Мясной Бор - Гагарин Станислав Семенович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
Она вспомнила Сашу Баскакова, на сердце посветлело, и Настя невольно улыбнулась, зная, что сквозь марлевую маску сестра Елена ничего не заметит.
Сделала первые стежки, шов получился ровным, будто на показательной операции профессора Емельянова в институтской клинике госпитальной хирургии. «Ай да Настя!» — залюбовалась она собственной работой. И тут услыхала вдруг шум за спиной, кто-то ворвался в палату и резким голосом закричал:
— Хенде хох!
Обер-лейтенант сумел оторваться от преследования. Рота Кружилина, которая опоздала прийти на помощь четырем своим красноармейцам, не догнала его. Шютце быстро увел ландзеров на север, следы их затерялись в лесу. Случилась вдруг изрядная метель, она и помогла пришельцам убраться невредимыми восвояси.
Обер-лейтенант обошел выдвинутые к Красной Горке передовые посты 327-й дивизии, для надежности взял еще севернее, чтобы не войти в соприкосновение с русскими, а затем резко свернул направо, зная, что так он быстрее попадет к позициям родной дивизии. Вернувшись, Шютце немедленно доложил командованию о результатах рейда. За время, проведенное в тылах противника, его люди собрали данные, которые свидетельствовали о том, что русские по-прежнему стремятся только наступать. Иваны не заботятся о собственной обороне, беспомощны в случае контрудара. Их пехота не обеспечена огневой поддержкой, несет огромные потери в постоянных фронтальных атаках, в которые упорно бросают солдат их командиры и комиссары.
Вернер Шютце высказал и собственное предположение: на главном направлении удара русские, атакующие Любань, скоро выдохнутся.
— Если не получат значительного подкрепления, господин генерал, — добавил обер-лейтенант. — Но это маловероятно.
— Почему вы так считаете?
— Они бы их уже получили. Русские не хуже нас знают: после зимы наступает весна. А ведь они сидят на болоте! Или наступать сейчас, но для этого нужны свежие силы, или отводить армию из мешка… И я позволю себе добавить, господин генерал, что время работает на нас. Если закроем коридор у Мясного Бора, русская армия окажется в ловушке.
«Он говорит так, будто присутствовал на совещании у фюрера», — усмехнулся командир дивизии.
Люди Вернера Шютце получили трехдневный отдых, а те, кто особенно отличился, внеочередной отпуск для поездки на родину. Среди этих счастливчиков оказались Руди Пикерт и Вилли Земпер. Баварец, не мешкая, собрал пожитки и уехал проведать любимых коровок, а Руди отказался от заслуженной награды и, отдохнув немного и отоспавшись, напросился в очередной рейд. Студент-богослов не мог забыть ужасной смерти Ганса Дреббера и презрел христианский принцип всепрощения. Он жаждал мстить русским. На них, безбожников, нормы евангельской этики не распространялись.
…Четвертый день шастала группа из четырех солдат, в которую входил и Руди Пикерт, по русским тылам. Она вклинилась туда на стыке позиций 46-й и 92-й дивизий. Разведчики, попытали счастья вправо от основного маршрута, но там дело дважды срывалось, и группа, возглавляемая обер-фельдфебелем Куртом Вайсмахером, вышла на тылы дальневосточников.
В эти дни, полные боевых забот и тревог, Руди Пикерт обрел душевное равновесие, из которого так неожиданно для него самого, старого солдата, навидавшегося ужасов войны сверх меры, его выбила огненная смерть Ганса Дреббера. Теперь саксонец начинал видеть в его кончине некое жертвенное, необходимое начало. В огне, сожравшем товарища, Руди усматривал символический смысл, призванный освятить свершаемое ими, рыцарями вермахта, в этой погрязшей в неверии стране, в которой так много еще языческого, варварского, увы…
Размышляя об этом, Руди Пикерт вспоминал письмо от жены фельдфебеля, которое Вайсмахер показал ему перед выходом в тыл русских. Его Катрин писала: «Хотелось бы, чтобы у вас все поскорее кончилось, но я боюсь, что Петербург легко не сдастся… Говорят, что русские стали крепко драться. Трудно себе представить, чтобы подобный народ требовал от нас столько жертв. Надо раз и навсегда выкинуть его из мировой истории».
