Акт возмездия - Михайлов Максим (читать книги бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
Ну вот, пожалуй, практически то, что нужно:
"Имеет ли преступность национальное лицо? Сегодня окончательно стало ясно, что да, имеет: необрусевшие кавказцы – скоты и ублюдки. Это люди, которые приехали в Россию грабить, убивать, наживаться. Наказывать вредоносных чурок следует сразу же после поимки. На месте…"
Вполне ясный ничем не завуалированный призыв к насилью, направленный против конкретной группы лиц, объединенных по этническому признаку. Красный маркер отчеркивает нужные строки, потом они будут тщательно сведены вместе. Выделенные красным – призывающие к кавказским погромам, выделенные черным – зовущие к борьбе против существующий власти, синие, зеленые… Все будут разбиты по группам и классифицированы… Скрупулезно, без гнева, или жалости, беспристрастно, ибо в этом и есть основное правило и непреложный закон для эксперта и профессионала. Однако без гнева и жалости не выходило, слишком уж эмоционально насыщены были тексты – пугали, возмущали, выбивая из состояния профессионального равнодушия и отрешенности, иногда, правда, очень редко, вызывали что-то вроде болезненной жалости к писавшему, жалости очень похожей на сочувствие здорового человека к инвалиду.
Вот еще интересный документ, нечто вроде кодекса поведения, или краткой памятки:
"Соратник, являясь полномочным представителем Русской Нации, обязан восстанавливать справедливость в отношении Русских людей своей властью и своим оружием, не обращаясь в судебные и иные инстанции…
Любые вопросы соратник решает, руководствуясь только национальным правосознанием и в соответствии с полномочиями, данными ему старшими товарищами, никаким иным законам он при этом не подчиняется…"
Вот так вот, прямой призыв к внесудебным расправам.
Михаил Соломонович все скользил и скользил глазами по тексту вчитываясь в каждое слово, стараясь постичь больную логику писавшего, проникнуть в нее, глянуть на мир с его позиций… Читал, а глаза волей, не волей, все возвращались к отброшенному в сторону последнему листу, где уже не убористым компьютерным шрифтом, а живой нервной рукой кто-то криво подписал жирным красным фломастером, подводящую итог сказанному фразу: "Родина за гондоны не продается!"
Звонок во входную дверь разразился прерывистой соловьиной трелью. Однако Михаил Соломонович даже не повернул головы. Есть кому открывать и без него. К тому же с вероятностью близкой к единице это опять кто-то из гостей, подружек и прочих непременных участников и участниц предстоящего всего через два часа действа. Заранее начинают стягиваться, наполняя дом веселой атмосферой ожидания. Эх, девоньки, мне бы ваши заботы… А тут сиди вникай в сочащиеся мутным ядом ненависти страницы…
Ильза вихрем ворвалась в небольшую прихожую и распахнула двойную по последней моде дверь, даже не глянув в глазок. Чего глядеть? И так понятно, кто может сейчас прийти! Однако при виде стоящего на площадке молодого парня в светлой, выгоревшей почти до бела джинсовке улыбка медленно сползла с ее лица. Уж больно не соответствовал очередной гость предстоящему мероприятию.
– Здравствуйте… Вы к кому? – растеряно пролепетала женщина, встретившись со спокойным, холодным взглядом водянисто-голубых глаз.
– Шац Михаил Соломонович здесь живет?
– Да, здесь… Я сейчас позову…
Потом Ильза скажет следователю, описывая приметы нежданного визитера: "Он знаете, чем меня поразил? Уверенностью своей, спокойствием… Ну, понимаете, вы когда первый раз приходите к незнакомым людям все равно как-то нервничаете, волнуетесь… Как встретят? Что им сказать, чтобы произвести хорошее впечатление? Ну это неосознанно происходит… А этот говорил так, будто он здесь хозяин, а я к нему в гости пришла. Этак с ленцой, будто приказывал…"
– Пап, там к тебе молодой человек пришел!
– Да? Может кто-то из студентов?
Михаил Соломонович поспешно встал из-за стола и вышел в прихожую. Парень в джинсовой куртке дисциплинированно дожидался его на лестничной площадке, не делая попыток зайти в квартиру.
– Михаил Соломонович?
