Штрафной удар - Мелентьев Виталий Григорьевич (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Он сделал свое дело, этот хитрющий майор. Маракуша еще проверял Матюхина как офицера. Боевая удача Андрея? Она единожды может быть у каждого. А разведка – это профессия. В разведке нужна постоянная удача. Ее нужно организовать, предусмотреть, ее нужно добиться, отвоевать, вырвать у врага. На такое способен не просто умный и удачливый человек, а профессионал. Стать профессионалом Матюхин просто еще не успел. Данные у него, конечно, имеются, но… Но спешить не следовало бы.
Конечно, в душе капитан понимал, что профессионалами не рождаются. И способных молодых ребят нужно и поощрять, и смелее продвигать по службе, а все-таки… все-таки не слишком уж решительно. Вот почему слова майора Зайцева вселили в душу Маракуши не слишком доброе отношение к Матюхину. И Матюхин это почувствовал, уловив в ходе внешне доброжелательного разговора.
– Что смотреть? – ответил Андрей капитану. – Приказа еще не было, а думать… думать я думал. Да и вы готовили.
– И что ж надумал?
– Полагаю, что брать взвод не следует. Три – пять человек вполне достаточно. Если это будет разведка… без диверсионных задач. Группу мысленно подобрал. Похоже, нашел и место перехода линии фронта.
В сущности, Матюхин сделал все, что собирался ему приказать Маракуша. Это и понравилось капитану и, из-за слов майора, насторожило: быстрый уж очень… Не самоуверенность ли это? Может, Андрей в душе считает, что, кроме него, в роте справиться с задачей больше некому?
Капитан испытующе взглянул на Андрея, и Матюхин неожиданно для себя признался:
– Группу подобрать-то подобрал, а… А в душе еще в ней не уверен.
– Это ж почему? Если подобрал…
– Понимаете, товарищ капитан, какое-то странное ко мне отношение… Как будто испытывают меня. Не ощущаю доверия… Вот и волнуюсь.
«Нет, он не загордился, – подумал капитан. – Говорит правду, просто думает о будущем».
Но вслух сказал:
– Не очень это… хорошо.
– По-моему, даже плохо. На задание нужно идти, когда и ты веришь подчиненным, и они тебе верят. Как, впрочем, и друг другу. А я этого полного доверия еще не замечаю.
– Пробовал свести отобранных в одну группу? Например, на занятиях. Поставить им особую задачу, походить с ними?
– Нет. Этого не делал.
– Почему?
– Если честно – так опасаюсь. Люди же заметят, что я кого-то выделяю, и подумают, что либо я готовлюсь к чему-то, а это излишние разговоры и в конечном счете хоть и не выдача, но намек на выдачу военной тайны, либо что я подбираю любимчиков и тренирую их особо.
«Прав, – решил капитан, – прав!»
– Но ведь рано или поздно придется собирать группу.
– Так ведь тогда будет конкретная задача. А сейчас только варианты. И изучение людей. Притирка.
– А кто при всех случаях пойдет с вами? Если придется, разумеется.
– Сутоцкий. Мы с ним уже ходили. И Грудинин.
– А почему Грудинин? – помрачнел Маракуша: он собирался откомандировать Грудинина в батальон. Делать снайперу в разведроте нечего.
– Во-первых, он мне нравится: старательный и своего дела не забывает. Во-вторых, он старше всех, а там… – Андрей махнул в сторону фронта, – там иногда нужен человек с житейским опытом. Не везде и не всегда возьмешь только выучкой. Там еще что-то нужно.
Матюхин не раскрыл, что же еще нужно в тылу врага, но Маракуша понял его. Есть в разведке что-то неуловимое, что отличает ее от остальных видов боевой деятельности. Нужен ей и обыкновенный житейский опыт. Очень нужен. Когда и какой? Никто не знает… Потому что разведка всегда творчество в самых различных, неповторимых обстоятельствах. И Маракуша согласно кивнул.
Они шли молча к опушке леса, вдоль слабо накатанной полевой дороги, поднимая сапогами уже невидимую, пахнущую увяданием знойную пыль, и слушали, как где-то справа, в поле, еще робко, словно примериваясь, покрикивают молодые перепела: «пить-пойдем».
Тут их догнал на «виллисе» подполковник из армейского смерша Каширин. Он легко соскочил с машины, ловко, но несколько небрежно ответил на приветствие младших офицеров и сразу же приступил к делу.
