Штурманок прокладывает курс - Анненков Юлий Лазаревич (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Часовой, судя по испуганному голосу, один. Вот он стоит, солдат в каске. Рядом темнеет на фоне неба машина.
Я закричал ему по-немецки:
— Подсвети мне фонариком, идиот! Это гестапо. Тут можно голову свернуть!
— У меня нет фонарика! Стойте!
— Тогда включи фары! — Я пошел к машине. Оттуда раздался приглушенный голос:
— Герр хауптштурмфюрер!
На большее знания немецкого языка у Чижика не хватило.
Ясно — он задержан вместе с машиной. Патруль пошел дальше, а машину отогнали на открытое место и выставили часового.
— Не двигаться! — закричал он и выстрелил в воздух.
Мне оставалось только стрелять, но не в воздух. Часовой упал в грязь. Чижик лежал в машине, связанный по рукам и ногам. На выстрелы снизу от реки уже спешили патрульные, но они не знали той дорожки, по которой прошел я. Через несколько минут мы выбрались на Юго-западное шоссе, объехав стороной через рощицу заставу у городской черты. Я понимал, что на стареньком «адлере» от погони далеко не уйдешь, но Чижику возвращаться в город нельзя. К утру на работу он не попадет, а немецкая форма погубит его. Чижика надо отослать к партизанам. А что делать мне?
И тут пришла в голову рискованная идея.
— Жми, Чижик, на всю железку!
Первое время мы ехали по шоссе, не видя за собой никого. Только на семнадцатом километре я заметил посади свет идущих машин. Дождь прекратился, облака быстро уходили на север, будто поверх луны. Все гуще проступали звезды. Придорожные липы потеряли уже листву, и на шоссе было светло. Отсюда — рукой подать до «Общества любителей зимней охоты».
Шофер из меня неважный. Еще в учебном отряде взял несколько уроков. Но, чтобы утопить эту машину, умения хватит.
Слева, за скошенным полем, лес подступал к шоссе.
— Чижик! Сбрось газ! Тормози!
Пока машина сбавляла ход, я решил в уме простенькую задачку. Мы — на двадцатом километре Юго-западного шоссе. А корчма Кощея на таком же примерно расстоянии по Северо-западному. Получается равнобедренный прямоугольный треугольник. Гипотенуза — чуть поболее 28 километров. Если Чижик пойдет на север...
— Ну, стали, — сказал Чижик. — Что теперь?
— А теперь видишь Полярную?
— Какую Полярную?
— Звезду. Вот там, маленькая, как раз над клином леса. Иди все время на нее. Утром выйдешь в район корчмы у креста или чуть восточнее. Кощею пароль: «Ой, за гаем, гаем...»
— Ясно. Ну, а ты, значит...
— Значит, надо. Не теряй времени. Запашному расскажешь всё.
Он вышел из машины, а я поехал вперед. Слева, за двойной линией лип, заблестел под луной пруд. Я свернул, медленно подъехал к обрыву. Глубоко!
Те автомобили сзади уже настигали. Лучи их фар заскользили по липам. Выйдя из машины, я подтолкнул ее. «Адлер» плюхнулся в озеро. Вода покрыла его.
Немцы все-таки заметили, как я сворачивал влево. Одна их машина прошла вперед, вторая остановилась, и оттуда высыпали солдаты. Прячась за стволами, я побежал мимо пруда, к въезду в усадьбу «Общества любителей зимней охоты».
Спереди и сзади приближались развернутыми цепями солдаты. Они шагали поперек шоссе и по полям, за липами. Но я уже стоял в тени кирпичного забора и нажал пуговку звонка у ворот.
— «Птицелов из местных, с хорошей рекомендацией...»
Глава пятая
ХАУПТШТУРМФЮРЕР ВОЛЬФГАНГ ФОН ГЕНКЕЛЬ
Солдат проводил меня в зальце с колоннами. Из-за стола в углу вскочила фройляйн в форме вспомогательных войск. У нее были круглые очки, унылый нос и роскошная светло-каштановая коса. Докладывая, что майор Лемп в городе, а лейтенант Кляйнер сейчас освободится, девица покраснела. Ее оттопыренные уши были густо розовыми на просвет. Занятно! Неужели это она выручила Аркадия Семенца?
Девица предложила сесть и сама уселась так, что были слишком хорошо видны ее ноги в изящных туфельках, вопреки форме.
Я тут же взял дружески-игривый тон. Ее звали Эрна.