– Да, я… Мы с вами знакомы?
– Увы… – парень сожалеюще качнул головой. – А теперь уже навряд ли познакомимся…
– Не понял… Что Вам угодно?
– Мне угодно очистить планету от сионистской мрази, – все так же спокойно, не повышая голоса, произнес молодой человек. – Зря ты, падла, на ментов работать начал… Не надо было…
– Что?!
Возмущенный крик застыл у профессора в горле, когда рука незнакомца, ловко нырнув под полу куртки, появилась на свет с матово блеснувшим металлом и темным лакированным деревом обрезом охотничьей двустволки. Щелкнули, поднимаясь, курки. Бездонные жерла отсверкивающих окружностями распилов стволов поднялись, заглядывая Михаилу Соломоновичу в лицо. Профессор ощущал себя будто во сне, в липком кошмарном бреду, когда ты не можешь тронуться с места, не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой, а огромное зловещее чудовище тянет к тебе когтистые лапы. И ничего, ничего нельзя предпринять для спасения…
Впрочем в какой-то мере так оно и было… Всю жизнь проживший в своем отрешенном от действительности книжном мире профессор, никогда не сталкивался с опасностями реальной жизни, можно даже сказать не подозревал об их существовании. Даже занимаясь лингвистическим анализом экстремистских материалов, он всегда оценивал их с чисто академической точки зрения, при этом люди, стоявшие за убористыми строчками текстов, представлялись ему не более реальными, чем персонажи мультфильмов, сказок и комиксов. Просто безликие картонные фигуры, не имеющие ни плоти, ни объема… И вот сейчас перед ним вдруг материализовался один из этих эфемерных объектов изучения, и не просто обрел плоть и кровь, а имеет четкое и недвусмысленное намерение лишить его, Михаила Соломоновича, самой жизни… Это ли не повод, для того, чтобы впасть в ступор, это ли не достойная замена любому галлюциногенному бреду?
Поднявшись на уровень его глаз жерла стволов замедлили свое движение, а после и вовсе замерли, давая профессору возможность в полной мере оценить грядущую перспективу.
– Э-э… молодой человек… Извините, не знаю как вас зовут… – попытался заговорить профессор. – Вы не должны этого делать… Не сейчас…
Он вдруг до невозможности остро ощутил всю неправильность, всю невозможность происходящего. Такого не должно было, не могло случиться в его простом и ясном мире… в том мире, где Софочка, наконец, готовилась к свадьбе, где студенты прилежно конспектировали его лекции, где ждала недописанная докторская, где уже почти закончена была сложная и ответственная работа по заданию городской прокуратуры… Там, в этом солнечном радостном мире просто не было места ненависти, желанию убивать, направленным в лицо неровно отпиленным у самого цевья стволам… Все это было не оттуда. Все было чужое. Вывалившееся по чьему-то недосмотру из параллельной реальности. И пока не поздно ситуацию надо было исправить, объяснить это несоответствие мальчишке с холодным остановившимся взглядом, чей указательный палец уже лег на спуск.
– Вы не можете выстрелить, – уже чуть более уверенно, обретающим, наконец, свое полное звучание голосом произнес Михаил Соломонович, просительно заглядывая в лицо убийце. – Понимаете, у нас сегодня свадьба…
– Ну, тогда… Горько! – растянул губы в искусственной неживой улыбке парень.
А потом по глазам Михаила Соломоновича ударило пламя. Он даже не успел зажмуриться, как к яркой вспышке добавился чудовищный грохот. Вселенную тряхнуло, раскалывая на части, ударило в голову, ослепило невыносимой, нестерпимой болью, к счастью продолжавшейся лишь мгновение. А потом пришла тишина, и темнота, непроницаемая, чернильная, мертвая…
Профессор умер еще раньше, чем его отброшенное выстрелом прямо на крепкую металлическую дверь тело сползло на керамическую плитку лестничной площадки. Убийца выстрелил сразу из двух стволов, буквально разнеся голову Михаила Соломоновича в куски. Сноп крупной дроби выпущенной в упор исковеркал, разломал лицевые кости, вынеся всю заднюю половину черепа, щедро расплескав кровавую кашу и студенистую жидкость мозга по дверной филенке.