— У моей толстушки куриные мозги, — усмехнулся Курт, когда Руди обронил замечание о политичности мышления его супруги. — Это она пересказывает идеи своего братца Михеля, который пристроился по пропагандистской части у нашего гауляйтера под крылышком. Прежде он пописывал статейки об арийском расовом превосходстве, а теперь учит немцев, как осуществить его на практике. К сожалению, русские не читают наставлений моего умного родственника, они явно не жаждут оказаться на задворках истории и дерутся, как черти.
— Пусть бы приехал сюда и поучил нас воевать, — проговорил случившийся при разговоре Ганс Вебер. С ним и Гейнцем Адамом фельдфебель и Руди готовились отправиться в поиск.
— После войны немецкий народ воздаст должное тем, кто дрался в этих забытых богом местах, и тем, кто отсиживался в рейхе, — сказал Руди и поморщился, осознав, как напыщенно и фальшиво прозвучала его фраза.
Курт Вайсмахер рассмеялся.
— Такие, как Михель, будут нами командовать и после войны, Руди, — сказал он. — Я давно присматриваюсь к тебе, земляк, и не могу понять: ты или в самом деле святой, или… Может быть, перенес контузию, тяжелое ранение головы? С твоим умом и хорошо подвешенным языком самое место среди офицеров пропаганды, а не среди солдатни.
— Я хочу постичь дух этой священной войны, — стараясь говорить попроще, с виноватой улыбкой сказал Пикерт. — А это возможно только среди вас.
— Ты прав, товарищ, — с серьезным видом произнес Гейнц Адам и вдруг громко испортил воздух. — Понюхай, понюхай, чем она пахнет, эта свинская война!..
«Может быть, они правы, — думал сейчас Руди Пикерт, вспоминая, как хохотали до икоты ландзеры, по достоинству оценив выходку Адама, — и война эта действительно свинская… Но тогда смерть Ганса бессмысленна?! Как же так?..»
Идя на лыжах вслед за Вайсмахером, который довольно легко преодолевал зимнее бездорожье, поскольку работал прежде егерем в охотничьих угодьях Саксонии, Руди Пикерт с удивлением вдруг, поймал себя на мысли о том, что войну он ненавидит больше, нежели врагов. Он и прежде бывал смущен тем, что ему не удавалось персонифицировать то зло, которое обязаны были олицетворять русские. Руди немало повидал пленных красноармейцев и командиров, наблюдал он, как в их колоннах выявляют комиссаров и евреев, подлежащих согласно приказу фюрера расстрелу, — этим занимались зондеркоманды. Сходился Руди с ними лицом к лицу и в боевых схватках, в которых погибали его сослуживцы. Но ведь и они, немцы, отправляют на тот свет немало русских парней…
Идущий впереди Курт Вайсмахер остановился и поднял руку. Гейнц Адам и замыкавший движение группы Вебер тотчас же взяли вправо и влево, изготовились к стрельбе. А Руди приблизился к обер-фельдфебелю.
— Тропа, — шепнул Курт. — И порядком набитая… Осмотри ее, Руди, а я тебя прикрою.
Пикерт выдвинулся вперед.
Тропа была странная. Слишком узкая для автомобилей или даже конной повозки и достаточно широкая для пешеходов.
Справа донеслась приглушенная стрельба. Можно было разобрать звуки автоматных очередей, хлопанье винтовок, вот застучал пулемет, потом послышались разрывы мин.
— Наши ведут бой с русскими, — сказал Курт, когда Руди вернулся с тропы. — Попробуем устроить засаду?
Пикерт не успел ответить. Пришел непонятный звук слева. Ландзеры залегли. Из-за деревьев вылетела собачья упряжка. На длинных, узких санях, увлекаемых дюжиной псов, запряженных попарно, сидел солдат и подгонял собак непривычными для немцев криками.
Упряжка пронеслась под носом у ландзеров, не успевших сообразить, что им сделать, какое принять решение.
— In Rick unk Schick, — прошептал Курт на ухо лежавшему рядом Руди. — Все идет как следует… Это тропа для собачьих упряжек, на которых русские вывозят раненых в тыл. Парень ехал пустой. Значит, указал нам дорогу.
Вайсмахер подал знак остальным и, когда Вебер с Адамом приблизились, приказал разделиться по двое. Он с Вебером пойдет по левой стороне тропы, а Руди с Гейнцем по правой. Как только та или иная группа берет штиммефанген, все уходят восвояси.