– Капитан, вы участвовали в прочесывании леса, где ранили Лебедева. Что вы заметили необычного?
– Если бы заметил, принял бы меры или доложил, – пожал плечами Маракуша: он недолюбливал смершевцев.
– Это понятно. Но знаете, как иногда бывает: вначале, в горячке, замеченному не придаешь значения, потом оно как бы всплывает в памяти – мелкое, незначительное, даже непонятное, но чем-то примечательное. Такого не обнаружилось?
– Никак нет, товарищ подполковник.
– Жаль. А вы, товарищ младший лейтенант, ничего не заметили?
– Никак нет, товарищ подполковник.
– Опять жаль. И еще. Ваши люди несут службу на передовой. Сами вы там бываете. В тот день или сегодня ничего примечательного не обнаружили? Например, дыма?
– Я видел дым, товарищ подполковник.
– Где? Когда?
Матюхин рассказал обо всем замеченном.
– Вы можете точно определить, в каком месте поднимался дым? – Каширин протянул карту, и они подошли к машине. Шофер услужливо включил прикрытые коробками фары.
– Вот отсюда, товарищ подполковник, – уверенно указал точку на карте Андрей.
– Почему вы говорите так определенно?
– Видите ли, я смотрел на него несколько раз, а когда кто-то еще и выстрелил трассирующими как бы вдоль дыма, то еще подумал, что люди без дела совсем разболтались и за это могут поплатиться.
– То есть как это – поплатиться?
– Ведь противник тоже видел этот дым. Он мог подумать, что это просто случайный костер. А вот если на фоне дыма прошли трассы пуль, он обязательно поймет, что возле этого костра есть и люди. А что стоит артиллерийскому разведчику передать данные на батарею? Минутное дело! И могли бы накрыть артогнем.
Смуглый Каширии потемнел, и глаза у него стали совсем темными, сосредоточенными.
– Вы уверены, что видели трассы? И вам не показалось, что дым… несколько необычный?
– Трассы я видел точно, а цвет дыма… отдавал в оранжеватость. Но я смотрел на него часа два с половиной тому назад, солнце уже перевалило в закат, и потому мне могло показаться, что дым странный.
– Вы доложили кому-нибудь о своих наблюдениях?
– Никак нет.
– Почему?
– Во-первых, еще не успел – только что пришел с передовой, а во-вторых, честно говоря, не придал особого значения.
Каширин опять уточнил точку предполагаемого костра, попрощался и уехал.
– Закрутились, – усмехнулся Маракуша. – Когда припекло, так и разведчиков вспомнили. Ну ладно, Матюхин, иди отдыхай, о нашем разговоре, естественно, молчок, но сам думай. Чует мое сердце – скоро пойдем.
Отдыхать младшему лейтенанту Матюхину не пришлось. На рассвете его разбудил дежурный и передал приказ: взять двух – трех бойцов и прибыть в штаб армии.
– Капитан знает? – спросил он у дежурного. – А он и приказал. А сам поехал в дивизию.
Кого взять? Может быть, сразу и на задание? Может, решили забросить воздухом?
– Сутоцкого, Грудинина и Шарафутдинова – ко мне в полном боевом.
Пока Андрей одевался, осматривал оружие, он заставил себя обдумать свой поступок – почему он сразу, спросонья решил взять с собой еще и Шарафутдинова? Ведь до этого он никогда не думал о нем. Гафур Шарафутдинов, небольшого, даже маленького росточка, тонкий в талии, почти подросток, пришел с последним пополнением. Его темно-карие, по-татарски твердые взглядом глаза всегда казались Андрею веселыми и чуть лукавыми, словно Гафур знал о каждом что-то смешное, но не спешил об этом рассказывать. Ловкий, стремительный, в рукопашных схватках он проскальзывал между рук товарищей и умел всегда очутиться сзади нападавшего.
– Как пескарь, – говорили о нем. – Скользкий и колючий. Было в этом пареньке что-то очень привлекательное. Но ведь не это же заставило Андрея сразу же подумать о нем. И только одевшись и как следует обдумав, Андрей вспомнил одно из главных достоинств Шарафутдинова – он великолепно говорил по-немецки; потому что жил в районе немецких колоний и учился в школе, где преподавание велось на немецком языке.