— А почему не Эри? Так называется озеро в Канаде. Вы там не бывали, Эри? Ваши глаза напоминают это озеро. Снимите-ка очки!
Мы уже были почти приятелями, когда ее позвал Кляйнер. Не дожидаясь приглашения, я тоже вошел в кабинет.
Слева небольшая дверь, столик с креслами. Справа — сейф, яркая лампа на обширном письменном столе, за котором терялся в этой полупустой комнате маленький лейтенантик. Он узнал меня мгновенно и не слишком удивился:
— Прошу вас, герр хауптштурмфюрер!
Мы поздоровались как знакомые, без официального «хайль».
Кляйнер извинился за вчерашний обыск и тут же попросил документы. Я сказал, что предъявлю их Лемпу. Тут Кляйнер обратил внимание на мои сапоги, залепленные грязью:
— Вы пришли пешком?
— Да нет! Преследовал одного типа, залез по горло в болото. Ну, а потом у ваших ворот отправил машину. Срочный пакет в Ровно. Лейтенант, вам не приходит в голову, что я голоден? Ужин — сюда, в кабинет, а я пойду приведу себя в порядок.
— Слушаюсь, герр хауптштурмфюрер. Если разрешите, я пока допрошу некую личность. Возможно, знаете его — Гуменюк.
Когда я вернулся в кабинет выбритым, в начищенных сапогах, Гуменюк все еще был там. Кляйнер, как водится, посадил его под свет лампы. Эрна переводила, делая заметки в блокноте.
Кивнув Кляйнеру, чтобы он продолжал, я сел за спиной Гуменюка к столику, где уже стоял ужин с бутылкой вина.
Гуменюк говорил без умолку; пыхтя, доказывал, что сызмальства ненавидит все русское. Ему противен русский язык. Само слово «Москва» доводит его до бешенства. Как он может быть связан с подпольем, если большевики лишили его имущества?
Время от времени Кляйнер прерывал это словоизвержение:
— Откуда у вас радиодетали? Где русская радиостанция?
Гуменюк разводил короткими руками, затылок его багровел.
— Придется допросить его в подвале, — сказал мне Кляйнер.
Гуменюк обернулся. Узнал или не узнал?
— А вы не церемоньтесь с ним, лейтенант. Сейчас я научу вас.
Гуменюк смотрел на меня с ужасом и удивлением.
— Вы, вы. — Он даже встал. Сейчас скажет, кто я.
— Сесть! — Я так стукнул по столу, что выплеснулось вино. — А ну рассказывай, предатель, как ты дал немецкую форму партизанскому связному. Говори, шкура, куда увезли рацию!
Я расстегивал кобуру пистолета, когда в комнату вошел мрачный Лемп в шинели и фуражке. Он увидел меня и остолбенел.
— Чему вы удивляетесь, Ферри? Хайль Гитлер!
Он ответил «хайль» таким тоном, будто хотел сказать: «Ну и денек сегодня!»
— Уберите, пожалуйста, этого кретина, — попросил я Кляйнера. — У нас с майором есть дела поважнее.
— Да, да, — сказал Лемп, — займитесь им там...
Эрна взяла его шинель и фуражку. Когда все вышли, я показал Лемпу жетон и документы фон Генкеля:
— Вы молодец, Ферри, не ошиблись тогда.
— Только идиот мог считать вас русским, — буркнул он. — Но зачем все это?
И тут я рассказал ему, что по заданию генерала Томаса провожу секретную проверку местной службы безопасности.
— Вы в курсе сегодняшних ужасных событий, герр майор? За это крепко достанется всем.
— Еще бы! Весь город в панике, будто русские танки уже на мосту. А этот флаг на башне? Почему-то морской?
Я налил по бокалу себе и ему. Он выпил, но остался мрачным. Тут я «пошел на откровенность», сказал, что в четвертое управление СД в Берлине еще несколько дней назад поступили сведения о подготовке покушения на Берга и Хокка. Именно поэтому вместо них прибыли менее значительные лица. А местная СД показала свою полную бездарность, если не хуже.
— Они умеют только мешать вам, Ферри. Впрочем, и вы не брезгаете вмешательством в их дела.
Тихо, как мышка, в дверь проскользнул Кляйнер и вызвал Лемпа. Понятно! Гуменюк сказал Кляйнеру, что я партизан.
Оставшись один, я убедился, что ящики стола не заперты. Ничего важного там нет. Сейф обычный. Я видел такие в советских учреждениях. Маленькая дверка ведет в комнатку с архивными шкафами и умывальником. Выход из комнатки — только сюда.