. Ну гусь лапчатый. Ладно вы его. А главное-то в том, что и генералы немецкие пошли в расход. Пошли. А это ваш? — капитан кивнул на старшину.
— Наш, товарищ капитан. Он командовал всей обороной. Старшина Пушкарев.
— Давайте за мной своего старшину. Сейчас мы его на первые сани — и галопом.
— Нам бы, товарищ капитан, грамм по сто еще, — цыганил Урусов, угадывая, что капитан в хорошем настроении. — За эту ночь не знай, как не окоченели до смерти.
— Распоряжусь выдать по двести. Хватит по двести?
